4
Островский оказался пунктуальным человеком и ровно в семь часов уже стоял на пороге моей квартиры. Должен признаться, что мне понравилась сама идея его визита. Я вынужден включиться в новую жизнь, почему бы не начать ее со столь экстравагантного приключения? Картина маслом. Бывшие враги протягивают друг другу руки и, в знак примирения, обмениваются понимающими улыбками. Отличная придумка. Не сомневаюсь, что предстоящий разговор подарит новые идеи и позволит взглянуть на мир другими глазами. А что еще писателю нужно?
Островский поздоровался - этот коротко подстриженный здоровяк был трогательно смущен.
- Вот, что я хочу сказать. Не держите на меня зла, господин Хримов. Работа, только работа. Признаюсь, там, в метро, я все равно не стал бы вас бить по-настоящему. Мне было приказано не допустить передачи вашего рассказа начальникам. Ну, вы, наверное, уже знаете об этом. Вам, наверняка, рассказали. Я бы обязательно справился, но тут появилась Настасья. Ситуация моментально изменилась. По инструкции я не имею права вмешиваться в ваши энэновские дела, так что бить вас я не собирался, отвесил бы щелбана для порядка, если бы вы папку отдать отказались, но этим бы и ограничился.
- Но рассказ все равно попал к начальникам!
- Я же говорю, после того, как в поле зрения появилась Настасья, дело автоматически перешло в сферу ответственности энэнов. Если они посчитали, что рассказ можно передать начальникам, значит, пусть так и будет. Людей это уже не касается. Помогать мы друг другу помогаем, но в чужие дела стараемся не вмешиваться. Так что, вам ничего не угрожало, - подумал и добавил: - Но прошу прощения, если что не так.
- Да ладно, чего уж там копить старые обиды. Проходите.
Однако Островский застыл на пороге, его голова стала поворачиваться справа налево и обратно, напоминая плавностью перемещения перископ подводной лодки. Я понял, что он ищет подходящий стол, чтобы разгрузить пакет с бутылками и продуктами.
- Захотелось с вами посидеть, как положено, по-человечески, поговорить без спешки, - сказал он, открыто улыбнувшись. - Надеюсь, я не сказал ничего обидного? Мне трудно найти подходящее определение. Упоминание о людях не кажется вам оскорбительным?
- С чего бы это?
- Простите, но среди энэнов иногда попадаются чрезвычайно эмоциональные индивидуумы. Не все, конечно. Слова им лишнего не скажи. А я что? Я ничего. Это они неправильно интерпретируют.
- Со мной, в этом смысле, можно быть проще. Меня разговоры на общие темы оскорбить не могут.
- Прекрасно. А куда бы мне пакет разгрузить?
- Кухонный стол подойдет?
- Лучше и не придумаешь!
Островский очень быстро освободился от своего груза. На столе появилась бутылка армянского коньяка "Наири", потом бутылка дорогой водки "Финляндия", мясная нарезка, пластмассовая баночка с сельдью в укропном соусе, банка соленых грибов домашнего приготовления и баночка маринованных баклажан.
- А вот красной икры не захватил. Не люблю ее.
- Ну и ладно.
- От вас попрошу хлеб и рюмки.
- Хрустальные подойдут?
- А почему бы и нет!
- Будем оперировать холодными закусками?
- К сожалению, я ограничен во времени.
Я сразу решительно отказался от коньяка. Налил себе водки, Островский поддержал меня.
- Ну, будем, - сказал он, выпил, подцепил на вилку грибок и с удовольствием закусил. - Хорошо пошла, дай Бог не последняя!
Я решил ограничиться двумя рюмками, в общем, мне это удалось.
Островский внимательно разглядывал меня. Я впервые понял, как смотрят люди на чужих. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, пришлось рассказать анекдот про двух пьяниц.
- Однажды вечером двое пьяниц принялись хвалиться друг перед другом своими способностями. "Я могу выпить пол-литра, и мне ничего не будет", - сказал один. "А я могу выпить целый литр, и мне ничего не будет"! - сказал другой. Тут к ним подошел циник и спросил: "А по пятьдесят граммов сможете"?
Посмеялись.
Островский тоже решил рассказать анекдот.
- На крыше высотного дома сидели девочка Добро и девочка Зло и кидали камешки вниз. Девочка Зло попала в пятерых прохожих, а девочка Добро в семерых. Потому что Добро всегда побеждает Зло.
А что, мне анекдот понравился. Смешно.
- Разрешите закурить? - спросил Островский.
- Простите. Нежелательно, - грустно сказал я, есть ситуации, когда надо сразу, не стесняясь, твердо говорить нет, чтобы потом не усугублять неловкость. - Я плохо переношу табачный дым. Вообще не люблю навязчивые запахи.
Островский с интересом посмотрел на меня. Мой запрет почему-то произвел на него хорошее впечатление, будто бы подтвердились его самые положительные предположения о моей сущности.
- Я знаю об этой особенности энэнов. Занятно. Причудлива природа.
Не хотелось обижать Островского, но я действительно ненавижу табачный дым, духи, одеколоны, дезодоранты и, конечно, выхлопные газы автомобилей. Это ведь он сам спросил меня, можно ли закурить? Почему я должен был ответить согласием? Я просто сказал правду. Что тут может быть обидного?
Вот Островский и не обиделся. Мы выпили еще. Закуска была хороша. Довольно быстро мне стало ясно, что для Островского я теперь один из энэнов. Ужас, который он испытывал всякий раз, когда я заглатывал очередные свои десять граммов водки, не помешал, впрочем, поддерживать приятную беседу. Мы мило поболтали о новинках литературы, Островскому показалось удивительным, что в последнее время в киосках у станций метро появились странные книги, составленные из комментариев посетителей интернетовских сайтов.
- Их интересно читать? - спросил я.
- Обычно нет.
- Значит, они скоро отомрут. Никто и не заметит, как их заменит какой-нибудь другой проект.
- Знаете ли, мне неприятно, что литературу пытаются подменить второсортным эрзацем, - возмутился Островский, он потреблял водку правильными пятидесятиграммовыми порциями, но я не смог заметить ни малейшего признака того, что принято называть опьянением.
- Не волнуйтесь вы так, - сказал я. - История человечества - это постоянные попытки заменить литературу эрзацем, по счастью, неудачные. Прорвемся и на этот раз.
- Уважаю, - сказал Островский с чувством.
Потом мы поговорили о предстоящем завоевании Луны. Я полагал, что первую постоянную станцию на поверхности Луны построят американцы, Островский считал, что китайцы или индусы. Спорить мы не стали, каждый остался при своем мнении. Следующий вопрос поставил меня в тупик.
- А вот скажите, почему энэны так мало внимания уделяют проблеме бессмертия?
- Не знаю, - честно признался я. - Никогда не задумывался. А и верно, почему? Не знаю. Меня бессмертие не интересует, потому что… не интересует.
- Энэнов совсем не интересуют люди?
- Я-то откуда знаю? Мне сообщили, что я энэн, всего лишь неделю назад. Сомневаюсь, что мои представления о сложных философских теориях можно распространять на весь вид.
- Можно, можно, - перебил Островский.
- Продолжу. Так вот, опыта межвидового общения у меня нет, а потому я намерен относиться к людям, как привык, к хорошим буду относиться хорошо, а к плохим - плохо. что-то не так?
- Звучит разумно.
- Надо признать, что антропоцентризмом я и прежде не страдал, считал людей странными созданиями, но, как бы это сказать, без фанатизма, без заламывания рук. Равнодушен к социуму, вообще к социальным группам. Проще говоря, типичный асоциальный тип. Мне легче общаться с мыслящими индивидуумами, чем с классами и сообществами.
- Я правильно понял, что для вас хороший человек и хороший энэн равноценны?
- Да, конечно.
- А плохой энэн хуже хорошего человека?
- Естественно.
- Это очень сильное утверждение.
- Зачем вы все это спрашиваете?
- Хочу узнать вас лучше. Мне важно понять, могу ли я считать вас другом.
- Зачем вам это?
- О, это просто. Своего друга я не смогу убить ни при каких обстоятельствах. Мы - люди и энэны - союзники. Так решило наше руководство. Отлично. Меня это вполне устраивает, но мы взрослые люди и должны понимать, что договоры не вечны, приказ на ликвидацию может поступить в любой момент. И пока обстоятельства не изменились, мне хочется лично разобраться - друзья мы или так, погулять вышли?
- Ну и как? - ясно было, что главный вопрос, ради получения ответа на который Островский напросился ко мне в гости, он задал.
- Можете меня больше не бояться. Скажу больше, если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, вы ее получите незамедлительно.
Я не понял, что побудило Островского сделать такой лестный для меня вывод. Какие-то приятные вещи можно оставлять без анализа, от этого они не становятся менее приятными.