В голове у кадета - полведра ночной мути, в ушах звенят тошнотворные комарики. А тут ещё негнущийся, педантичный Фёдор Ильич, удивлённо разглядывая лучшего ученика, допытывается о сражении при Требии… "К-какая Требия, господа? Какая, помилуйте, диспозиция? Я вчера такое замутил… чудом жив!"
Требия, диспозиция, арьегард. Дело пахнет твёрдыми колами. По счастью, бодрый и подтянутый лейтенант Быков появляется на пороге кабинета истории.
- Вот этого молодого господина? Вновь к начальнику училища? - Преподавателю отечественной истории остаётся только руками развести. - И что? Опять Империя в опасности? Вы молчите, Царицын? Зачастили к начальству… берегитесь, не гордитесь!
Надежда Империи, едва живая, выползает из кабинета.
- Что за вид, сувор-ровец Цар-р-рыцын?! - рявкает Быков, уже в коридоре. - Вас, между пр-рочим, не в коровник вызвали, а к товарищу генер-р-ралу! Уважаемые люди приехали, разыскивают его, драгоценного… А у драгоценного водворотничок болтается! И по ботинкам дер-рьмо собачье размазано, не так ли? Ср-р-рам!
Быков подтащил кадета Царицына к кабинету началька училища. Затянул ремнём, придушил пуговицей воротничка, примазюкал чубчик и метким пинком направил в дверной проём.
Какие-то важные люди сидели в креслах. Двое. Бороды, внимательные глаза.
Генерал Еропкин поил их чаем. Живо обернулся, внимательно оглядел Ваню и замер с беленькой чашечкой в огромной руке.
- Гхм! Царицын! Что за вид, ядрёшки-матрёшки?
- Винов…
Отставить. Не разговаривайте, берегите силы! - Еропкин властно указал на табуретку в углу. - Садитесь, герой дня. Итак, господа, перед вами столь интересующий вас кадет Царицын. Как видите, ничего особенного из себя не представляет.
Ближний из гостей, кряхтя, восстал из кресел, мягко шагнул ближе. Ваня с усилием навёл резкость на бородатое лицо и обомлел: сам Осип Куроедов!
Знаменитый миссионер и богослов, покрывший себя славой супер-мега-проповедника в среде рокеров, геев и журналистов.
Куроедов обнажает в улыбке зубы и доброжелательно протягивает мягкую руку:
- Ну, здравствуйте, кадет Царицын. Меня зовут Куроедов. А вот мой добрый коллега, профессор Краплин. Нежно загорелый, излучающий радостное здоровье пробор поднялся, вырастая под люстру клетчатыми пиджачными плечами и кудрявой, весёлой головой.
- Очень рад, - заблестел он белыми зубами. Голос у Крапнина мягкий, как качественная замша. - Давно мечтал оглядеть на вас, знаменитый Иван Царицын! Все вокруг вердят, что Вы - уникальный. Дескать, интеллект плюс физическая сила… Да помноженные на русский имперский дух! Это редкость, особенно в новом поколении, ха-ха…
Ванька напрягся: про имперский дух послышалось? Генерал отхлебнул из чашечки, пояснил:
- Господа Куроедов и Крапнин - друзья училища, спонсоры. Они нашли средства на ремонт вашей казармы. Захотели встретиться с кадетом Царицыным…
- Мы давно работаем с молодёжью, - улыбнулся Крапнин, тряхнул кудрями. - Наша цель - поднять волну русской молодёжи, готовой работать для возрождения России. Наконец мы получили деньги. Мы начинаем создавать новое подростковое движение. И, прежде всего, нам нужен молодёжный лидер. Умный и отважный русский парень.
Крапнин помолчал немного и добавил:
- И я этого парня нашёл. Генерал насупился:
- Суворовец Царицын должен учиться, - Он не сможет уделить довольно времени вашему молодёжному движению. Ему на уроки надо ходить, военное дело осваивать…
- О, не волнуйтесь об этом, господин генерал! - заулыбался Крапнин. - Мы наймём Царицыну прекрасных учителей. С их помощью Ваня выполнит программу учебного года заочно. Стандартная программа написана для дураков, а господин Царицын - умственно превосходит сверстников на несколько лет…
Генерал покачал головой:
- Ну, я бы не сказал… Вопрос об отчислении Царицына до сих пор стоит на повестке дня.
- У господина Царицына врождённый дар лидерства, это ведь очевидно, - для убедительности замахал ладонями профессор Крапнин.
- Ребята его уважают, ценят за благородство, отвагу и честность… Он - легендарный герой Мерлина, уничтожитель колдунов! Для мальчишек он - крутой, и это главное.
"Зачем нахваливать парня в его присутствии? - недоумевал Тимофей Петрович Еропкин. - Загордится пацан, и потом, не приведи Господи, вырастет из него злобный наполеончик…"
Ваньке от похвал стало душновато, захотелось провалиться под землю, вместе со стулом. А впрочем… возможно, он и правда так крут? Какой всё-таки проницательный человек этот Крапнин…
- Вы его захвалили, и незаслуженно, - строго сказал генерал Еропкин. - Право, не стоило! И чем больше слушаю вас, тем больше убеждаюсь, что для Царицына ваше предложение - неполезно. Речи толкать, блистать на телевидении - не кадетское дело!
Ваня ушам своим не верил. Что? Неужели генерал, мудрый человек, патриот, откажет? Ведь это Ванькина судьба! Ведь он, Царицын, всю жизнь мечтал служить Отечеству, а здесь такой шанс!
Генерал с решительным видом поднялся.
- Дело вы задумали хорошее. Однако поищите другого молодёжного главаря. Ваня пока всего лишь кадет. Рано ему политикой заниматься, да и не к лицу эти кривляния будущему офицеру.
Куроедов взмахнул рукавом, сжал маленький кулак:
- Мы направим бунтарскую энергию тинейджеров в доброе русло. Пусть учатся защищать Россию от вражеской клеветы, от разврата и подлости…
- Поймите, господин генерал, наше дело - святое и нужное для России. Идёт война за молодёжь, наших детей спаивают, обкуривают, растлевают. В кои-то веки нашлись люди, любящие Россию. - Крапнин умоляюще посмотрел на генерала Еропкина.
- Видишь, Иван, какой ты незаменимый, - медленно и мрачно выговорил Еропкин. - Что улыбаешься?
Генерал набычил седую голову. Ванька замер, ожидая приговора, - сердце его отчаянно билось. "Разрешит! Обязательно разрешит! - вдруг почувствовал кадет. - Не может генерал такое дело зарубить на корню…
- Думаешь, никто кроме тебя не справится? - в упор спросил старик Еропкин.
Иван вытянулся, радостно выпалил:
- Если не я, то кто же, товарищ генерал?
Начальник училища опустил взгляд. И тихо сказал:
- Нет.
Ванька растерянно заморгал.
- Не к лицу будущему офицеру политическим кривляньем заниматься, - сказал, как отрезал, генерал. - У нас незаменимых нет. А вам, кадет Царицын, не следует излишне воображать о собственной персоне. Не доучились ещё, понимаешь!
Странное дело. Еропкин сказал это так убеждённо и просто, что Ваньке внезапно… полегчало.
- Возвращайтесь на занятия, Царицын, - строго сказал генерал.
- Есть возвращаться на занятия! - кадет Царицын отдал честь. "Значит, так надо… - решил он и сам радостно подивился своему спокойствию. - Генералу виднее. Кто знает, что за люди… может быть, просто болтуны пустые. Или провокаторы?"
Он побежал в учебный корпус: ещё успеет к концу урока по истории - послушать про битву при Требии.
И в это самое время на ажурном столике перед ведьмой Цельс погасла тёмная сальная свеча. Глиняная фигурка восточного божка, к которому обычно обращаются те, кто ищет власти и веса в обществе, лопнула и рассеклась надвое.
- Постойте, да постой ты! Царицын, подожди… Ну, надо же. Бежит за ним, блестя лакированными ботинками, профессор Крапнин.
- Слушай, Царицын. Я всё понимаю: ваш старик с лампасами воспитан старой советской системой, а тут новые реалии, новые вызовы… Теряется старичок, боится ответственности…
- Простите, господин профессор. - Ваня слегка поклонился. - Товарищ генерал приказал мне вернуться на занятия.
- Я совсем про другое, - отмахнулся Краплин. - Не хотите работать на страну, не надо. Есть иная тема - просто выгодное дельце. Вот моя визитка. Есть у меня друг, режиссёр. Он сейчас занимается постановкой новогоднего шоу на Красной площади. Ему нужен молодой актёр на роль Ивана Царевича. Если интересно - звоните.
И уже вслед Ивану добавил:
- В принципе, там сценарий патриотический, про любовь к родине. Но есть и меркантильный момент… тоже положительно. А что? Один раз выступил - получил двадцать тысяч евро. По-моему, любопытно. Сам бы сыграл - да не берут! Фигурой не вышел, ха-ха-ха!
Глядя вслед замшевому профессору, Ваня усмехнулся. Заметим, что эта усмешка стоила Сарре Цельс ещё одной глиняной куклы. Впрочем, в кукольной армии этой ведьмы ещё оставались фигуры.
Настал черёд Сарриной излюбленной статуэтки. Это был фарфор - маленькая золочёная танцовщица с отколотыми по локоть ручками.
Глава 2. Бал
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.
Алексей Толстой
Солнце, как малиновый леденец, увязло в потемневших зубьях Нового Арбата. Кремль стал молочно-кисельным, словно раскрашенная гравюра. Румянец заката на белом камне. Голубые тени на плотном скрипучем снегу. Золотой морозный спасский звон.
Суворовцы - иней искрится на погонах, уши и щёки алеют от мороза, - глухо отбивая шаг, чёрной колонной вошли Кремль по Троицкому мосту. Забилось сердце. В просвете башенных ворот вырастали священные громады с пламенными куполами. А дальше - чёрно-зелёной глыбой стынет Царь-пушка, чугунный львище на лафете насупил поседевшие брови.