– Разумеется, виконт, – ожидаемо уверил меня слуга, который заметно спал с лица, будто неким доступным лишь близнецам чутьем уловил гибель родного человека.
Стоило бы рассказать ему о гибели брата, но я заколебался, не представляя, как отреагирует на это известие слуга. Да и нужны ли ему лишние треволнения? Вовсе не уверен.
– Можешь идти, – отпустил тогда дворецкого, так и не придя ни к какому определенному решению.
Когда-нибудь я обязательно ему обо всем расскажу, но только не сейчас. В другой раз.
Трусость, скажете вы? Вовсе нет, обычная тактичность, и не более того. Нельзя же просто взять и вывалить на дворецкого эдакое известие! Нужно как-то его сначала к этому подготовить, что-то придумать…
Ладно, трусость, и что с того?
Кто из нас без недостатков?
Я перезарядил "Рот-Штейр", оделся и вышел из спальни. Спустился на первый этаж, придирчиво оглядел себя в зеркало, но костюм нигде не топорщился и сидел идеально, будто шили специально на меня. Удивительно даже, учитывая нестандартную фигуру. Длинный и тощий, на такого готовое платье покупать – сущее мучение.
– Лео! – окликнула меня с кухни Елизавета-Мария. – Идем пить чай!
– Не сейчас! – отказался, взглянув на настенные часы. Был второй час дня.
– Лео! – повысила голос девушка.
Я тяжело вздохнул и сдался.
– Давай попробуем представить, будто мы обычная семья, – предложила Елизавета-Мария, когда я уселся за стол и уставился в окно.
Меня так и подмывало ответить грубостью, но усилием воли я сдержал этот неуместный порыв и лишь заметил:
– В нашем случае речь идет о хозяине и прислуге. Такая аналогия представляется мне более уместной.
Елизавета-Мария насыпала в свою кружку две ложечки сахара и спокойно парировала:
– Во многих семьях так и живут, дорогой. Муж-повелитель и бесправная рабыня-жена.
Я взял из корзинки поджаренный тост и снял крышку с баночки малинового мармелада, зачерпнул его ножом и с горестным вздохом покачал головой:
– Суккуб-суфражистка. Куда катится этот мир?
– Не могу сказать, что в аду царит равноправие, но мы более чем толерантны к чужим недостаткам, дорогой. Смертным есть чему у нас поучиться.
– Вот уж даром не надо! – фыркнул я, отпил чаю и спросил: – Что ты знаешь о вампирах?
Девушка склонила голову набок и с интересом уставилась на меня, всем своим видом предлагая продолжать.
– Что непонятного? – пробурчал я, намазывая мармеладом второй тост. – Клыки, бледная кожа, аллергия на солнечный свет, нездоровая тяга к чужой крови. Что ты знаешь о них?
– Собрался в Трансильванию? – пошутила Елизавета-Мария.
Или не пошутила, а спросила на полном серьезе?
– Почему именно в Трансильванию?
– Помнишь, вчера зашел разговор о жжении? – Девушка задумчиво уставилась в чашку с чаем, потом отодвинула ее от себя и сходила за вином; бутылку крепленого красного она прятала в ящике с крупами.
– Жжение? – удивился я. – И что с того?
– Малефики испытывают боль, лишь когда творят заклинания. Это случается не так уж и часто, можно перетерпеть либо заставить страдать вместо себя знакомца. Оборотни мучаются непосредственно после обратного обращения в человека, но даже так в Новом Вавилоне они гости нечастые.
Я кивнул, соглашаясь с этим утверждением, и Елизавета-Мария продолжила:
– Выходцы из преисподней выбираются в этот мир наскоками, от боли они спасаются, облачаясь в чужую плоть, забирая людские души и тела. Иные существа, порождения былых времен, либо бегут от цивилизации, либо деградируют, теряя последние остатки разума. Лишь призраки и порождения магии не чувствуют боли, поскольку не чувствуют ничего.
– К чему ты ведешь?
– Никто не способен долго выносить подобную боль, – объявила Елизавета-Мария. – Вампир не может отказаться от своей сути и вновь стать обычным человеком ни на день, ни на минуту. Вампир не зомби, поднятый гаитянскими мастерами, он способен чувствовать боль. Но тело его мертво, а мертвая плоть не защищает от боли.
– Как давно тебя призвали в наш мир? – спросил я, уловив промелькнувшую в голосе суккуба тоску.
– Не важно! – раздраженно отмахнулась девушка и смежила ресницы, прикрывая засветившиеся недобрым сиянием глаза. – Это не важно, Лео. Главное, что ни один вампир не приедет в Новый Вавилон по доброй воле. Это сродни самой изощренной пытке. Только если под угрозой смерти.
– И все же, где их искать?
– В Трансильвании, Румынии или Зюйд-Индии. Среди египтян или ацтеков. На Кубе или в африканских колониях. В сибирской тайге, горах Афганистана и бескрайних азиатских степях. Где угодно, только не здесь, не в больших городах. Даже в провинции жжение не столь сильно…
Но у меня перед глазами стояло обескровленное тело служанки с двумя аккуратными ранами на шее, поэтому я уточнил вопрос, продолжая настаивать на своем:
– Где искать вампира в Новом Вавилоне?
Елизавета-Мария посмотрела в ответ с неприкрытым сомнением, потом с безразличным видом пожала плечами, явно потеряв к этому разговору всякий интерес:
– В какой-нибудь дыре, чем глубже, тем лучше. Если он действительно прибыл в Новый Вавилон, то схоронился в свинцовом саркофаге где-нибудь в катакомбах за городом.
– Саркофаге? – удивился я. – А почему именно в свинцовом?
– Встретишь вампира – спроси. Возможно, он даже ответит, – отстраненно улыбнулась девушка, размышляя уже о чем-то совсем другом. – Какие у тебя планы на вечер? – вдруг поинтересовалась она, накручивая на палец длинный рыжий локон.
– Иду в цирк, – сообщил я, встал из-за стола и снял фартук, который надевал, дабы не заляпать мармеладом костюм. – А что?
– Ты не похож на любителя цирковых представлений.
На самом деле так и было; цирк я не любил. И цирк, и цирковых.
Дьявол! Если разобраться, на свете было не так уж много людей, к которым я по тем или иным причинам не испытывал антипатии.
Мизантроп? Нет, скорее, клинический интроверт.
– Друг попросил составить ему компанию, – пояснил я Елизавете-Марии, а когда она вслед за мной вышла в прихожую, в свою очередь поинтересовался: – Это жжение, что его вызывает?
– Вопрос на миллион! – рассмеялась девушка, взяла перьевую метелку и принялась стряхивать с полок пыль. – Но во времена падших его не было, тогда весь мир принадлежал нам, и только нам.
– Да-да, – усмехнулся я и вышел на улицу, не став брать с собой ни плаща, ни куртки.
Погода порадовала. От вчерашнего ненастья не осталось и следа, небо прояснилось, и лишь на самом горизонте продолжали клубиться недоброго вида кучевые облака.
Я начал спускаться с крыльца, и немедленно неуютной ломотой напомнила о себе отбитая нога. И пусть сегодня она беспокоила не так уж и сильно, все же показалось разумным вернуться в дом за тростью Александра Дьяка.
– Быстро ты! – язвительно хмыкнула при моем возвращении Елизавета-Мария, не переставая стряхивать метелкой пыль.
– А ты, смотрю, все по хозяйству хлопочешь? – не остался я в долгу и с удивлением глянул под ноги, только сейчас обратив внимание на голый пол. – А ковер-то тебе чем не угодил?
– Ковер? – удивилась девушка.
– Да, ковер!
– Лео, ты принимаешь меня за домработницу? Какое мне дело до твоих ковров?
Я нахмурился и повысил голос:
– Теодор!
– Да, виконт? – вышел на крик дворецкий.
– Теодор, ты не убирал из прихожей ковер?
– Нет, виконт, – бесстрастно ответил слуга и больше не сказал ничего.
Елизавета-Мария уставилась на меня с живым любопытством. Я ответил ей не менее заинтересованным взглядом.
– Это точно не твоих рук дело?
– Не моих, – подтвердила девушка.
Сам не знаю почему, но я поверил. И от этого встревожился еще больше.
Прошелся по гостиной, внимательно глядя под ноги, и вскоре заметил длинный бурый мазок на одном из плинтусов, словно кто-то пытался наскоро затереть пролитую там красную краску. Или кровь?
– Посмотри, – попросил я Елизавету-Марию.
Девушка грациозно присела, поскребла длинным ногтем насторожившее меня пятно, облизнула палец и озадаченно протянула:
– Как интересно!
– Что это?
– Кровь, – вынесла девушка вердикт и добавила: – Свежая.
Отстраненную невозмутимость Теодора как рукой сняло.
– Но позвольте! – возмутился он. – Кроме нас, в доме никого нет и быть не может! Виконт, вам ли этого не знать!
– И между тем пропал ковер, а пол перепачкан кровью, – пробурчал я, продолжая осматривать комнату. На первый взгляд все оставалось на своих местах, никаких других следов постороннего присутствия обнаружить не удалось.
– Опять твои кошмары? – промурлыкала Елизавета-Мария.
– Не знаю, – передернул я плечами и выглянул в коридор. – Теодор, принеси лампу!
Дворецкий выполнил распоряжение, и вскоре в неровном свете "летучей мыши" нам удалось обнаружить еще несколько капелек крови, смазанных и полузасохших.
Я вытащил из кобуры "Рот-Штейр" и дослал патрон. В доме был кто-то чужой, и даже думать не хотелось, для какой цели ему понадобилось скатывать ковер. Впрочем, кровь на полу особого простора для фантазии не оставляла.
Кто-то кого-то убил и теперь заметал следы.
Но кто? И самое главное – кого?
Теодор вооружился кочергой, Елизавета-Мария сбегала за саблей, и мы двинулись по кровавым отметинам, словно по следу из хлебных крошек. Особой аккуратностью злоумышленник не отличался, и выискивать бурые пятна не составляло никакого труда.
Мы миновали чулан и кладовку, свернули в боковой коридор, и Теодор догадался:
– Каретный сарай!