Ударив клинком плашмя по руке левого от меня противника, прокрутился вокруг своей оси и оказался от него сбоку. Засапожный нож сам скользнул в руку, а потом и к шее врага. Черная кровь обильно хлынула на грудь и мигом пропитала поддоспешник.
- Крысеныш кусается, - оскалился последний. Подхватил второй меч и кинулся в атаку. Я отступал. Два остро отточенных смертоносных оружия так и порхали в умелых руках.
- Стража!!! - оказавшийся неожиданно близко Велизарий крикнул во всю мощь непомерно раздутых легких. Сила его вопля была так велика, что враг замер на миг и поднял руки, защищая голову. Мой короткий меч нырнул под ремень шлема и застрял в кости черепа.
Я огляделся в поисках следующего. От ворот грохотала подкованными башмаками стража. Четвертого нигде не было.
- Показалось, - развел огромными руками отрок.
Я пожал плечами и простым круговым движением ножа вскрыл горло раненому.
Ну неужели непонятно, кто подослал трех убийц по мою душу? Ну, не ограбить же меня хотели эти трое несчастных! В Ростоке всякий знает - нет у меня милых их сердцам кругляшек. Ни злата, ни серебра. Только лук и имеет какую-то ценность. Да и его не продашь - узнают. Так что не было ничего такого, что мне хотелось бы узнать у плененного вора. Живым он был никому не нужен.
- Ого, - удивился пожилой старшина княжеских дружинников.
- Дык, - гордо воскликнул Велизарий. Впрочем, заслуженно. Последнего, самого опасного душегуба, моя рука покарала. Но ошибиться его заставил вопль моей огромной "тени".
- Там их, у караулки, пока сложим, - почесыванием в затылке провожая исчезающие в объемных карманах дворового материальные ценности поверженных врагов, решил десятник. - Утром штоб князь сказал, чево с ними делать...
- Как хотите, - расслабленно проговорил я. - Я бы со стены их скинул...
Дружинники выпучили глаза, а я спокойно сел в седло и двинул лошадку к детинцу. Мне было потрясающе хорошо. Все сомнения и переживания перегорели в горячке скоротечного боя. Я снова почувствовал себя воином лесного народа, а не побитым мальчишкой из леса.
Всю оставшуюся дорогу насвистывал веселую песенку...
- Где ты болтаешься? - рявкнул мой троюродного племянника кум по материнской линии, Сворк, стоило голове моей лошади появиться в воротах детинца. - А ну подавай сюда уши, негодник...
- Негодника ты в зеркале увидишь, - наверное, я смеялся так, что даже Велизарий баском стал подхихикивать. - Рад тебя видеть...
- А скажи-ка мне, драгоценный мой Арч, - отпуская меня из крепких объятий, оценивающе сощурился Сворк. - Какого демона я тащился в... это место? В лесу медуница в самом соку и мать-и-мачеха зацветает, а здесь и исцелять некого и нечего. Некий шустрый лучник тут уже развлекся...
- Радуйся, - хихикнул я. - Полюбуешься на криворуких стрелков да и домой...
- Ха, - родич чувствительно хлопнул по плечу. - Ты и тут успел! Видели мы, как воинов туземных подучиваешь.
- Надеюсь вас удивить.
- Уже удивил. Иди скорее. Тебя Белый давно поджидает...
Я взглянул ему в глаза в надежде увидеть там предупреждение. В попытке понять, что кроется за этим его "поджидает". Живот тревожно свело, но глаза Сворка смеялись. Я медленно выдул невольно задержанный вдох.
- Тут тебя красавица поджидала, - знакомо хмыкнул отец, когда я, пошатываясь от крепких приветствий родственников, наконец, пробился к нему. - Я уж обрадовался, да кровь дубовицких князей в ней разглядел. Жонка Балора поди?
- Часто приходит, - легко согласился я. С души словно камень свалился. - Просить хочет что-то. Да пока я... болел, не решалась никак.
- Да известно, чего хочет, - погрустнел Белый. - Доведется в Дубровицы попасть, посмотри на князя.
- Доведется ли?
- Скорее всего, - он посмотрел прямо в глаза. Так же, как смотрел тем памятным вечером на тропе с горы Судьбы, выслушав рассказ о мертвой суке и ее щенках. Столько любви и заботы было в том взгляде. Столько гордости и доверия! Бывает и так, что не сказанные слова ласкают лучше сказанных...
- Пошли уже, - подмигнул отец одновременно мне и родичам. - Раз от жен в селище орейское убежали, так пировать будем! А там, глядишь, и время Летящего чествовать настанет.
- Так праздник же только послезавтра...
- Уже? - деланно огорчился лесной князь. Уж ему ли не знать?! - Тем более не стоит терять время!
Веселящейся гурьбой мы двинулись к главному залу.
Давным-давно, еще во времена, когда Спящие ходили по нашей земле, княжьи хоромы выстроили вокруг огромного белого дерева. Старики говорят - боги называли его Светлым Ясенем. И будто бы сами боги принесли сей росток и посадили на месте будущего города.
Под сенью разросшегося древа, сказывают, был разбит прекрасный сад, где вечно цвели прекрасные цветы и птицы не боялись вкушать пищу с рук людей. И именно в честь того, принесенного богами саженца, град и назван был.
Потом боги уснули. Светлый Ясень не пережил первую же суровую зиму. А весной, во время грозы, гигантская молния расколола ствол гиганта. Так, согласно орейским легендам, в брошенный мир, к смерти, голоду и болезням, пришла еще и боль - последний из прощальных подарков Спящих.
Старый Белый и первый Ростокский князь Равор Горестный из пня умершего ясеня приказали вырубить два трона, сидя на которых и провозгласили Ряду. Со временем колючие огрызки покореженных роз вырубили, землю замостили спилами того самого древа и над бывшим волшебным садом построили крышу. Раз в год, перед праздником Ветра, в Росток приезжали завоеватели из Леса, и тогда в Ясеневом зале ставили столы пиры пировать. По Спящим тризну справляли, прощальные подарки проклинали, да тут же и моего ветреного легконогого друга привечали. Сотни горожан да еще столько же гостей из других орейских земель - купцы рядом с воинами, мастеровые с военачальниками, князья с крестьянами - всем по чину было рядом сидеть, как свидетелям Ряды вечной.
С первыми звездами часть крыши над залом снимали - впускали ветер - и тогда сразу становилось ясно: кто празднику рад, а кто с корыстью какой-нибудь в княжий терем пришел. Холод ранней весны мигом выдувал остатки тепла и зубами не стучали только первые - обильно пищу вкушающие да питьем хмельным не пренебрегающие. Иные же, бывало, и трястись начинали.
Потому женщин и детей на этот пир не звали. Другое дело золотой осенью, когда близ Княжих ворот вставала ярмарка. Тогда и из окрестных земель и из Леса множество красавиц собиралось на товары да чудеса иноземные поглазеть. Ну, и друг на дружку, конечно. Сестры вот мои, по полгода хитрой вышивкой маялись, чтоб денек на ярмарке блеснуть.
Кроме того, на весеннем пиру не принято говорить о делах. Да только куда от них деться!? Потому и разрешено гостям и хозяевам на месте не сидеть. Встали, прошлись. Встретились - обменялись парой фраз. Через полчаса снова встретились... Как бы невзначай - еще поговорили. К утру и договорились. Тяжел труд правителя.
Я смотрел, как двигается отец. Как, вроде совершенно случайно, оказывается в компании то с наследником Ростока, то с Вовуром. Как тщательно избегает посла, которого откровенно спаивали воевода с гильдейским старшиной, неустанно вещая о "десятках тысяч умелых воинов из Великого леса".
Принцу пока никто из гостей не навязывался. Кому-то-брат шустро шнырял в купеческих кругах, где его, похоже, принимали за своего. Но ко мне они подошли все-таки вместе. Парель был уже весьма рад празднику.
- Разве твой Басра, жрец, дозволяет отмечать день Ветра? - после коротких приветствий поинтересовался я.
- Ветер - суть явление природы, Всеблагим данное, - зачем-то ткнув пальцем в небо, заявил Парель. - Вот и выходит, что празднование сие не может быть не угодно Ему!
Принц широко улыбнулся - он тоже угощением не брезговал. Я не удержался - засмеялся.
- Славно вы все придумали. Только одно мне непонятно. Как же Басра в Модулярах с проснувшимся богом уживается? Или у вас искра в камне не вспыхнула?
- От оставшихся дома друзей до нас доходили известия, - принц говорил легко, всем видом показывая, что и сам тому не верит особо, - будто бы Эковерт еще до своей коронации водил глав кланов в казематы под отцовым дворцом. И будто являлся им там пламень, полыхающий в сердце камня - не обжигающий и руку не греющий. Говорил подлый предатель, что соратникам своим силу может дать великую. От смерти и боли их навсегда избавить... Да только, мнится мне, другое им в подвалах показывали - дыбу да штыри, в углях раскаленные.
Слова, готовые вылететь изо рта, застряли в горле. Я даже кашлянул от волнения.
- Что ж ты об этом князю-то не сказал? Пошли, отцу моему повторишь...
- Я и хотел попросить меня ему представить, - смутился Ратомир. - Мне сказывали, Белый - это вроде титула княжеского у вашего народа?
- Ну, если бы князей можно было выбирать, то - да, - снова засмеялся я, уже высматривая в огромном зале отца. - Так-то вся семья наша за Орею в ответе. Но кто именно больше остальных, то Судьба решает...
Не очень просто оказалось поймать Белого в толпе людей, особенно если он сам этого не хочет. Тем не менее мне это удалось. Прямо перед остекленевшими от выпитого глазами посла мы с принцем, конечно совершенно случайно, схватили повелителя леса за локоть и отвели в сторонку.
- Демоны! - грубо рявкнул отец, выслушав повтор истории принца, и стремительно исчез за спинами гостей. Извиняться, в том числе и кубком вина, перед Ратомиром пришлось мне.
Утром я о том пожалел.
9