Пульки не боялся только Небоиська, он вообще никого не боялся, кроме одной малышки, без которой, несмотря на этот страх, он не мог и дня прожить. Надо ли говорить какое разочарование он испытал, когда однажды Кнопочка сказала ему своим ангельским голоском:
- Извини, но сегодня я не могу пить с тобой чай.
- А завтра?
- Кнопочка вздохнула и, не отвечая, отвела взгляд на Шпунтика, выносившего из ее дома аккуратно перевязанный чайный сервиз.
- Ну, ты, слон! - закричала она. - Как несешь? Это тебе не дрова, не конверторы-дезъюнкторы, вещь хрупкая, уронишь - не склепаешь!
- Ну что ты, Кнопочка… Да я же, Кнопочка… - покраснев, сказал Шпунтик и любовно прижал сервиз к груди.
- Переезжаешь? - наивно поинтересовался Небоиська.
Ответ он прочел в кнопочкиных глазах.
- А как же я? Ты меня больше не любишь?
- Сердцу не прикажешь, - сухо сказал Винтик, - Кнопочка нас любит.
- Обоих? - поразился Небоиська.
- Как низко! Ну, какие еще мерзости ты обо мне наговоришь, чтобы поссорить меня с моими друзьями?! Не могу же я только из-за какой-то любви всю жизнь прожить в этом ужасном городе.
- Да уж, городок наш развалили основательно, - согласился проходивший как раз мимо Шпунтик. - Одна надежда - на тебя. Жаль, что уж не сможем тебе помочь.
- Поболтай мне еще! - одернула его Кнопочка. - Ты что уже все погрузил?
Небоиська даже не заметил, куда исчез Шпунтик.
- Прощай навсегда, Небоиська! - сказала Кнопочка, закрывая лицо руками. - Иди, я не могу смотреть, как ты убиваешься.
Сказав это, она бросила последний взгляд на самого смелого коротышку Цветочного города и решительно направилась к автомобилю.
- Будут спрашивать, где мы, - сказал Винтик, заводя мотор, - говори, что в Солнечный город уехали. Гы-гы. Мы то знаем, где его искать!
Мотор завелся и, Винтик, продолжая смеяться, сел за руль.
- Постойте, братцы! - закричал Небоиська, бросаясь к машине. - Возьмите меня с собой!
- Не можем, Небоиська, - вздохнул Шпунтик, - в машине четверым места не хватит.
И они уехали, оставив неустрашимого Небоиську стоять в облаке пыли.
- Вот и Винт со Шпунтом укатили, - сказал Клепка, снимая рубашку. - Еще немного и нам с тобой, Пилюлькин тоже придется смазывать пятки. А скоро в городе вообще не останется никого кроме Небоськи и этого страдальца в очках.
- Плечо болит? - деловито спросил Пилюлькин, пропуская мимо ушей слова инженера.
- Плечо - ерунда! У меня за город душа болит.
За окном хлопнул выстрел.
- Не обращай внимания, - сказал Клепка, выглядывая в окошко, - это опять Пулька за очередной сенсацией гонится, а, может быть, очередная сенсация за Пулькой. Где он, там всегда шум и пальба, а кто в кого палит - не разберешь. Что тут поделать, как честный коротышка, так обязательно мозги набекрень.
- Можешь одеваться, - сказал Пилюлькин, умывая руки, - Тебе надо следить за своей раной, не запускать. Я тебе дам мазь. Смазывай ей плечо перед сном.
- Да что плечо! Город гибнет! Ракету строить перестали, говорят, что нам лунатиков учить нечему. Умные они там или нет, я не знаю, но я за это дело кровь проливал, а благодарность - вот она: знаешь, что у меня сегодня на двери написали? И тебе скоро напишут.
- Мне не пишут, - вздохнул доктор, - Всякий раз, как выйду из комнаты, вижу, что у меня под дверью кто-то наблевал. Раньше хоть Знайка запрещал так напиваться. А теперь все можно.
- Знайке лечиться надо, - буркнул Клепка. - Занялся бы ты этим.
- От чего же мне его лечить прикажешь?
- Ты доктор - от чего захочешь, от того и вылечишь.
Пилюлькин остановился у окна, глядя на блики заката, разбросанные на лопухах. Он ничего не ответил Клепке.
Глава двенадцатая
Возвращение
Путешественники шли вдоль Огурцовой реки, пока из-за поворота не показался мост, на котором Незнайка когда-то проговорился Синеглазке. "Ну, вот и добрались! - сказал он. - Путешествовать хорошо, а возвращаться все равно лучше. Чем, если задуматься, наш город не Солнечный?". Незнайка и Пачкуля Пестренький вышли на мост и долго молча смотрели на еще дымящиеся развалины. Собственно, мост это было все, что осталось от Цветочного города.
- Ничего удивительного, - сказал, наконец, Пачкуля Пестренький, - когда теряют то, что было - это нормально. Удивительно - если находят то, чего нет, Солнечный город, например.
- Нет, Пачкуля, - сказал Незнайка, садясь на мост, - я все равно его найду. Не может быть, чтобы я его не нашел. Есть на свете место, где все коротышки счастливы, иначе и родиться не стоит.
- Да как ты не понимаешь! - возмутился Пачкуля. - Не могут коротышки жить счастливо! Для этого пришлось бы перестать быть коротышками! Ты же сам это все придумал, зачем ты в это веришь?
- А во что же верить, - тихо спросил Незнайка, - в желтое небо и деревянные гвозди?
- Верить надо в то, - ответил Пестренький, - что пока мы с тобой искали какой-то солнечный город, наш собственный город сгорел. Вот.
Пестренький поправил на плече фотоаппарат и поплелся туда, где еще дымились остатки его дома, а Незнайка лег на траву и стал смотреть на небо Цветочного города, которое совсем не изменилось за время его отсутствия.
"Это я во всем виноват, - думал он. - Зачем я все это выдумал? Чем был плох наш городок? Может быть, я и его выдумал?"
Эпилог
- Ну, вот он где! А мы его по всему городу ищем!
Незнайка спросонья осоловело смотрел на Винтика и Шпунтика.
- Мы тебя все утро ищем, - повторил Шпунтик, - ты что, забыл? Самолет уже заправили, все тебя ждут, а ты спишь тут, на мосту. Если бы Гусля не сказал, что ты сюда пошел, ни за что бы не нашли.
Бормоча, какие-то извинения, Незнайка пошел за мастерами к их турболетному прыгоскоку, стоящему у моста.
С приятным урчанием прыгоскок рванулся к сверкающим окнами небоскребам Цветочного города. За последний год город стал еще больше и краше. По широким улицам носились велометеоры, червекрутилки, мотокаты и другие удобные и быстроходные машины. На площадях били фонтаны. В центре города вращались дома, построенные по проекту архитектора Вертибутылкина. Из репродукторов неслась песня:
"Пусть солнышко светит нам ясно,
Мы песню ему пропоем
Как весело мы и прекрасно
В городе нашем живем.Пусть солнце, подпевая нам,
Разгонит тень.
Пусть, нашим радуясь делам,
Настанет день.Наш город гордится пусть нами,
Мы песню ему пропоем
как мы его славим делами
Большими и честным трудом.Прекрасней станет город пусть,
Чем был вчера.
Гоните же тоску и грусть
Вы со двора.Когда вечер солнце потушит,
Мы песню ему пропоем,
Что днем мы не били баклуши,
Мы честно работали днем.Красив наш город вечером.
Горят огни.
Так радостно и весело
Проходят дни".
Аэродром был уже заполнен народом. Винтика, Шпунтика и Незнайку встретили аплодисментами. Они поднялись на трибуну, где уже стояли лучшие коротышки города.
- Ну что, куда полетишь? - дружелюбно спросил Знайка.
- В Солнечный город, куда же еще.
- Это далеко, Незнаечка. Топлива не хватит.
- Это гораздо дальше, чем ты думаешь, но я все равно долечу.
- Незнайка в своем репертуаре, - мрачно усмехнулась Кнопочка, которая тоже стояла на трибуне рядом со Знайкой.
- Возвращайся скорее, - выдавливая из себя улыбку, сказал Знайка. - Не забудь, сегодня первый сеанс связи с Луной. Ты ведь, наверное, хочешь поговорить со своими друзьями лунатиками.
- О чем? - дернул плечами Незнайка. - Ты им все лучше меня расскажешь.
Сказав это, он спустился с трибуны и сел в кресло пилота.
Винтик подошел к микрофону, установленному на трибуне и сказал:
- Братцы! Сегодня мы присутствуем при знаменательном случае. Перед вами самолет ВиШ-8/01М с улучшенной дивергенцией двигателя. Если это испытание пройдет удачно, то скоро у каждого жителя нашего города будет такой самолет. Управлять им может любой дурак, в чем вы сейчас и убедитесь, изготовляется он так легко и из таких доступных материалов, что даже если разобьется - не жалко.
- Надеюсь, самолет с дистанционным управлением! - резко сказал Знайка, когда Винтик кончил свою речь. - И как вам в голову пришло доверить самолет такому коротышке?
- Да ведь никто другой и не согласился бы, - оправдывался Винтик, - потом, нам его рекомендовали.
- Какой осел?!
- Успокойся, Знайка, - сказал Пилюлькин. - Это я его рекомендовал. Он тяжело болен, ему надо почувствовать себя героем. Я уж не говорю о том, какую службу может сослужить науке такой никчемный коротышка.
- А чем он болен? - поинтересовался художник Тюбик, отрываясь от очередного портрета Знайки.
- Научное название его болезни вам ничего не скажет, - ответил Пилюлькин, - а симптомы такие: ходит хмурый, не работает, спит на улице. А какие сны ему снятся!
- Неужели наука уже сны определять может?! - воскликнул Тюбик.
- Может, - улыбнулся Пилюлькин.
Тюбик густо покраснел.
"Стойте! Стойте! Погодите!" - громко крича, сквозь толпу пробивался поэт Цветик. Вырвавшись к самолету, он увидел, что тот еще не улетел, облегченно вздохнул, вытер рукавом пот со лба и вскарабкался на крыло.
"Новые стихи", - сказал он, переводя дух.
Коротышки зааплодировали. Цветик отдышался и, взмахнув рукой, продекламировал:
"ПОЭМА О РАЗУМЕ
Я приветствую разум,
Что нас всех поведет
Сквозь космический квакуум,
Сквозь все дали вперед.
Он накормит нас хлебом,
Он прорвет облака,
Даже к звездам на небе
Прикоснется рука…"
Незнайка снял шляпу, надел шлем, и стало тихо-тихо. Хорошо. Голос Цветика доносился еле слышным бормотанием. Перед самолетом что-то беззвучно говорил Пачкуля Пестренький, единственный, кого ничто не удивляло. Когда Цветик кончил читать стихи, с крыла самолета выступил инженер Клепка, потом Небоиська, то есть, конечно, Небоська, потом Пончик, который не стал залезать на крыло, потом еще кто-то, потом еще кто-то. Потом разрешили взлет. Мотор загудел, взлетная полоса понеслась навстречу самолету. Потом все уменьшилось, умчалось, исчезли дома-небоскребы, улицы с машинами, Пачкуля Пестренький с бормотографом и фотоаппаратом, Винтик и Шпунтик, Знайка и Кнопочка, Клепка и Небоиська, и собака Булька, который все знал, но не сказал ни слова, потому что собакам в Цветочном городе говорить не положено.
Ленинград, июль 1991 г.