Алексей Лукьянов - Книга Бытия

Шрифт
Фон

Если сикараське откусить хвост - вырастет новый. А вырастет ли у хвоста новая сикараська?

Содержание:

  • пролог 1

  • 1. Всюду жизнь 1

  • 2. Невыносимая легкость бытия 9

  • Эпилог 18

Книга Бытия

пролог

Философ-эксцентрик Лой-Быканах увидел Патриарха, раскурившись балданаками. Патриарх проявился в струе дыма, и трубка от кальяна выпала из ослабевших пальцев философа, на лице застыла глупая улыбка, и лишь губы упрямо продолжали твердить мантру "Вышли хваи".

Туманное видение какое-то время повисело в воздухе, Патриарх с нескрываемой брезгливостью оглядел жилище Лой-Быканаха - и растаял. Философ нашарил на полу трубку и затянулся покрепче. На этот раз дыма образовалось куда больше и гуще. Патриарх завис надолго. Лой-Быканах закурил комнату настолько, что Патриарху оставалось смириться с временным заключением и расположиться удобнее:

- Чего надо?

- О, Патриарх! - философ впал в транс: Патриархи до сих пор ни с кем не разговаривали. Да и не видел их никто.

- Накурил-то, накурил! - пробурчал Патриарх. - Спрашивай быстрее, чего хотел, мне некогда.

- Я благоговею!

- Перед кем это? - насторожился дым.

- Пред тобой, о Патриарх!

- Ты что, идиот? Накурился для того, чтобы поблагоговеть?

Настала пора изумиться философу:

- А для чего ж еще?

Патриарх внимательно огляделся:

- Здесь философ живет, или я чего-то недопонимаю?

- Я - философ, - подтвердил Лой-Быканах.

- Так где же философские вопросы? О жизни, о мире, и вообще?

Философ глупо улыбался.

- Ты весь ум прокурил, что ли? Где основные философские вопросы?

- О, Патриарх, я благоговею!

Пленник накуренной комнаты застонал.

- Чем я тебя обидел? - обеспокоился Лой-Быканах, и еще раз пыхнул, потому что Патриарх начал рассеиваться.

- Тем, что ты тупой фанатик, - буркнул Патриарх. - Хватит курить, башка болит.

- Но ведь ты исчезнешь…

- Ну и что? Благоговеть можно и в одиночестве. И лучше - на свежем воздухе.

Философ послушно отложил трубку в сторону и теперь печально созерцал постепенное исчезновение предмета благоговения в клубах дыма.

- У вас тут все такие? - поинтересовался Патриарх.

- Какие?

- Укуреные до галюнов! Ничего вам не интересно, балдей да благоговей. Для того мы, что ли, Среду Обитания создавали?

- Кто - мы?

- Здрасьте, пожалуйста! Патриархи!

Мутный взгляд Лой-Быканаха начал проясняться и в голове забрезжил первый философский вопрос.

Но Патриарх уже практически растворился.

- Эй, погоди! А сколько вас было-то?

1. Всюду жизнь

Клацнули зубы, хрустнула кость, и хвост остался лежать под ногами. Ыц-Тойбол подобрал трепещущий обрубок и молча протянул Гуй-Помойсу. Тот ради приличия два раза отказался, а на третий принял угощение и жадно вгрызся в плоть. Утолив первый голод, уступил пищу Ыц-Тойболу.

- Рану-то присыпать есть чем? - побеспокоился старик, пока младший пережевывал остывающие волокна.

- Посмотри в подсумке, там тинная труха должна быть.

Рана от обкушенного хвоста сулила как минимум три дня неудобств. Зато теперь он - настоящий ходок. До сих пор Ыц-Тойбол думал, что поедание собственного хвоста должно сопровождаться неким ритуалом - не сикараську же кушаешь, а себя, любимого. Старый в ответ на это заметил, что глупо делать из еды культ, когда жрать нечего.

Гуй-Помойс прицокнул языком.

- Чего ты там увидел? - обернулся Ыц-Тойбол, выковыривая из зубов кусочки мяса. Вкусный хвост.

- Да Патриархи знают, чего ты в подсумке таскаешь, - Гуй-Помойс почесывал голову.

Пришлось оставить еду и посмотреть, что так смутило старого ходока. Заглянув в правое отделение подсумка, Ыц-Тойбол и сам удивленно покачал головой - тинная труха кишела какими-то белыми личинками.

- Похоже, присыпке ёк, - выразил он вслух витающую в воздухе мысль. - Он мне, гад, испорченную загнал.

Витиевато просклоняв подлого мудреца, впарившего некачественный товар, младший вытряхнул содержимое подсумка в пламя.

Тинная труха вспыхнула, огненным смерчем унеслась к небу. Личинки надулись и неприятным чмоканьем просочились сквозь угли и пепел, как вода через песок.

- В жизни ничего подобного не видел, - Гуй-Помойс на всякий случай поворошил костер.

Давно распахнула буро-зеленую пасть, искрящуюся пульсирующими искрами светил, равнинная ночь. Гуй-Помойс доел остатки хвоста и свернулся большим шипастым шаром подле костра, Ыц-Тойбол повис на коряге, уцепившись когтями. Он мельком глянул на коловращение сверкающего разноцветными искрами неба и закрыл глаза.

Всю эту ночь Ыц-Тойбол провел как в бреду - очень болел хвост. Вернее, то место, где он недавно занимал не очень почетное, но свое место.

Никто не помнит, как Раздолбаи попали в Ложу Многих Знаний, но это уже не важно. Важно то, что в разгар диспута о температурном режиме Среды Обитания, изрядно накушавшийся борзянки Старое Копыто встал на задние ноги и заплетающимся языком спросил:

- А я вот что хотел бы… Откуда ж мы все-таки взялись, красавцы такие? - и упал.

- Простите?.. - не понял мудрец. Он принял Старое Копыто за коллегу. - Что вы сказали, я не расслышал?

- Мы хотим наконец-то узнать, откуда взялись, - поднял голову Желторот. - Откуда выпало яйцо, из которого мы все вылупились, красавцы такие? - и с грохотом рухнул вслед за товарищем, наступив при этом на Торчка.

Торчок, подобно Старому Копыту, тоже нажрался травы, но пока не возникал: смотрел галюны.

Повисла нехорошая тишина. Мудрецы повставали с мест, пытаясь разглядеть нарушителей спокойствия. Вот тут Торчок, до сих пор пребывавший в балданакском трансе, очнулся и произнес сакраментальное:

- Я та-арр-чуу, - и только потом безмятежно осмотрелся, пытаясь понять, куда попал и что здесь делает.

Вопрос о происхождении всего сущего на таких собраниях не поднимался. Не поднимался он и на иных собраниях, и вообще - никогда. На данный вопрос неизвестно кто и неизвестно когда наложил табу. Правда, никто об этом не знал, однако, так или иначе, сейчас вслух сказали то, о чем говорить не следовало. И мудрецы рассвирепели. Одни - потому что вопросы этики для них были превыше научного познания, другие - потому что сами не додумались до такого, третьи - просто так, за компанию.

Сплоченной толпой мудрецы двинулись на Раздолбаев.

Голос, заставивший Тып-Ойжона остановить клячу, принадлежал воину. Будучи мудрецом-практиком, Тып-Ойжон недолюбливал это сословие, однако к концу близился уже десятый день второго этапа одиночного путешествия, и мудрец изрядно тяготился одиночеством. Любой путник в радость, решил он, удерживая брюл-брюла на месте. Тот пританцовывал, фыркал и с неудовольствием косил на седока.

- Тпру, Ботва, - воин поравнялся с Тып-Ойжоном. - Далеко ли направляется мудрец?

Глазки воина маленькие и злые, по ороговевшей не менее этапа назад шкуре тянулись мелкие трещинки, на шейных складках неприятно чавкала межтканевая жидкость: похоже, воину предстояла трудная линька. Тып-Ойжон сочувствовал сикараськам, несущим естественную броню. Но не более того.

- Не знаю, но, надеюсь, что в нужном направлении, - пошутил Тып-Ойжон, про себя заметив, что почему-то в большинстве своем воины хрипят. - Не согласитесь ли стать моим попутчиком?

- Вообще-то я свободен, - прохрипел тот. - Если вам не претит путешествовать в компании с военным…

- О, нет-нет, я рад любой компании, - искренне защелкал клювом Тып-Ойжон, и флюгер на его шапке звякнул от резкого движения. - И, надеюсь, что смогу быть полезен в особенно затруднительное для вас время. Хмм… эээ… простите, не расслышал вашего имени, любезнейший…

- Дол-Бярды, - представился воин. - Мой дуг к вашим услугам.

И потряс оружьем грозно весьма.

- Тып-Ойжон, - отрекомендовался мудрец, - принимаю ваше предложение с благодарностью.

Пан-рухх воина неторопливо перебирал короткими мощными лапами, в то время как четыре стройные ноги брюл-брюла так быстро двигались, что казалось, будто их только две. Чтобы не убегать вперед, Тып-Ойжону приходилось все время гарцевать вокруг воина, и это отнюдь не способствовало обстоятельной беседе неожиданных попутчиков. Однако мудрец не оставлял попытки завести светский разговор:

- Любопытное обстоятельство: никто обычно и не помышляет о том, чтобы углубляться в равнины. Почему? Город растет, развивается бешеными темпами, но никто не хочет занимать нового жизненного пространства! Были, конечно, отчаянные головы, но никто до сих пор не вернулся…

Воин шмыгнул носом, повращал глазками, и рискнул предположить:

- Ну… почему же… ну, всякое случается… бывает… - И тут его осенило: - Самоубийство? Правильно?

Тып-Ойжон открыл клюв, ибо не ожидал подобной версии, потом глупо хихикнул:

- В таком случае, боюсь, что мы с вами типичные самоубийцы, любезнейший Дол-Бярды.

- Я не боюсь смерти, но и не ищу, - обиделся воин. - Высшая доблесть - съесть врага.

- Но ведь мы едем в ту сторону, правильно? А вы только что сами предположили… - начал мудрец.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги