Просто он отчетливо понимает, что клин вышибают клином, отравление можно лечить и ядом, а единственным средством победить все негативные явления, сопутствующие прогрессу, является сам же прогресс. "Я думаю, любой человек, достаточно осведомленный в достижениях современной науки и технологии, верит в их грядущее бурное развитие. Относится это и ко мне, - говорил Кларк на встрече с ленинградскими фантастами. - Однако я не наивный оптимист-сейчас есть и наивные оптимисты, и наивные пессимисты, - я пытаюсь быть реалистом, хотя прекрасно понимаю, в какое время мы живем". Убежденность в том, что путь технологического развития - единственно возможный для нашей человеческой цивилизации, вера в беспредельность перспектив, открывающихся на этом пути, и являют собою в творчестве Артура Кларка ту "неотразимую силу", о которой я говорил вначале. Ну, а что же в таком случае представляет собой "несокрушимая преграда"? Попробуем разобраться и в этом. Едва ли не каждый из нас, особенно в юности, задается вечным вопросом о смысле жизни. Вопрос это "проклятый" - в том отношении, что однозначного ответа на него нет и быть не может. Каждый решает его только для себя самого. Но как же быть не с отдельным человеком, а с человечеством? В чем смысл его существования? "В самом деле, - размышлял в своем превосходном эссе "Человечество-для чего оно?" советский ученый и писатель-фантаст Игорь Забелин, - для чего же вообще существует человечество?.. Неужели у него есть только сугубо имманентная цель-полный и равный самопрокорм и забава искусством и наукой в дальнейшем?.. "… " Имеются ли у человечества высшие цели, не считая имманентных, к которым мы продолжаем пока стремиться? Определено ли человечеству какое-либо назначение в системе природы, предопределена ли ему некими неведомыми пока законами особая миссия в природе?" Один из ответов на этот вопрос Кларк дает в своем блестящем рассказе "Девять миллиардов имен", суть которого сводится к тому, что, согласно ламаистским верованиям, мир был создан богом лишь для того, чтобы найти все имена бога. Их около девяти миллиардов, этих имен, и строятся они по строго определенным принципам. И вот монахи из тибетского монастыря (тоже дети XXI века) обзаводятся компьютером, который всю эту работу проделывает достаточно быстро. Предназначение мира исполнено, и мир-исчезает. Конечно, это лишь остроумная шутка, прекрасный образчик английского юмора. Но ведь вопрос-то в рассказе поставлен отнюдь не шуточный! И вопрос этот мучит Кларка постоянно. Однако было бы большим преувеличением сказать, что раздумьями на эту тему пронизано все творчество писателя. И ранние его, так сказать, идиллическо-технологические романы, и "Прелюдия к космосу", и "Пески Марса" (оба-1951), и "Большая глубина" (1954), и повесть "Остров дельфинов" (1963), и ряд других произведений не затронуты ими. Впрочем, правильнее будет сказать "почти не затронуты"-в "Большой глубине", например, какие-то отзвуки темы слышны. Но дальние, очень дальние. И вместе с тем уже в начале 50-х годов, с появлением рассказа "Страж" (в американской публикации - "Страж Вечности"), в творчестве Кларка обнаружился явный парадокс, отмеченный едва ли не всеми западными исследователями. Тот, чье имя в первую очередь ассоциируется с твердой научной фантастикой, с психологией едва ли не технократической, оказался пленен метафизикой, даже мистикой (правда, особого рода; речь о том впереди). Это противоречие явственно ощутил Иван Ефремов. В 1970 году у нас вышел в свет роман Кларка "Космическая одиссея 2001 года" - роман со сложной творческой историей. "Страж" послужил толчком к созданию сценария фильма, написанного Кларком совместно со Стенли Кубриком, фильма, который по сей день считается одной из вершин кинофантастики; сценарий же, в свою очередь, был положен в основу романа. Надо сказать, Кларк вообще сочетает в себе щедрость сеятеля с тщательностью жнеца: он щедро рассыпает идеи, но из каждой "выжимает" потом все возможное. Можно быть уверенным, что любая мало-мальски интересная мысль, вроде бы случайно оброненная в рассказе или романе, потом непременно послужит основой для нового произведения. Но я несколько отвлекся. Так вот, в послесловии к русскому изданию "Космической одиссеи 2001 года" Ефремов писал: "Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал - антагонистичны, реалистической атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе". Если рассматривать роман сам по себе, в отрыве от всего остального творчества Кларка, то не согласиться с Ефремовым нельзя. Но в контексте прочих кларковских произведений финал "Космической одиссеи 2001 года" воспринимается органичным. Я сознательно не останавливаюсь на сути отсеченных эпизодов. Принципиального значения это сейчас для нас не имеет, тем более что многое делается понятным из нынешнего издания "2061: Одиссея три". Но вернемся, однако, к парадоксу Кларка. Да, Кларк оптимист, бесконечно верящий в мощь человеческого духа, в безграничные возможности человеческих свершений. Но в то же время в масштабах Вселенной и эта безграничность может затеряться. А если человек не способен стать хозяином всей беспредельности мирозданья, то в чем же тогда смысл существования человечества? Лишь в одном - в возможности влиться во Вселенский Сверхразум. Здесь мы вступаем на зыбкую почву предположений. Увы, поговорить с Кларком на эту давно уже интересовавшую меня тему во время нашей ленинградской встречи не удалось. И остается лишь гадать, что послужило фундаментом кларковской концепции. Сверхразум Кларка чем-то родствен Брахману, безликому и бестелесному всеобщему божеству веданты, являющемуся единственной реальностью мира. Ведь целью человеческого бытия веданта считает как раз освобождение от оков материального мира и достижение тождества индивидуального духа, атмана, с Брахманом. И финал "Конца детства" убедительно подтверждает такое предположение. Но не исключено, что на Кларка оказала свое влияние и знаменитая работа Тейяра де Шардена "Феномен человека", не так давно ставшая доступной и нашему читателю. Его теогенетическая концепция сводится к тому, что человечество обладает богосоздающей силой. Не богом создано оно по образу и подобию божию, а наоборот-само создает бога своей интеллектуальной и духовной деятельностью. Из начала эволюции Тейяр де Шарден перемещает бога в ее конец. Тот самый конец человеческого детства… И, завершив детство свое, человечество приходит к конечной цели, растворяясь в им же созданном боге. Убежденность в необходимости существования Вселенского Сверхразума, по-шарденовски трактуемого бога, и есть та "несокрушимая преграда", на которую наталкивается "необоримая сила". Если учесть, что первый вариант "Конца детства" (под названием "Ангел-хранитель") появился еще в 1950 году, то приходится признать, что поединок этот длится уже четыре десятилетия. В "Конце детства" он заканчивается однозначной победой "несокрушимой преграды". Но для того чтобы обеспечить эту победу, Кларку пришлось несколько ограничить возможности "необоримой силы", заставить ее действовать не в полную мощь. Работая над научно-популярной книгой "Исследование космоса", Кларк заинтересовался мыслью, что было бы. ограничь какая-то внешняя сила космическую экспансию человечества, замкни она человечество в рамки родной планеты. В качестве именно такой силы и выступают в романе Сверхправители со своим тезисом "Вселенная-не для человека". Кстати, образ Кареллена и его расы, этих бесплодных акушеров Сверхразума, на мой взгляд, принадлежит к числу самых ярких и, пожалуй, самых трагических в творчестве Кларка. Тогда, в начале 50-х ("Конец детства" в полном варианте увидел свет в 1953 году), Кларку еще не было и сорока. Возможно, как раз по этой причине роман - и это отмечает большинство критиков-не только является одним из заметных явлений НФ тех лет (и не только тех), но и-о чем говорят реже-получился самым, пожалуй, жестким, бескомпромиссным из всего написанного Кларком. Миссия человечества исполнена, Сверхразум рожден, и породившая его раса исчезает. Земная цивилизация полностью исчерпала себя. Причем Сверхразум этот не вызывает у читателей (насколько я могу судить об этом по тому, что читал, о чем говорил с любителями фантастики) сопереживания, сочувствия, эмоционального приятия. Для этого он слишком равнодушен, безжалостен. Ему мешает все-даже животные и растения. Для того чтобы сам он мог существовать и функционировать, все живое, кроме него (за редким исключением-таким, как служащая целям Сверхразума раса Кареллена), должно быть уничтожено. И в конце концов он должен остаться один в мертвой Вселенной, может быть, даже став этой Вселенной, включив в себя всю ее беспредельность. Постепенно позиция Кларка в этом отношении меняется. Еремей Парнов, побывавший в гостях у Кларка на Шри-Ланке, вспоминает такой разговор: "- Допустим, вам будет дано взойти по такой лестнице, - сказал я Кларку. - О чем вы спросите галактических собратьев? - Конечны ли или бесконечны пространство и время, - его вопросы были давно продуманы. - Всюду ли жизни сопутствует смерть?.. Впрочем, нет, прежде всего я спросил бы о том, как победить рак. - Значит, на первый план вы ставите частное, а не общее, животрепещущую сиюминутность, а не вечную и отрешенную истину? - Человек меняется, добреет, - мелькнула лукавая улыбка, - особенно на этом острове, где ощутимо слышится переплеск райских фонтанов." Что ж, с годами человек нередко мудреет и добреет: старость, как и любовь, максимализирует наши склонности и черты, пристрастия ума и движения души. И потому совсем не удивительно, что уже в "Космической одиссее 2001 года", увидевшей свет на восемнадцать лет позже "Конца детства", Сверхразум выглядит у Кларка совсем иным. Влившись в него, навек распростившись со своей телесной оболочкой, Дэвид Боумен не теряет человеческой сущности. Не уничтожение родной планеты, а спасение ее от атомной угрозы - вот его поступок.