Харитон стал поддакивать дознавателю, а Мажуга, пользуясь тем, что они увлеклись спором, вытащил бечевку, которой замерил отпечаток украденного ящика и приложил к отверстию в стене. Получалось, ящик был лишь чуть-чуть меньше, чем дыра. А уж протащить его по лазу, прокопанному наспех, по неровному, да с торчащими обломками арматуры, и вовсе невозможно. Мажуга снова поглядел на следы, которые тянулись к лазу… теперь ему казалось, что их оставили, просто протянув сапогом по полу, по слою грязи и пыли.
Теперь, когда сомнения возникли, Мажуге многое казалось подозрительным, и как воры проделали дыру этак точно к секретному схрону, и как им удалось выдавить гвозди снаружи, и то, что вынесли ракетную установку вместе с зарядами к ней. Заряды впрямь были уложены под стеной, а установка? Она-то посередине склада! Объяснения всем этим странностям Игнаш не находил, значит, ему нужно подождать, понаблюдать за тем, как обернется дело. Рано или поздно он отыщет разгадку, виновный себя выдаст. Всегда так бывало - в старые-то времена. Неожиданно для самого себя Игнаш ощутил давным-давно забтый азарт. Дельце оказалось с подвохом, распутутать такое - просто удовольствие!
Когда Мажуга выбрался из тесного прохода, пушкари уже пришли к согласию, Птаха заканчивал объяснять свой план:
- Эти ворюги пока не знают, что мы пропажи хватились. Значит, снова захотят нагрянуть, еще чего стянуть, так? Так! Тут мы их подкараулим! Я здесь в засаде буду, за ящиками, сидеть станем тихо, ждать. Как появятся воры, мы их - хвать!
- Живым надо хоть одного взять, Востряк, - озабоченно вставил Самоха. - Если не схватишь хоть кого-то, все пропало. Концы придется искать заново.
- Возьмем живого! - уверенно пообещал пушкарский дознаватель. - Они ж не ждут, что мы их подстерегаем. Теплыми возьмем!
- Ну, гляди… А то знаю я тебя, ты чуть что - бить. Поимей в виду, если зашибешь вора при поимке, отправлю навечно наверх, в карательную колонну, - тут Самоха заговорил жестче, такой суровый тон не вязался с добродушным видом толстяка. - В самый головной дозор велю тебя ставить, чтобы там ума прибавили. Не шучу, заметь!
Птаха погрустнел, но все так же уверенно пообещал:
- Возьму теплым.
- Да-да, - вставил Харитон, - тут надо без промашки. Постарайся, Востряк.
Самоха обернулся к Игнашу:
- А ты, Ржавый, что скажешь? Прав Птаха, или как?
- Так вроде все сходится, - Мажуга развел руками. При этом краем глаза заметил, что дознаватель внимательно глядит на него. - Ежели захватит Птаха грабителей, ежели выколотит из них все… ну, насчет того, где покражу прячут, кто навел, да кто краденое у них покупает, ну и все такое прочее - тогда я без надобности. Мне чужого не надо, ты ж знаешь! Ну а я и мешать не буду, даже не сунусь, потому что…
При этих словах Птаха перевел дух, Мажуга это для себя отметил, и закончил:
- Потому что дела тут ваши, цеховые, тайные, мне и знать всего не полагается. Чем меньше буду знать, тем меньше у вас ко мне вопросов лишних. Пойду теперь в город, погляжу, как Харьков изменился, ну а после загляну, узнаю, чем обернулось. Если нет во мне нужды, так что ж, тогда восвояси стану собираться. Скажи, Птаха, как мыслишь, сколько ждать придется? Ну, покуда покрадчики возвернутся?
- А к вечеру в засаду стану. Раньше их не жди! - Востряк заговорил весело, уверенно. У него от души отлегло, когда понял, что Ржавый соваться не собирается. - Пока у нас работа, кто-то может и в схрон наведаться, воры лезть побоятся. Ну а как наши цеховые смену закончат, тогда здесь все стихнет, тут-то они и объявятся.
- А, ну, стало быть, времени у меня полно. Нынче ж утро? Никак не привыкну к городским порядкам, вечно лампочки светят, солнца не видать. Так я в город?
- Да-да, ступай, ступай, Игнаш, я распоряжусь, чтоб тебя пропускали в Управу, когда снова зайдешь, - рассеянно кивнул Самоха. - Скажу охране.
Игнаш поднялся наверх с пушкарями. По дороге Востряк толковал, что не будет никого лишнего к делу привлекать, потому что вопрос тут секретный, тайный. Обещал, что управится сам, да вот еще толстого парня возьмет, который вход в склады стережет. Ржавого проводили к выходу из Управы, Самоха велел караульным, чтобы Мажугу запомнили и впредь допускали без задержек. Харитон вышел из здания вместе с Игнашом - сказал, что в город идет по делам. Они прошли немного вместе по улице, оба помалкивали. Вдоль улицы дул ветерок, нес невесомую пыль, а вокруг шумел город - сновали харьковчане, торговались в лавках, обменивались приветствиями, болтали, из ярко освещенных окон кнайпы доносились визгливые звуки скрипки. Здесь, неподалеку от Управы, чаше попадались пушкари в черных безрукавках. Мажуга то и дело замечал, что на него поглядывают встречные - красная куртка, выцветшая кепка и рыжая шевелюра выделялись ярким пятном на серой улице, сразу привлекали внимание.
Потом Харитон свернул к спуску - у него были какие-то заботы уровнем ниже, так объяснил. С тем и распрощались.
Мажуга прошел по улице чуть дальше и тоже свернул вниз - захотелось побродить по знакомым местам. Он испытывал странное чувство, ему было приятно вспоминать старое славное время, ненадолго окунуться в привычную суету, и при этом он боялся воспоминаний, не хотел будить ощущение утраты, горечь от невозможности возвратить потерянное - то самое ощущение, которое погнало его прочь из Харькова. По дороге Игнаш несколько раз видел стайки мальцов в лохмотьях, но тех, прежних, которые работали вместе с торговкой слизневиками, он больше не приметил. Потом свернул в переулок, там было темнее, и ветер ощущался слабей. Если улица, ведущая к пушкарской Управе, кишела народом, то здесь было куда тише и прохожих мало. Да и те, что встретились, шагали быстро, спешили скорей добраться по своим делам. Мажуга еще раз свернул и оказался в полутемной галерее, которую и переулком-то не назовешь. Свет едва сочился сквозь щели между ставнями в окнах вторых этажей, а первые были вовсе темными, с заложенными кирпичом оконными проемами. Перекрытия тонули во мраке, если там и имелись когда-то светильники, то теперь они не горели.
И сразу нахлынуло - из памяти поднялись призраки прошлого, закружились в темноте вокруг Мажуги, завели тихими голосами печальную песню: "А помнишь? Вот здесь, на этом углу? А вон та куча мусора - она всегда здесь громоздится, и тогда была здесь, а вон то окно, помнишь? А вот эта облезлая дверь под разбитым фонарем? Помнишь? Помнишь? Помнишь?"
От темной стены отделилась фигура - мужчина, стоявший до сих пор в тени, медленно побрел навстречу. Мажуга не стал сбавлять шага. Рука скользнула к ремню и легла на рукоять кольта. Встречный приближался, его силуэт то сливался с тенью, то вырисовывался в желтом свете под очередным окном. Игнашу вдруг захотелось, чтобы тот вытащил оружие, попытался напасть… пусть хоть что-то произойдет, лишь бы отвлечься, лишь бы не эти воспоминания, которые насели со всех сторон, едва он шагнул в темный проход. Но нет - встречный шагнул в сторону, скрипнула дверь, человек нырнул в темноту, растворился в ней. Когда Мажуга поравнялся с домом, дверь снова была закрыта, и ни звука из-за нее не донеслось.
Миновав темный переход, Игнаш вышел на перекресток, здесь снова было светло и людно. Он пересек улицу и стал спускаться по широкой лестнице. Уровнем ниже опять был оживленный перекресток - все те же лавочки и прилавки, где торговали всякой всячиной, от снеди до огнестрельного оружия. Мажуга зашагал по улице, оглядываясь и отмечая изменения, произошедшие с тех пор, как он не появлялся в Харькове. Остановился у вынесенного из магазина прилавка, чтобы прицениться к инструментам. Хозяин тут же подскочил к Игнашу и стал совать дробовик - толковал, что новое изделие, нахваливал мягкий спуск и высокую точность. Игнаш поспешил уйти, ствол не понравился, а инструменты, насколько он успел заметить, похуже качеством, чем в лавке усатого старика, к которому он обещала зайти на обратном пути.
- Эй, погоди, - бросил в спину торговец, - я ж уступлю, в цене подвинуть, сговоримся, ну?
Мажуга и ухом не повел на окрик. Прошел несколько десятков шагов и остановился у питейного заведения, над входом в которое красовалась вывеска "Стрельни залпом!" Под надписью были намалеваны два скрещенных карабина, над ней горели яркие лампы. Судя по виду кабака, дела у хозяина идут в гору. Мажуга толкнул дверь, навстречу пахнуло пряными запахами. Так и есть, дует крепко, значит, Лысый, хозяин "Залпов", оплачивает хороший напор продувки.
Мажуга оглядел зал. В ярко освещенном заведении два десятка столов, за ними выпивают и закусывают. Попадаются и черные безрукавки пушкарей, и тужурки стрелков, и синие плащи мастеров холодного оружия. Хотя, конечно, большинство посетителей не в цеховой униформе, при этом в зале преобладают одежки любимых харьковчанами немарких темных оттенков. Игнаш направился к стойке, где заправлял Лысый - здоровяк богатырского сложения в красной рубахе. Когда Игнаш проходил мимо стола, за которым расположились четверо крепких парней, тот, что сидел ближе к проходу, развернулся и оценивающе оглядел Мажугу. Должно быть, решил, что вновь вошедший вполне подходит для развлечения, и стал подниматься.
- Эй, селюк! Слышь, чтоль, к тебе ж обращаюсь, морда!
Мажуга остановился перед парнем, тот медленно поднялся. От него разило перегаром, он уже успел хорошо принять. Ростом он был куда больше Игнаша.
- Слышь, селюк, угостишь водкой, а? - прохрипел парень. - Уважаешь честных работяг? Которые тебе струмент куют?
- Струмент? - Мажуга прикинул - сперва по колену сапогом, а потом снизу в челюсть, должно пройти легко, противник пьян. - Честные работяги сейчас в цеху вкалывают, а ты разве что козявку из соплей в своем носе отковать умеешь.
- Шо-о? - протянул парень.