- Не так уж много, чтобы рисковать из-за этого своей жизнью, - возразил Штефан.
От подобного разговора ему все больше становилось не по себе. Он чувствовал, что Висслер припер его к стенке, и это ощущение ошеломляло его. Он и раньше знал, что рано или поздно произойдет подобный спор, но был уверен, что выйдет из него победителем. В конце концов, Висслер был обычным проходимцем, похожим на дешевую имитацию Индианы Джонса, и, как правило, вел себя так, что нужно было еще как следует подумать, прежде чем решиться пригласить его перекусить даже в "Макдоналдс". У него не было никаких шансов выиграть спор с таким человеком, как Штефан Мевес, даже если в качестве аргументов в ход пошли бы удары кулаками и ногами. По крайней мере, Штефан так думал раньше. Теперь же он казался самому себе боксером, который вышел на ринг сразиться с более легким - фунтов на сорок - противником и уже в первые несколько секунд поединка получил столько ударов, что у него все поплыло перед глазами. Ему оставалось лишь надеяться на то, что он проиграет по очкам, а не рухнет от нокаута на ринг.
- Ни с кем из нас ничего не случится, если мы будем придерживаться нескольких простых правил, - сказал Висслер. - Я дал им только то, о чем мы договорились, и не пфеннига больше.
- А почему вы уверены, что они нас, несмотря на это, не пришьют? - поинтересовалась Ребекка. Ее голос был немного встревоженным, но отнюдь не испуганным. - Если эти люди действительно так опасны, как вы утверждаете, что мешает им прикончить нас и затем забрать у нас то, что им захочется?
- Они хоть и негодяи, но отнюдь не дураки, - ответил Висслер. - Люди в принципе не могут долго и успешно заниматься тем или иным бизнесом, если вдруг выяснится, что они склонны отправлять на тот свет своих деловых партнеров. И я знаю правила, по которым они живут. Там, снаружи, - настоящие дикари, госпожа Мевес, хотя вы в это и не верите. Они уважают силу и презирают слабость; они не моргнув глазом убьют вас за одну сигарету, но, если вам хоть раз удастся вызвать у них уважение, вы сможете спать безмятежным сном, даже если у вас в сумке будет пакет с бриллиантами.
Штефан мысленно спросил себя, из какого дешевого романа Висслер позаимствовал эту тираду, однако вслух он не произнес ни слова. Схватка с Висслером была им уже проиграна, и попытка возобновить ее в лучшем случае позволила бы ему отыграть лишь пару очков. Кроме того, он боялся, что все-таки вынужден будет признать правоту Висслера.
- А теперь оденьтесь как следует, - произнес Висслер. - Наденьте самые теплые вещи, какие у вас есть. Путь будет довольно долгим, и, похоже, опять пойдет снег.
Штефан и в этот раз ничего не ответил. Они и так уже были одеты во все самое теплое из тех вещей, которые привезли с собой: сине-оранжевые полосатые лыжные костюмы для семейной пары, которые они купили, собираясь в свой первый - и последний - совместный зимний отпуск лет пять назад, зимние сапожки и перчатки, гармонирующие по цвету с костюмами. Когда они две недели назад упаковывали свои чемоданы, Ребекка не смогла удержаться от язвительной реплики, однако он настоял на том, чтобы взять с собой эту громоздкую одежду. Теперь же они были весьма рады, что все-таки взяли ее с собой: без этих костюмов с теплой подкладкой они, наверное, еще несколько дней назад замерзли бы во сне. Термин "центральное отопление", по-видимому, еще не вошел в лексикон жителей этой местности, зато в нем было множество слов, характеризующих понятие "зима".
Штефан подошел к стоявшему у окна большому сундуку, в котором хранились их вещи, открыл крышку и достал сумку со своей фотоаппаратурой и магнитофоном Ребекки. Когда он открыл магнитофон, чтобы на всякий случай поменять батарейки на новые, Висслер сказал ему:
- Зря стараетесь!
Штефан уставился на Висслера.
- Что?
- Я про магнитофон. Вам нельзя брать его с собой. Да и фотоаппарат тоже.
- Что это значит? - Штефан был удивлен.
- Это значит: нельзя фотографировать, - ответил Висслер. - И записывать на магнитофон тоже нельзя. Таковы условия.
- Чьи условия? - раздраженно спросил Штефан.
Казалось, что ему не хотелось верить тому, что он сейчас услышал.
- Баркова, - пояснил Висслер. - Вы сможете с ним поговорить - но без всей этой аппаратуры.
- Вы что, спятили? - сдавленно спросил Штефан. - Или, может, вы забыли, что мы здесь как раз для того, чтобы сделать снимки и записать материалы для репортажа. Я - фотограф, а моя жена - журналист.
- Весьма сожалею, - сказал Висслер таким тоном, что его слова можно было принять за плоскую шутку. - Именно такие условия поставил Барков. Вы можете взять у него интервью. Однако без фотографирования и без записи на магнитофон. Если вас это не устраивает, то нам остается разве что убраться восвояси.
- Вы сами не понимаете, что говорите! - вспылил Штефан. - С таким же успехом мы можем вернуться домой вообще без материалов. Интервью с майором Барковым? Замечательно! Но если у нас не будет какого-либо подтверждения, то это будет равносильно материалу, высосанному из пальца! Нам никто не поверит!
- Это - ваша проблема, - невозмутимо ответил Висслер и пожал плечами. - Я не выдумывал этих условий. Я просто сообщил вам о них.
- Немного поздновато, не так ли? - съязвила Бекки.
Она вздохнула, удрученно покачала головой и, покрепче натянув одеяло на плечи, поднялась на ноги. Висслер, снова пожав плечами, промолчал.
- Даже и не подумаю! - Штефан разозлился. - Мы не для того проделали весь этот путь, чтобы…
- Смирись, - Ребекка успокаивающе положила ладонь ему на предплечье. - По крайней мере, мы сможем с ним поговорить. Все же лучше, чем вообще ничего.
Штефан в полной растерянности уставился на жену. В течение нескольких секунд внутри него шла борьба между гневом, растерянностью и… еще каким-то чувством, которому он не мог найти точного названия, хотя оно, пожалуй, было еще хуже, чем предыдущие два, вместе взятые. И тут он увидел затаенные искорки в глазах Ребекки - это был почти неуловимый предупреждающий взгляд, который Висслер не смог бы заметить, даже если бы посмотрел сейчас Ребекке прямо в глаза. Однако для Штефана смысл этого взгляда был так же понятен, как если бы Ребекка заявила об этом громким голосом.
- Хорошо, что по крайней один из вас - благоразумный человек, - сказал Висслер. - Кстати, если вас это заинтересует, я вполне готов изложить на бумаге все, что увижу или услышу… за умеренное вознаграждение, само собой разумеется.
- Само собой разумеется! - произнес Штефан самым враждебным тоном, на какой только был в этот момент способен.
Висслер пожал плечами.
- Нужно понимать ситуацию. Вы ведь сами сказали, что платите мне не так уж много.
Штефан впился в Висслера взглядом, но продолжать перебранку у него не было никакого желания. Поэтому он - гневным и излишне сильным движением - запихнул свою фотоаппаратуру и магнитофон Ребекки обратно в сундук и захлопнул крышку.
- Мы еще поговорим об этом, - пробурчал он.
Висслер промолчал.
Штефан сунул ноги в сапоги, вытащил из кармана куртки перчатки и уже начал было натягивать их на руки, но передумал, снял перчатки и подошел к Ребекке, чтобы помочь ей. Ее движения были точными и целенаправленными, однако достаточно медленными для того, чтобы Штефан смог понять, скольких усилий они требуют от Ребекки.
- С тобой все в порядке? - спросил он. - Может, будет лучше, если ты…
- Останусь здесь? - перебила его Ребекка. Она решительно покачала головой. - Только через мой труп.
Штефан не оценил шутки.
- Это может стать реальностью намного быстрее, чем ты предполагаешь, - сказал он. - Ты больна, а впереди у нас долгий утомительный путь.
- У меня лишь небольшой жар, - ответила Ребекка, пожимая плечами. - Я переносила и не такое.
Лицо Штефана было озабоченным. У Бекки был не просто "небольшой жар". Ее глаза были мутными, и от нее дурно пахло - по всей видимости, не только из-за болезни, но и оттого, что она уже трое суток не снимала с себя одежду. Ее волосы утратили свой естественный блеск и были похожи на почерневшую солому, а руки слегка дрожали. Когда Штефан их коснулся, то с ужасом почувствовал, какой горячей и сухой была кожа Ребекки.
- У тебя сильный жар, - произнес он серьезно, - а не "небольшой". Это может быть воспалением легких.
- На этот случай люди придумали пенициллин, - сказала Ребекка. - Успокойся. Вот закончим здесь свои дела, и тогда уже можешь тащить меня к каким угодно врачам. Упираться не буду. Но сначала я все-таки возьму это интервью!
Висслер прокашлялся. Этот разговор становился для него неприятным.
- Я… подожду снаружи, - проговорил он, запинаясь. - А вы поторопитесь, хорошо?
Они дождались, когда он выйдет из комнаты. Затем Ребекка подошла к сундуку, подняла его крышку и несколько секунд что-то лихорадочно искала.
- Что ты задумала? - поинтересовался Штефан.