- Видимо, вы приехали сюда с той же целью, - рассмеялся маркиз. - В ваши годы я тоже мечтал о карточном выигрыше, и для первого штурма собрал ни более ни менее как сумму в пятьсот тысяч франков. Мне казалось, что будет легко уничтожить всех и вся, попросту удваивая до бесконечности ставки. Правила игры были китайской азбукой для меня, но я наивно полагал, что держатели казино и не подозревают о фокусе, с помощью которого я надеялся разбогатеть. На мое несчастье, оказалось, что они не только имели очень ясное понятие, но даже меры приняли против подобной тактики. Я ткнулся в преграду, не успев толком начать играть: существует правило, которое не позволяет удваивать ставки более четырех раз подряд.
- Оно и теперь в силе? - я почувствовал, как у меня вытягивается лицо.
Он рассмеялся и пожал плечами.
- Разумеется, мой молодой друг. Люди, которые живут искусством, всегда ограждаются от любителей. Вижу, вы составили себе сходный план. Вероятно, и средствами запаслись?
Я признался, что рассчитывал на победу в еще более обширных размерах. С собою у меня было тридцать тысяч фунтов стерлингов.
- Каждый знакомый моего друга лорда Р. вызывает во мне живое участие, к тому же, помимо моего уважения к нему, вы сами внушаете мне искреннее расположение. Прошу заранее извинения, если я покажусь вам навязчивым своими расспросами и советами.
Поблагодарив его за полезное предостережение, я умолял его давать все советы, которые он полагал нужными.
- Если вы намерены следовать им, - проговорил он, - тогда первым делом оставьте деньги в банке, где они лежат. Не рискуйте за карточным столом ни единым луидором. В тот вечер, когда я отправился сорвать куш, я проиграл семь или восемь тысяч фунтов на ваши английские деньги. Мое следующее посещение казино разорило бы меня вконец - ведь я добился вхождения в один из частных игорных домов, принадлежащих мнимым аристократам, - если бы меня вовремя не спас благородный человек, к которому я по сей день питаю величайшее уважение. По странной случайности он находится сейчас в этой гостинице. Я узнал его камердинера и поднялся к нему в номер. Он все тот же честный, добрый и в высшей степени порядочный человек, каким я знавал его прежде. Не живи он теперь в столь строгом уединении, я счел бы долгом представить вас ему. Лет пятнадцать назад он был самым надежным опекуном, на которого можно было положиться. Я говорю о графе де Сент-Алире. Он потомок очень древнего рода, аристократ до мозга костей, к тому же это умнейший человек на свете, за исключением одной особенности…
- Какой же? - нерешительно спросил я, заинтригованный его паузой.
- Дело в том, что он женился на прелестном создании по крайней мере лет на сорок пять моложе себя, и, разумеется, он отчаянно ревнив, хотя, насколько я могу судить, без малейшего к тому повода.
- Так графиня…
- Она во всех отношениях достойна такого замечательного мужа, - сухо произнес он.
- Сегодня я слышал пение; кажется, пела она.
- О! она очень талантлива.
Водворилось минутное молчание.
- Мне не следует терять вас из виду, - продолжал он. - Прискорбно, если при встрече с моим другом лордом Р. вам придется рассказывать ему о том, как изрядно жульничают в Париже. Богатый англичанин вроде вас, с громадным капиталом у банкира, молодой, веселый, щедрый - тотчас же будет окружен в нашей столице тысячей гарпий и кровожадных пиявок: весь этот неприятный народец не успокоится, пока последний луидор не исчезнет из вашего кармана. Но даже и после они будут грызться и драться между собой за право отхватить кусок пожирнее.
В этот момент я почувствовал толчок локтем в бок: вероятно, мой сосед справа, неловко повернувшись, задел меня.
- Клянусь честью солдата, ни у кого из вас шкура не затягивается так быстро, как у меня!
Слова были произнесены грубым, громовым голосом! Я едва не подскочил на стуле, оглянувшись; возле меня сидел офицер, бледное лицо которого испугало меня во дворе. Он с какой-то свирепостью утер себе рот, осушив стакан красного вина, и заговорил опять:
- Ни у кого, доложу я вам! Это не кровь, это живая вода. Не говоря о росте, крепости мышц, ширине кости и мощи кулаков, не говоря даже об устрашающем выражении моего лица; клянусь дьяволом, я безоружный сцепился бы со львом, выбил бы ему зубы и засек бы до смерти собственным его хвостом… Не говоря обо всех этих качествах, которыми я обладаю, я стою шести солдат в бою только из-за одного свойства быстро излечиваться от ранений. Распори мне кожу, проткни насквозь, разорви в клочья осколками гранаты - и природа-матушка снова сложит меня целым и невредимым скорее, чем портной успеет подлатать старый мундир. Клянусь колесницей Ильи Пророка! Вы бы вздрогнули от ужаса, господа, доведись вам увидеть меня голым! Взгляните хотя бы на мою руку - сабельный удар рассек до кости кисть, когда я силился оградить голову, уже исполосованную тремя ударами штыка, и что же? Спустя пять дней я играл в гольф с пленным английским генералом у ворот монастыря Святой Марии в Мадриде. Помните битву при Арколе? Черт побери, вот где нам пришлось жарко! За пять минут сражения каждый из нас проглатывал столько порохового дыма, сколько хватило бы, чтобы удушить вас всех в этой комнате. Ха-ха, - он рассмеялся, довольный шуткой. - Мне всадили две ружейные пули в ноги, пару картечин в живот, острие пики в левое плечо и осколок ядра в дельтовидный мускул; при этом мне разорвали межреберный хрящ в правом боку, сабельным ударом отсекли добрый фунт мяса с туловища и неразорвавшейся зажигательной ракетой угодили прямо в лоб.
Неплохо, ха-ха! И все это произошло скорее, чем вы успели бы вскрикнуть "ах". Что же вы думаете? Полторы недели не прошло, как я маршировал в колонне, несокрушимый как скала, воодушевляя своим примером всю роту.
- Браво! Брависсимо! Молодчина! - воскликнул, охваченный воинственным пылом, толстенький, маленький итальянец, занимавшийся изготовлением зубочисток и детских колыбелек из плетеных ивовых прутьев на острове Святой Елены. - Слава о ваших подвигах разнесется по всей Европе. История этих войн будет написана вашей кровью!
- Не стоит говорить об этом. Сущие пустяки! - отозвался военный. - Недавно в Линьи, где мы в пух и прах разнесли пруссаков, осколок гранаты щелкнул меня по ноге, да и задень, подлец, артерию. Кровь брызнула, словно из брандспойта, и в полминуты я потерял ее с полведра. Еще бы миг, и из меня дух вон. Однако я не растерялся: с быстротой молнии сорвал с шеи шарф, обмотал им рану, выдернул штык из спины убитого пруссака, продел его в концы шарфа и повернул пару раз кругом, остановив таким образом кровь и спасши себе жизнь. Все же то была дьявольская фортуна, господа, - я потерял столько крови, что с той поры остался навсегда бледен, как дно тарелки. Все докторские порошки - все пустое. Это славно пролитая кровь.
С этими словами он взялся за свою бутылку красного вина.
Маркиз между тем сидел с закрытыми глазами, всем видом выказывая, что он покоряется неизбежному наперекор чувству гадливости.
- Послушай-ка, любезный, - обратился офицер к слуге, в первый раз понизив голос и перегнувшись через спинку стула, - кто приехал в дорожной карете, темно-желтой с черным, которая стоит посреди двора? На ее дверцах изображен герб в виде красного, как мои обшлага, журавля, окруженного разными украшениями.
Слуга отрицательно помотал головой.
Взгляд странного офицера, сделавшийся неожиданно серьезен и даже суров, как бы случайно остановился на мне. Теперь он уже не принимал участия в общем разговоре.
- Извините, не вас ли я встретил сегодня возле этой кареты? Может быть, вам известно, кто в ней приехал?
- Граф и графиня де Сент-Алир, если не ошибаюсь.
- И они остановились здесь, в этой гостинице?
- В номере наверху.
Он вздрогнул и чуть было не вскочил со стула, однако тут же опустился опять, и я слышал, как он что-то бормочет себе под нос, ругается, ухмыляется и временами словно рычит. Я не мог понять, испуган он или взбешен.
Я обернулся к маркизу, чтобы поговорить с ним, но его уже не было. Вышли еще несколько человек, и зала скоро опустела.
К вечеру стало довольно прохладно, и в камине горели несколько толстых поленьев. Я пересел поближе к огню в глубокое резное кресло из дуба с высокой спинкой. Вся мебель в гостинице выглядела современницей эпохи Генриха Четвертого.
- Не знаешь ли ты, кто этот офицер? - спросил я, подозвав одного из слуг.
- Это полковник Гальярд, сэр.
- Он часто бывает здесь?
- Не то чтобы очень, но около полугода назад он провел у нас почти месяц.
- Мне еще не приходилось видеть человека бледнее его.
- Это правда, сэр. Его не раз принимали за привидение.
- Будь добр, принеси мне бутылку настоящего, хорошего бургундского.
- Самого лучшего, какое только есть во Франции, сэр.
- Захвати и стакан. Я могу посидеть здесь еще с полчаса?
- Разумеется, сэр.
Я чувствовал себя очень уютно возле камина, вино было превосходно, мысли безоблачны и светлы.
"…Прекрасная графиня… прекрасная маркиза, - вертелось у меня в голове, - когда же мы встретимся вновь?"