Вот теперь я использую своё право "большого уха" - подслушивать все разговоры, мерзкое в общем-то свойство, но самый большой вред от него будет мне, потому что те, кого я слушаю, никогда не узнают об этом, а вот мне достанется часть их душевной грязи. А тайн на станции нет. Их просто невозможно сохранить. Мы, как в большой деревне, всё знаем друг о друге всё.
Я слушаю как ругается Джилли по кличке "Бюст", начальница кухни- громадная баба откуда-то с юга Американского континента, впитавшая несколько расовых признаков от негроидной до испанской, отличающаяся прожорливостью, упрямством и гордо носящая такой огромный бюст, что кличка даже льстит ей.
Всю жизнь она работала в тюрьмах и ничего не умела больше делать, кроме как кормить своих подопечных.
В состав её речи, в основном входят собаки, черти, их родственные отношения и состояние гениталий и частей тела. В этом, впрочем, нет ничего необычного, все помнят, что это место - тюрьма со всеми её закидонами и мат является основным лексическим набором, за годы жизни здесь на Джилли уже перестали обижаться, хотя всё же ко мне поступила информация о зарождающемся конфликте и надо в этой гадости разобраться.
Минут десять я наслаждаюсь концертом, но больше выдержать не могу. Смысла слов всё равно не понимаю, потому что её английский - это сплошной латино - негритянский мат, в котором я плохо ориентируюсь. Но прекрасно понимаю, как может "достать" такое обращение.
- Первый, дать Двести третий, установить перевод
- Есть Двести третий.
Сейчас Шива играет ещё и роль переводчика, который будет выбирает из слов Джилли только суть, отсеивая лингвистические излишества.
- Morning, Jilly, how our lunch?
Надеюсь, мой английский ей понятней своего. Моя задача - охладить пыл этой горячей мадам, сбить конфликтную остроту, но реакция человека может быть совсем не той, какую ожидаешь, поэтому я просто невинно спрашиваю, как там дела с завтраком.
Голосом, напоминающим оперное контральто, очень далёким от квакающего голоса самой Джилли, Шива произносит:
- Босс, завтрак готов. Отклонения в норме. Заканчиваем расфасовку.
- А это можно употреблять?
Я, конечно, уже знаю, что печь неисправна, но что и до какой степени?….Поэтому не представляю, о каких нормах может идти речь.
- Нулевой уровень. Хорошо хоть горячее. Пока не исправим печи все равно ничего лучшего не будет.
- Как там девочки, справляются?… Может быть, нужна помощь?
Она, только что распекавшая своих подчиненных, неожиданно для меня начинает атакующе защищать их:
- Девочки очень стараются и не надо к ним придираться, приходится менять тару в накопителях, день уж сегодня такой, но девочки молодцы…
Понятно, то, что мне показалось базарной ссорой, на деле оказалось обычным выражением эмоций. Или это тактика такая - не давать своих в обиду, а бить их самостоятельно?
- Первый - дать синхронный звук.
- Есть синхронный.
- И убрать прослушивание.
- Есть, убрать.
Теперь нас соединяет прямая связь, компьютер работает как дуплексная радиостанция. В уши врывается какой-то шум, я слышу как Джилли шипит на своих теток. Я не люблю ее, не терплю, но выбирать сотрудников не имею никакой возможности, поэтому иду на прямой диалог, который считается здесь поощрением, эдаким почесыванием служебного пса за ухом. Сам себе внутренне усмехаясь, чеканю своим мордовским акцентом:
- Jilly, I hope, that's will be all right. You can feed people.
- Йес, да, сэр! Хэра-шо! Будэм кущать?
Сколько лет слушаю этот дикий говор, а всё никак не привыкну. Интересно, у кого она набирается русских слов? Но ведь старается, надо отдать должное. И тут же смеюсь и над собой: а любопытно, какими саркастическими словечками она комментирует мой английский? Я откланиваюсь.
- Yes. Of course. Thank you? Jilly.
- Первый, Конец связи.
Весь диалог означает одно - на кухне, несмотря на крик и шум, мир и согласие, но опять будем жрать слизистую бурду, заменяющую и первое и второе и компот, зато жаждущим можно будет взять хоть три порции.
- Первый! Сообщить всем об изменениях в режиме питания. Стол нулевой. Сообщать деликатно.
- Есть сообщить.
Сейчас он за долю секунды извлечёт из недр памяти типовой текст с умильными выражениями и на десяти разных языках начнет хвалить кислую бурдень и объяснять, сколько в ней витаминов и протеинов.
Я лечу, слушаю и продолжаю общаться. Для этого я просто тихо и четко произношу слова которые мгновенно записываются в память Керна. В основном это распоряжения, которые немедленно начинают выполняться, заметки о состоянии станции, дела, дела…
Неплохой у меня диктофон, имеющий неограниченную память и размером с небольшой стадион. Когда-то он должен был перерабатывать в уме сотни изображений и миллионы сообщений, чтобы успеть заметить врага, первым напасть, ударить, уничтожить, отразить и победить. А сейчас просто дает нам возможность жить.
Голос в голове прерывает мои фантазии:
- Сто пятый седьмого.
- Есть седьмой.
- Кэп, появились уточнения, сообщить?
- Подожди… Ты установил защиту?
- Нет…
- Первый, установить третий уровень защиты, закрыть доступ.
- Есть Первый. Уровень установлен.
- Сто пятый, давай.
- Кэп, это военный планетолет земного происхождения, траектория не исключает сближения, без опознавательных, на запросы не отвечает, но возможно, что ему просто не хватает мощности, мы всё же ещё далеко и у него нет радиотелика.
О-пань-ки!!!
Как я ни ждал этого сообщения, оно всё же пришло и кажется, что пришло неожиданно, настолько не хочется в него верить. Это похуже, чем сырая еда, поэтому я врезаюсь в неожиданно появившуюся переборку.
- Почему военный?
- Мы поймали специфические сигналы оповещения "Свой!" и частоты локации тоже их диапазона, и форма зондирующих характерная…
- А они нас видят?
- Трудно сказать. Но, судя по тому, что летят они точно сюда - видят. Астрики сверили траекторию, по прямой они бы вышли в другую область, нет, прут прямо на нас с классической корректировкой орбиты. Тем более, что мы ещё не отключали свой локатор, так что скорее всего нас просто слышат. А может, их с Земли корректируют….
- Понял… А при чём тут радиотелик?
- Ну, был бы телескоп, они бы наши вызовы поймали, мы-то их слышим, я думаю, как-нибудь проявили бы себя, хотя, чёрт их знает, может им молчать приказано? Но тогда они бы и опознавалки выключили, кому тут их опознавать. Не знаю, нелогично что-то, чушь собачья!
- Ладно, я понял. Это всё?
- Пока всё… Куда уж больше!
- Да, ты прав. В десять давай на Круг…..Конец связи.
- Первый, открыть доступ.
- Есть открыть.
** сам седьмой и круг седьмой
- Первый! В десять собери седьмой круг.
- Есть седьмой круг.
Вообще-то Сто пятый - большой мой друг Васька Гукин, но в серьезные моменты жизни мы соблюдаем ритуал уставного полувоенного общения, тем более, что третий уровень означает обращение с информацией как со служебной и секретной, а тут с Первым лучше не шутить, он тот еще педант и все мы это знаем.
Первый - это все тот же компьютер, многорукий Шива - наш электронный господь бог. Иногда я называю его "Спрут" за то, что скрыться от его злых глаз невозможно нигде, даже на Земле. Иногда - "Балбес" за то, что каким бы быстродействием он ни обладал, это всё же тупой исполнитель человеческой воли и своих фантазий у него - ноль без палочки!
Но во всех служебных ситуациях он - "Первый". Так установлено Инструкцией.
А в остальных случаях каждый волен называть его так, как ему вздумается, мало того, каждый может придумать ему несколько имен и оговорить условия их применения. Я могу приказать: ему, откликаясь на имя "Джон", говорить со мной грубо, мужским голосом, на южном диалекте со швейцарским акцентом, а на имя "Молли" - нежно и ласково. И Первый все поймет и выполнит.
Я не знаю точно, сколько у него тысяч процессоров, винчестеров, чипов памяти и оптических кабелей, знаю только, что их очень много и что без него весь наш космический монстр давно развалился бы.
Все мы здесь как стрекальные нити привязаны к телу гигантской медузы, от которой не скроешься и не спрячешь ничего сокровенного, как маленькому ребенку от глаз заботливой матери.
Тот шизофреник, который придумал соединить воедино всех людей в космической тюрьме, конечно же гениален как инженер, но как человек - он, конечно же, мерзость. Иногда это так бесит, что хочется пробить себе голову вместе с капсулой, только бы остаться в одиночестве, почувствовать свою личную независимость.
Но разрушить эту систему - значит лишить нас и связи и мощнейшей системы управления, может от этого станция и не развалится, но жить на ней станет невозможно.
Потому что каждому живущему на станции, даже ученым, свободным людям, живущим независимо от тюрьмы с ее распорядком, всем без исключения вшита капсула с радиопередатчиком, радиоприемником и диагностическим устройством. Все мы здесь по большому счету - заключенные.