Спящая волшебница - Муркок Майкл Джон

Элрик Мелнибонийский тоскует по своей Симорил. И вот однажды он находит замок, в котором спит прекрасная незнакомка, как две капли воды похожая на его утраченную возлюбленную...

Как знать - не дала ли ему судьба "второй шанс"? Но коварный колдун Телеб К'аарна тоже не дремлет... И вновь Элрику придётся защищать не только себя...

Содержание:

• Уважаемый читатель! 1

• Спящая волшебница 2

  • Часть первая - Мучения последнего императора 2

  • Часть вторая - Ловушка для альбиноса 12

  • Часть третья - Три героя с единой целью 21

• Примечания 30

Майкл Муркок
Спящая волшебница

Уважаемый читатель!

В конце 1950-х – начале 1960-х годов я чуть ли не каждый день встречался в Найтсбридже с Барри Бейли и Дж Г. Баллардом, мы тогда составили заговор с целью сбросить с трона современную английскую литературу. У нас было немало общего – непримиримое отношение к существующему литературному языку и литературным практикам, любопытство к научным и техническим достижениям, интерес к разным формам современного искусства и тот факт, что мы издали по нескольку рассказов в журналах Э. Дж. Карнелла "Нью уордлз", "Сайенс фэнтези энд сайенс фикшн эдвенчерз".

Ни у кого из нас еще не было напечатанной книги. Ставки у Карнелла начинались с двух гиней за тысячу слов и поднимались до двух фунтов десяти шиллингов, когда ты, как, например, Баллард или Олдис, достигал, по мнению Карнелла, стабильно высокого уровня. Я никогда не получал больше двух гиней, но у меня получались вещи слов этак тысяч на пятнадцать – главная публикация номера в его журналах всегда имела примерно такой объем. В результате мое имя на обложках стало появляться с самого начала моей карьеры, и я мог зарабатывать за день около тридцати гиней, чего более чем хватало на месячную оплату квартиры.

Мы все тогда были работающими литераторами. Баллард редактировал "Кемистри энд индастри", а мы с Бейли писали тексты для комиксов и редакционные статьи по истории или по вопросам науки для журналов вроде "Лук энд лёрн".

Мы писали художественную прозу для Карнелла потому, что нам это нравилось, и потому, что он не давал нам застревать на месте. Карнелл всегда был готов попробовать что-нибудь новенькое. В тот период я писал истории про Элрика, включая и "Буревестник", подспорьем мне была моя склонность к готике, мой интерес к Юнгу и символистам, а также поддержка друзей. В известном смысле я эти истории для них и писал, пытаясь на свой неумелый манер создать такую же атмосферу воодушевления, какую находил в апокалиптических сторонах творчества Блейка, Байрона и супругов Шелли, в видениях безумного Джона Мартина и других художников, чьи работы я мог видеть в галерее Тейт в Лондоне. А еще мне нравилась музыка Малера и Рихарда Штрауса.

Мы втроем, регулярно встречаясь в Найтсбридже, не сомневались в литературном потенциале НФ. Мы делились своими мыслями с Уильямом Берроузом и другими, разделявшими наши взгляды. Но нравившаяся мне НФ представляла собой НФ, которую Олдис называл "широкоэкранное барокко" и которая печаталась в страшненьких журнальчиках, куда не заглядывали более респектабельные поклонники жанра, так как считали это ниже своего достоинства. Моими любимцами были Чарлз Харнесс, Ли Брэкетт и Альфред Бестер.

У меня до сих пор сохранились несколько дешевых журналов, привлекавших меня в те времена. Назывались они "Статлинг сториз", "Триллинг уандер сториз", "Фэнтестик эдвенчерз" и "Плэнет сториз". Они стояли на полках рядом с журналами "Уэст", "Экшн сториз" и "Эймезинг детектив". Все обложки имели что-то общее. Одним из самых любимых моих вестернов был "Сеньорита с пистолетом Иуды". В журнале "Спайси эдвенчерз сториз" можно было найти "Гашиш из Хошпура", а в "Уэйрд тэйлз" – "Поцелуй черного бога". Такие творения, как "Королева марсианских катакомб", "Королева драконов с Юпитера" и "Распутница с Аргоса", писались лучшими писателями, которые плевать хотели на респектабельность и которых не очень-то ждали в журнале "Эстаудинг" (с его заумным мессианством) или "Мэгэзин оф фэнтези и сайенс фикшн" (где не было картинок). Еще одним из писателей, печатавшихся в этих дешевых изданиях, был Рэй Брэдбери, которого обожал Баллард. Регулярно появлялись там Филип К. Дик и Теодор Старджон (вещи не всегда выходили под своими родными именами – так, "Храм" Джона Уиндема, опубликованный в журнале "Тэн стори фэнтези мэгэзин", вышел под названием "Тиран и рабыня на планете Венера").

Я был большим почитателем "Уэйрд тэйлз" и покупал почти все номера с рассказами Роберта Говарда вроде "Часа Дракона" или "Королевы Черного побережья". Продавались они в уличных киосках на Портобелло-роуд, в Пимлико, Уайтчепле и на Каледониан-роуд. Здесь же мне попались "Полет во вчера" (впоследствии эта книга стала называться "Парадоксальные люди"), "Роза" и другие вещи Чарлза Харнесса, "Молот Вулкана" Филипа К. Дика, "Эскалибур и атом" Теодора Старджона и, в журнале "Фэнтестик новелз", – "Корабль Иштар" Абрахама Меррита. Вместе с "Тигр! Тигр!" Альфреда Бестера это, пожалуй, главное НФ-произведение, повлиявшее на меня.

Многие считают Меррита выдающимся в своем роде писателем. Он писал главным образом для дешевых изданий в период между двумя мировыми войнами. "Лунная заводь", "Лик в бездне", "Обитатели миража", "Гори, ведьма, гори!", "Семь шагов к Сатане", "Металлический монстр" и "Женщина-лиса" – все эти его сочинения оказали на меня огромное воздействие, и я уверен, что их влияние легко обнаруживается в фэнтезийных историях, которые я писал в то время.

По какой-то причине я не очень хорошо относился к Толкину и прочим почтенным фантастам более благородного воспитания. За исключением Чарлза Уильямса, мне их манера казалась избыточной, подозрительно напоминающей "Детский час" на Би-би-си, ктомуже их книги изобиловали самыми невероятными допущениями. К. С. Льюис в моем восприятии почему-то до сих пор ассоциируется с попытками моего дядюшки Мака превратить меня в послушного мальчика, а его протертая кашка всегда вызывала у меня глубокую неприязнь.

В отличие от всего этого, Рикмэл Кромптон и дешевые журналы тех лет предлагали подрывную альтернативу.

Я считаю, что Меррит остается великим преемником Генри Райдера Хаггарда, и "Корабль Иштар" занимает место рядом с романами "Она" и "Копи царя Соломона".

Эдгар Райе Берроуз, пользовавшийся большей популярностью, чем его современник Меррит, доминировал в дешевых американских журналах в течение многих лет. Герои вроде Тарзана, царя обезьян, Джона Картера с Марса, Карсона с Венеры и Дэвида Иннеса из Пеллюсидара оказали огромное влияние на мое мальчишеское воображение. Будучи школьником, я даже издавал журнал под названием "Берроузания", в котором отражалась моя страсть к Берроузу и ряду других писателей. О том, что они многим обязаны Берроузу, говорили и Ли Брэкетт, и Рэй Брэдбери. Одно из самых сильных воспоминаний детства: я просыпаюсь и обнаруживаю, что передо мной красноватый, пустынный ландшафт, дно мертвого, высохшего марсианского моря – воспоминание не менее мощное, чем память о собачьих боях и бомбежках времен войны.

Впервые рассказы К. Л. Мур "Джарел из Джойри" и "Нортвест Смит" я прочел в старых выпусках журналов "Уэйрд тэйлз" и "Эйвон фэнтези ридер", издававшихся Дональдом А. Уолгеймом. Мур ткала самые богатые ковры, и чувственность в ее рассказах оказала мощное воздействие на мальчишку, который уже и без того впадал в экстаз от головокружительной атмосферы "Желтой книги", "Савойи" и французских романтиков. Возможно, потому, что мое школьное образование было не таким формальным, как у большинства моих сверстников, я мог наслаждаться всеми этими книгами сразу, нисколько не ощущая при этом, что одна написана искуснее, чем другая. Я читал Доусона и Гарланда, открывал для себя работы Бердслея с таким же удовольствием, с каким погружался в "Шамбло" Кэтрин Мур, "Черных слуг ночи" Лейбера или "Череполицего и других" Говарда. Я помню, что, читая загадочного "Короля в желтом" Р. У. Чемберса или "Пьеро на мгновение" Доусона, восторгался не меньше, чем при чтении потрепанного номера "Черной маски" с "Одним часом" Дэшила Хэммета или "Юнион Джека" с "Проблемой доказательств" Энтони Скина (в которой фигурировали Зенит и Альбинос). Для меня по сей день остается тайной, почему эти произведения считаются литературой второго сорта и чуть ли не приравниваются к чтиву для домохозяек – впрочем, многие издатели именно такого рода чтиву отдают предпочтение или, по меньшей мере, полагают его более достойным читательского внимания. Карьеристский литературный империализм эпохи Блумсбери внес свой немалый вклад в нынешнюю прискорбную поляризацию.