Они знающ, что мы еще не спасены, подумал Саймон, жалея, что его дурное настроение портит эту ночь, обещавшую быть - прекрасной. Они счастливы, что остались в живых, но знают, что будущее может быть страшным.
Он бродил от группы к группе, выпивая, если ему предлагали. Он недолго постоял перед Домом Расставания, глядя, как борются Слудиг с Хотвигом - более спокойно и дружелюбно, чем многие, что он видел до тех пор. Обнаженные до пояса, северянин и тритинг сцепились, стараясь выбросить друг друга из огороженного веревками круга, но при этом оба смеялись. Остановившись передохнуть, они разделили мех с вином. Саймон помахал им.
Потом, чувствуя себя одинокой чайкой, кружащей над прогулочной яхтой, он пошел дальше.
Саймон точно не знал, который час: то ли после наступления темноты прошло около часа, то ли близилась полночь. Предметы покачивались и расплывались, как это всегда бывает после полудюжины порций вина.
Как бы то ни было, в этот момент время суток не имело особого значения. Что действительно было важно, так это девушка, шедшая рядом с ним. Свет затухающего костра блестел в ее темных волнистых волосах. Как он недавно узнал, ее звали вовсе не Кудрявая, а Улка. Она споткнулась, и он обнял ее, восхищаясь тем, что чувствует тепло ее тела даже сквозь плотную одежду.
- Куда мы идем? - спросила она, потом рассмеялась. Казалось, что на самом деле их маршрут се не особенно заботит.
- Гуляем, - ответил Саймон. Немного подумав, он решил, что необходимо еще прояснить свой плав: - Гуляем вокруг.
Шум торжества позади них превратился в невнятный гул, и на мгновение Саймону показалось, что он снова вернулся на поле боя, на липкое от крови замерзшее озеро… Саймон встряхнулся. Почему даже в эту ночь он должен думать о таких вещах? Он недовольно фыркнул.
- Что? - Улка покачивалась, но глаза ее были ясными.
Они разделили пополам бурдюк с вином, который Саймон получил от Сангфугола. У нее, похоже, было природное умение пить и не пьянеть.
- Ничего, - отрезал он. - Я думаю. Про битву. Сражение. Бой.
- Это наверное было ужасно, - в се голосе звучало изумление. - Мы смотрели на сражение. Верна и я. Мы так плакали!
- Верная ты? - Саймон сверкнул глазами. Она что, издевается над ним? Что это значит?
- Верна. Я сказала "Верна и я". Это моя подруга. Верна, вы же с ней встречались, она такая тоненькая, очень хорошая. Верна. - Улка сжала руку Саймона, восхищаясь его остроумием.
- О, - он счел нужным вернуться к прерванному разговору. Кстати, о чем они там говорили? А, о битве. - Это было ужасно. Кровь. Людей убивали. - Он пытался подобрать слово повнушительнее, чтобы юная женщина поняла, какой кошмар пережал он, Саймон. - Хуже всего, - закончил он весомо.
- О сир Сеоман! - воскликнула она и внезапно чуть не упала, поскользнувшись на замерзшей лужице. - Вы наверное ужасно испугались, да?
- Саймон. Не Сеоман. Саймон. - Он обдумал то, что она сказала. - Немного. Очень мало. - Трудно было не обращать внимания на ее близость. У нее действительно было миленькое личико, круглощекое, темные глаза, длинные ресницы. И губы. Но, однако, почему это она так близко?
Он сосредоточился и обнаружил, что медленно, но верно наклоняется вперед, валится прямо на Улку, как срубленное дерево. Тогда Саймон положил руки ей на плечи, чтобы удержаться от неминуемого падения, и удивился тому, какой маленькой она стала под его прикосновением.
- Сейчас поцелую, - внезапно изрек он.
- Вы не должны, - прошептала Улка, но все-таки закрыла глаза и не стала отодвигаться.
Он глаза закрывать не стал из страха промахнуться и шлепнуться на замерзшую землю. Ее губы оказались одновременно упругими, теплыми и податливыми, как хорошо нагретая постель в холодную зимнюю ночь. Он позволил себе несколько мгновений передохнуть, прижавшись губами к се тубам, в то же время пытаясь вспомнить, делал ли он так когда-либо прежде, и если да, то что ему делать теперь. Улка не двигалась, и они простояли неподвижно некоторое время, дыша друг на друга легким запахом вина.
Довольно быстро Саймон обнаружил, что целоваться - это нечто большее, чем просто стоять, прижав губы к губам, и вскоре ужасы сражения, холод и даже разочарования последней ночи совершенно изгладились из его памяти. Он крепко обнял самое прекрасное на свете существо и притянул девушку поближе, наслаждаясь тем, как быстро она уступает ему, и не испытывая ни малейшего желания прекращать свое занятие всю оставшуюся жизнь, сколько бы она ни продолжалась.
- О-о, Сеоман, - сказала наконец Улка, отрываясь от него, чтобы отдышаться. - Вы можете заставить девушку вконец сомлеть.
- Ммммм, - Саймон снова притянул ее к себе и нагнулся, чтобы ущипнуть губами розовое ушко. Если бы только она была хоть чуточку повыше! - Сядь, - приказал он. - Я хочу сидеть.
Они прошли немного, не разжимая объятий я потому двигаясь неуклюже, словно огромный краб, пока Саймон не заметил упавший кусок каменной кладки подходящего размера. Они сели, в он закутал плащом себя и девушку, а потом снова прижал ее к себе. Саймон не переставал целовать ее, одновременно поглаживая. Как прекрасен был этот мир!
- Ооо, Сеоман, - голос ее звучал глухо, потому что она говорила, угквувшись носом ему в щеку. - Ваша борода, она так щекочется!
- Да, щекочется, а как же?
Саймон не сразу понял, что Улке ответил кто-то другой, а вовсе не он. Юноша в удивлении поднял глаза.
Перед ними стояла фигура, одетая во все белое - куртку, сапоги и брюки. Ночной ветер развевал ее длинные волосы, она насмешливо улыбалась. В се глазах было не больше человеческого, чем у кошки или лисы.
Мгновение Улка смотрела на нее, открыв рот, потом издала тихий писк страха и удивления.
- Кто?.. - Дрожа, она встала с камня. - Сеоман, кто?..
- Я женщина-альф, - сказала сестра Джирики, и голос ее неожиданно стал каменным. - А ты маленькая смертная девчонка… которая целует моего нареченного. Я думаю, мне придется превратить тебя во что-нибудь ужасное.
Улка задохнулась и закричала, теперь уже по-настоящему. Она с такой силой оттолкнула Саймона, что он едва не упал с камня. Распущенные кудрявые волосы, казалось, не поспевали за ней, когда она бегом возвращалась к костру.
Несколько мгновений Саймон оторопело смотрел ей вслед, потом повернулся к женщине-ситхи.
- Адиту?
Она провожала глазами убегающую Улку.
- Приветствую тебя, Сеоман, - Адиту говорила спокойно, но в голосе звучал смех. - Мой брат посыпает привет.
- Что ты здесь делаешь? - Саймон никак не мог осознать, что с ним сейчас произошло. Он чувствовал себя так, словно упал с постели посреди прекрасного сна и приземлился на голову в медвежьей берлоге. - Милостивый Эйдон! А что ты имела в виду, когда сказала "нареченный"?
Адиту засмеялась, сверкнув зубами:
- Я подумала, что это будет неплохим добавлением к Сказаниям о Сеомане Храбром. Весь вечер я пряталась в тенях и слышала, как люди говорят о тебе. Ты убиваешь драконов и владеешь оружием эльфов, так почему бы тебе не иметь и жену-эльфа? - Она протянула руку, взяв его за запястье холодными гибкими пальцами. - Теперь пойдем. Нам о многом нужно поговорить. Потереться лицом об эту маленькую смертную ты сможешь и в другой раз. - Оглушенный Саймон не протестовал, и Адиту повела его назад, к свету костра.
- Только не после этого, я не могу, - безнадежно бормотал он.
2. ЛИСЬЯ СДЕЛКА
Сон Эолера был неглубоким и беспокойным, так что он проснулся сразу же, как только Иэорн коснулся его плеча.
- Что случилось? - Он пытался ощупью найти свой меч, но пальцы без толку шарили по мокрым листьям.
- Кто-то идет. - Риммерсман был явно напряжен, но выражение его лица было странным. - Я не понимаю, - пробормотал он. - Вы лучше вставайте.
Эолер перекатился на живот и поднялся на ноги, застегивая пояс ножен. Луна спокойно висела над Стагвудом, взглянув на нес, Эолер понял, что рассвет уже близок. Что-то странное действительно было в воздухе - граф уже ощущал это. Этот лес, плотным массивом простиравшийся на несколько лиг юго-восточнее Над Муллаха за рекой Баралейн, который эрнистири называли Фиаткойл, был местом, где он охотился каждую весну и совершил первое грехопадение. Он знал его так же хорошо, как собственный дворец. Ночью, когда он заворачивался в плащ, собираясь поспать, оно все еще было знакомым, как старый добрый друг. Но теперь лес стал другим, и Эолер не мог понять почему.
Лагерь шевелился, постепенно просыпаясь. Большинство людей Уле уже натягивали сапоги. Их число почти утроилось, с тех пор как Уле присоединился к Изорву - по окраинам Фростмарша скиталось много бесприютных людей, которые были счастливы присоединиться к любому хорошо организованному отряду, куда бы он ни направлялся - и Эолер сомневался, что теперь им могло угрожать что-либо, кроме основных частей армии Скали.
Но что если до Остроносого дошел слух об их прибытии? Теперь они были сильным отрядом, но для армии Кальдскрика даже в таком виде они не могли представлять собой ничего серьезнее досадной помехи.
Изорн, стоявший у края леса, кивком подозвал Эолера к себе. Граф пошел, двигаясь как можно осторожнее, но вместе с хрустом веток под собственными ногами он слышал… что-то еще.
Сперва он подумал, что это ветер завывает, как хор лесных духов, но деревья вокруг были неподвижны, и тяжелые комья снега все еще висели на концах ветвей. Странный звук был постоянным, ритмичным, даже музыкальным. Эолер подумал, что это похоже на… пение.
- Бриниох! - выругался он, подойдя к Изорну. - Что это еще такое?
- Часовые услышали это час назад, - ответил сын герцога. - Как же далеко это должно быть, если мы до сих пор ничего не видим!