- Идем, там внизу есть свободная скамейка.
Нико неохотно подчинился. Он шел мрачный, злой, сжимая кулаки.
- Перестань, Нико. Сядь и расскажи мне о чем-нибудь интересном.
- Сейчас пойду и разнесу к чертям его дурацкий левакар.
Дорис закрыла ему рот рукой.
- Здесь так хорошо, Нико, не правда ли?
- Да… Когда я, наконец, куплю левакар, устрою им хорошенькое представление. Положу в выхлопную трубу баллончики с вонючим газом и промчусь по главным улицам Рима. А тому, кто осмелится протестовать, сверну шею.
Он набрал пригоршню камешков и стал по одному кидать их в фонтан. Постепенно ярость улеглась, уступив место меланхолической покорности судьбе. Разговор перешел на их извечную тему: "Тебе какой цвет левакара нравится? Мне - серый, бежевый тоже неплохо, но только не черный, черный слишком мрачен. Я отложил шестьдесят тысяч, годик придется обождать. Если б не эти ежемесячные взносы, я бы хоть завтра мог его купить. ВМО схватило меня за горло и не отпускает. Кончится тем, что я выйду из этого всеобщего объединения жуликов". "Перестань, Нико". "Они же прохвосты, как ты этого не понимаешь, Дорис?" "А ты не понимаешь, что без ВМО не обойтись". "Ну да, да, только без левакара тоже не обойтись".
И снова: "Красный цвет тоже неплох… За лето я сумею отложить еще шестьдесят тысяч, будь проклято это ВМО". "Прошу тебя, Нико, не начинай все сначала". "Но ты сама подумай, сколько денег я дарю каждый месяц отим свиньям, черт бы их побрал". "Перестань чертыхаться". "Все было бы так просто…" "Ты уверен? А если ты выйдешь из ВМО, а потом заболеешь?" "Кто, я? Да я здоров как бык, у меня ни разу в жизни температура не поднималась. Они украли у меня не один миллион лир, эти прохвосты. А я как болван все плачу и плачу налоги".
Так они спорили, долго и упорно. Потом Дорис взглянула на часы и со вздохом сказала:
- Уже поздно, мне пора домой.
- Домой, в такую ночь?
Он обнял ее за плечи, и Дорис прильнула к нему. Она закрыла глаза и режно погладила Нико по волосам. Шум шагов заставил ее вздрогнуть. К ним подошел агент ВМО - на груди его фосфоресцировала бляха с двумя сплетенными змейками посредине.
- Что вам не нравится? - срывающимся голосом спросил Нико. - Разве правилами запрещено целоваться в парках?
Агент ВМО зажег электрический фонарик, посмотрел на часы и отцепил с фуражки водомер.
- Уже поздно, молодые люди. А главное, сегодня очень сыро. Лучше вам пойти в кафе.
- А мне, любезнейший, нравится здесь, а не в кафе.
- Напрасно вы так волнуетесь, молодой человек! Я дал вам добрый совет… - Он снова взглянул на водомер. - Через полчаса опустится туман. Разумнее вам прогуляться. Если влажность увеличится и мой коллега обнаружит вас здесь, не миновать крупных неприятностей.
- Но здесь под каждым кустом, прячется влюбленная парочка! Какого же дьявола вы привязались именно ко мне? С меня хватит. Если уж вам так приспичило надоедать людям, попробуйте для разнообразия побеседовать, скажем, с владельцем вон того левакара.
Агент ВМО направил луч своего фонарика в указанном направлении.
- Синьор остался в левакаре, - флегматично объяснил он. Капот закрыт, стекла подняты. Так что не вижу никаких нарушений.
Нико стиснул зубы, а Дорис потянула его за рукав, отчего он рассвирепел еще сильнее. Но горло сжало узлом, и он не мог произнести ни слова.
- Я вас предупредил, - сказал агент. - Этого требует мой служебный долг. Будьте здоровы и счастливы.
Лишь через полчаса Нико немного успокоился.
- Ну и денек, все мне выходит боком, - пожаловался он.
Они медленно спустились на пьяцца дель Пополо. Дорис жила далеко, в районе Транстевере, но, хотя движущиеся тротуары еще работали, Нико непременно хотел идти пешком.
- Чао, - попрощался он у закрытых ворот ее дома.
Поцеловал ее в щеку и грустно улыбнулся.
- Увидимся завтра.
Было уже очень поздно. Нико ускорил шаги, купил газету в киоске на мосту Гарибальди и помчался за последним элибус-экспрессом.
Всю дорогу он смотрел вниз, нервно теребя пальцами газету. Он устал от бесконечных преследований агентов ВМО. Они не давали ему покоя ни на службе, ни дома, ни на отдыхе, ни в пути. Доколе же это будет продолжаться? Он не Джобби, который покорно позволяет издеваться над собой.
Дома он налил рюмку коньяку, поставил, ее на ночной столик, неторопливо разделся, закурил сигарету и лег в постель. Выпил коньяку и стал просматривать газету. "Хорошо бы очутиться вдруг на пустынном острове. Я и Дорис, и никого вокруг".
- Эй, там, на пятом этаже! - прервал его мысли мужской голос, доносившийся со двора.
Это был Эспозито, агент ВМО по его дому.
- Синьор Берти, закройте окно.
- Чтоб ты сдох! - про себя сказал Нико. И снова отпил коньяку.
- У вас открыто окно, синьор Берти!
- Чтоб ты сдох! - повторил Нико и жадно затянулся. "Лучше не отвечать. Завтра утром скажу этому Эспозито, что меня не было дома, а свет я, уходя, забыл потушить".
Эспозито позвал его еще раз пять, затем угомонился. Прикончив всю пачку сигарет, Нико, наконец, потушил свет.
- Мой дорогой друг, вы слишком чувствительны, - сказал профессор Крешенцо. - Впрочем, как и все молодые люди. Однако не волнуйтесь, молодость - это болезнь, которая быстро проходит. В один прекрасный день вы убедитесь, что окончательно выздоровели,
Он поправил шахматную доску и, вынув фигуры, стал бережно их расставлять.
- Значит, нет никакой надежды, что когда-нибудь все изменится? Нелепая, бездушная система, а мы…
- Простите, - прервал Крешенцо. - Вы пришли играть со мной в шахматы или же беседовать о социальных проблемах?
- Я… Я пришел, чтобы спросить у вас совета.
- Совета? - Профессор поднял голову и внимательно поглядел на Нико. Затем снял очки, подышал на стекла и принялся протирать их фланелевой тряпкой. - Совета? Гм… Какого рода?
- Я… я… хотел бы выйти из ВМО.
Крешенцо никак не отреагировал на его слова. Он еще раз протер очки и закурил сигарету.
- Не ждите, что я похвалю вас, любезнейший. Вы хорошенько подумали, прежде чем пришли к такому решению?
- Э, с мыслью об этом я ношусь уже давно.
- Вот и продолжайте носиться с нею, мой дорогой друг.
Нико улыбнулся.
- А вы сами, профессор, когда вышли из ВМО?
- Вышел? Я никогда не записывался в члены сего достославного объединения. В 74 году, когда медицинское обслуживание приняло ныне существующие формы, я учинил своей совести наистрожайший экзамен и решил: нет, это не для меня. Не потому, что мне было жаль денег - первое время ежемесячный взнос был сравнительно невысок. Но я ни разу в жизни не уступал шантажу. Для меня это было вопросом принципа. И представьте себе, я ошибся,
- Значит, впоследствии вы раскаялись в принятом решении?
Профессор встал, открыл дверцу бара, вынул бутылку виски и два стаканчика и поставил их на столик рядом с доской.
- Выслушайте меня внимательно, милый Нико, - сказал он, разливая виски по стаканчикам. - Я всю жизнь выкуривал по сорок сигарет в день, пил сколько душе угодно, никогда не соблюдал диеты и не делал витаминных уколов. Я знать не знаю, что такое таблетки, мази, антибиотики, которые вы принуждены повсюду таскать с собой. И, разумеется, я сэкономил уйму денег. Этот дом, книги, ковры, картины… Мог бы я купить все это, если б мне пришлось каждый месяц платить взносы в кассу ВМО? Однако это не значит, что я не мучился. Мой юный друг, вы не знаете, что такое внезапно проснуться ночью от кошмарных сновидений. Каждый миг, каждая минута радости были отравлены страхом, липким, неотвязным страхом. Уже много лет я засыпаю с мыслью, что, случись мне заболеть, ни один врач не придет мне на помощь и я подохну в муках, как бездомная собака.
Нико хотел было задать ему вопрос, но профессор его опередил.
- Вы хотите знать, почему я впоследствии не подал заявления с просьбой о приеме? Все объясняется очень просто - для этого мне нужно было бы уплатить взносы за все прошедшее время плюс огромный штраф. А таких денег у меня не было. Подумайте, хорошенько подумайте, друг мой. Не принимайте поспешных решений. Учтите, что потом вам придется полагаться исключительно на собственное благоразумие и удачу. Особенно на удачу.
- Зато я буду свободен, - возразил Нико. - Я смогу, наконец, купить левакар и другие нужные мне вещи. И потом… потом никто уже не заставит меня проходить эти дурацкие проверки. Ни один ублюдок из ВМО не посмеет требовать, чтобы я показал ему, надел ли я набрюшник.
- Пустяки, мой друг, сущие пустяки. Ну как, начнем партию?
Нико отодвинул в сторону доску.
- Я должен выговориться, излить душу. Я больше не могу. Не понимаю, как правительство согласилось поддерживать ВМО, как этот спрут сумел всех сдавить своими щупальцами, навязать свои идиотские правила?! И никто не решился сказать: хватит, прекратите ваш шутовской карнавал, представление окончено. Ведь и пятьдесят лет назад, при старой системе здравоохранения, врач, хоть и не был миллионером, жил совсем неплохо. Стоило комулибо заболеть, как вызывали врача и платили за визит соответствующую сумму. А теперь все иначе, теперь нужно платить заранее, когда вы здоровы, утешаясь тем, что во время болезни не придется платить ни лиры. Это же абсурд, возможный только в наш сумасшедший век.
- Нет, друг мой. Это не абсурд. Подобная система практиковалась пять тысяч лет назад.
- Пять тысяч?..