В роще зажглось вечернее освещение. Новиков лег на траву, закинув руки за голову, и задремал. А Резницкий подсел к идиоту, отдыхающему поблизости, и осторожно коснулся пальцами его запястья, отыскивая пульс. Идиот даже не взглянул на Резницкого - видно, лень было шевельнуть веками. Он медленно перевалился на другой бок, и тогда неугомонный Резницкий занялся его хвостом.
Тут над рощей пронесся долгий печальный звук, он забирался все выше, выше и сделался нестерпимым для слуха. У Резницкого заныли зубы. Новиков сел и, скривившись, зажал уши ладонями. По всей роще подымались серые существа, а те, что бродили, - останавливались, задирая морды кверху.
Высокий звук оборвался, возникла странная музыка: медленное трезвучие повторялось в разных тонах. Серые существа принялись раскачиваться из стороны в сторону. Нельзя сказать, что они поспевали за ритмом, но, видимо, им нравилось раскачиваться.
- Идиоты танцуют! - Новиков изумленно смотрел вокруг. - Недурно их развлекают, однако…
- Посмотрите на вашего Севастьяна, - сказал Резницкий.
- Где он? Как вы его отличаете?
- Вон тот, с карандашом в руке.
- А, - Новиков засмеялся. - Танцует с научным видом. Ну, умора! - Он застрекотал кинокамерой.
Танцы продолжались около получаса по местному времени. Затем последовало длинное воющее "вл-вл-вл-вл-вл-вл", и вдруг голос Резницкого отчетливо произнес:
- Инспектор укусил муху за левую ногу.
Разведчики ошалело переглянулись.
А над рощей неслось:
- Последнее дело - запивать шашлык лимонадом.
- Слон бэ-семь шах!
- Петух схватил мокрую тряпку…
Машина в строгом порядке - от конца к началу повторила все, что разведчики говорили во время двух посещений Центра. Все, включая шепот Резницкого: "Не надо здесь разговаривать, оно может слушать…" Все, вплоть до первой фразы Новикова: "Ишь, разрисовали…" Затем машина в быстром темпе прогнала запись в обратном порядке и занялась вариантами.
- Шашлык запивать свежий воздух… Петух укусил слон на балконе… Визжать от восторга будут инспектор…
Центр громоздил фразы, усложнял их, отбирал слова с одинаковыми окончаниями: "запивать - визжать - слушать - анализировать".
- Ловко работает, собака, - прошептал Новиков, ему было и интересно, и страшновато. - Изучает язык…
- Ногу - муху - тряпку, - деловито группировала машина.
- Хорошо еще, что мы не выболтали там своих намерений, - тихо сказал Резницкий. Лицо у него было бледное, в крупных каплях пота.
Кррак! Все стихло. И после короткой паузы - смена пластинки. Теперь роща наполнилась неприятными звуками - будто пустые консервные банки перекатывали на деревянном полу. Банки безобразно дребезжали то на низких нотах, то на высоких.
- Посмотрите на Севастьяна, - шепнул Резницкий.
Серые существа после окончания танцев почти все улеглись спать, лишь несколько фигур бродили среди деревьев. А Севастьян стоял возле разведчиков в напряженной позе, вытянув длинную шею, - будто прислушивался к перезвону банок, и безгубый рот его слегка шевелился. Резницкий не сводил с него глаз.
Но вот неприятные звуки смолкли. "Вл-вл-вл", - провыла машина, и воцарилась глубокая тишина.
- Концерт окончен, - проговорил Новиков и утомленно опустился на траву. - Такие-то дела, брат Севастьян.
Центр не принимает задачи
В семь утра по местному времени разведчики связались с кораблем и получили свои данные, обработанные вычислительной станцией.
- Это гипергеометрический ряд с пятью параметрами, - сказал Прошин. - Вы уверены, Алеша, что сможете спрограммировать задачу о снятии защитного поля?
- Уверен, Павел Иванович, - без колебаний ответил Новиков, но голос у него был тусклый. - Если, конечно, Центр не будет активно противодействовать…
- Поторопитесь. Мы скоро закончим ремонт. Вы слышите?
- Слышу. У нас на исходе питание передатчика. Придется ограничиться двумя сеансами - утренним и вечерним. В девять вечера мы сообщим следующие данные.
- Хорошо. - Прошин говорил очень спокойно. - Но вы поторопитесь. Пожалуйста, поторопитесь.
Позавтракав, Новиков отправился в Центр продолжать работу. Резницкий напутствовал его подробными предостережениями и остался в роще: он тоже торопился закончить свои исследования.
Когда Новиков около трех часов дня возвратился в рощу - "к обеденному прянику", как они говорили, - он застал Резницкого в сильном возбуждении.
- Они катались на колесе… Да, они катались, и колесо очень сильно раскрутилось. Двое вылетели из кресел, понимаете, двое, один за другим, и расшиблись насмерть…
- Да вы успокойтесь, Сергей Сергеич, это у них…
- Понимаете, что-то щелкнуло - раз-раз! - и двое вылетели. Потом, когда колесо остановилось, я посмотрел - там есть устройство для раскрывания шарниров на ходу. С довольно сложным приводом. Но ведь они не могли сами включить его, вы понимаете?..
- Сергей Сергеич…
- И эта рабская покорность судьбе - ужасно, Алеша! Какое страшное вырождение! Поразительно: совершенная техника, выверенное на века управление - как могут при всем при том происходить несчастные случаи?..
- Да послушайте, - прикрикнул Новиков. - Чего, вы разволновались? Я разобрался в пищевом блоке и в устройстве, которое ведает развлечениями. И вот что я вам скажу: несчастные случаи запрограммированы.
- То есть как? - Резницкий уставился на кибернетиста. - Вы хотите сказать…
- Они запрограммированы так же строго, как выдача пищи. Для того, чтобы точно регулировать количество населения. Учет ведется по счетчикам кормушек, и если появляются лишние рты…
- Но, Алеша, если так, то мы…
- Да, Сергей Сергеич, очень возможно. Очень возможно, что наше появление стоило жизни двум идиотам. Вы сказали - вырождение. Что это значит? Вы думаете, их предки были развитее?
Резницкий не ответил. Он был подавлен настолько, что не захотел обедать, и Новиков с трудом уговорил его подкрепиться "пряником".
- У них великолепные синтезаторы, - рассказывал Новиков, энергично расправляясь с обеденным диском. - Они из воды, воздуха и подземного газа - видели, скважины там? - ну вот, они приготовляют из этого добра синтетическую пищу. Программирующее устройство обеспечивает колоссальное количество практически неповторяющихся комбинаций, поэтому еда всегда разная. Здорово, правда? - Он вдруг насторожился, потянул носом. - Вы чувствуете? Запахло чем-то. Фиалка, что ли… Нет, не фиалка…
Запах усилился. Он ежесекундно менялся, и разведчики не могли определить ни одного запаха из этой мелодии ароматов. Их чередование, комбинации и сила подчинялись какой-то стройной, неуловимой гармонической закономерности.
Райские жители разнеженно лежали на траве и впивали в себя льющийся аромат. Резницкий и Новиков тоже размякли от симфонии запахов - люди Земли не слыхивали о подобных развлечениях. Они невольно заслушались, вернее занюхались, и блаженные улыбки блуждали на их небритых размягченных лицах.
Первым стряхнул с себя странное очарование Новиков.
- Еще немного, и мы сами превратимся в тихих идиотов, - зло сказал он, поднимаясь и отряхивая комбинезон. - Я пошел, Сергей Сергеич.
Новиков работал в Центре до позднего вечера и вернулся усталый и мрачный, бросился на траву.
- Она выживает меня из башни, - сказал он негромко. - Проклятая машина. Работаю и все время чувствую: надо уйти. Так и тянет за душу: уйди, уйди. На психику давит, сволочь…
- Ну и? - Резницкий тревожно смотрел на него, - Пришлось уйти?
- Нет… Выдержал кое-как… Уф-ф!.. Сергей Сергеич, что-то я здорово устал, вызовите, пожалуйста, корабль и продиктуйте эти ряды. - Новиков протянул сумку с журналом. - Если я не ошибся, завтра можно будет программировать. Я приготовил алгоритмы задач.
- Это самопрограммирующаяся машина, Алеша. Примет ли она задачу извне?
- Она может принимать, - уклончиво ответил Новиков. - Там есть устройство для приема программ в виде перфокарт. Более того: я обнаружил там бланки для перфокарт с намеченной сеткой. Похожи на наши… Видимо, кто-то когда-то… - Он замолчал, задумался.
- Значит, все в порядке. - Резницкий удовлетворенно кивнул и откинул крышку передатчика.
Рано утром Прошин передал результаты вычислений. Он диктовал долго и старательно и напоследок сказал: "Желаю успеха. До скорой встречи, ребята".
Резницкий хотел пойти в Центр вместе с Новиковым, но тот резковато отказался от помощи.
- Не надо. Справлюсь сам.
И ушел. Резницкий огорченно посмотрел вслед его прямой удаляющейся фигуре, потом призвал себя к самодисциплине и занялся обитателями рая.
Севастьян, с карандашом в кулаке, держался поблизости, он то и дело крутился возле людей, и Резницкий подверг его тяжким испытаниям. Он сделал стойку на голове. Упираясь ногами в ствол дерева, он следил снизу вверх за Севастьяном. Тот вначале не среагировал, но потом остановился перед Резницким. Взгляд его скользнул по ногам биофизика, ушел в сторону, но сразу вернулся. Резницкий чувствовал, как мучительно трудно этому тупому существу заставить себя зафиксировать внимание на чем-то определенном, как упрямо сопротивляется его гладкий мозг возбуждению, поступившему от глазных нервов. Севастьян топтался на месте, вытягивал шею, повизгивал, вдруг взгляд его соскользнул вниз и уставился на лицо Резницкого. Он смотрел в одну точку не менее трех секунд!
Сергей Сергеич был очень доволен. Он принял нормальное положение, отер пот с красного лица, отдышался.