- Господин Клингбайл, городские советы и суды проявляют неудовольствие, когда Инквизиция интересуется делами, которые её не касаются. Да и моё начальство, пожалуй, не будет в восторге от того, что вместо преследования иноверцев, еретиков и ведьм, я займусь обычным убийством.
Святая Служба не проникалась гневом, недовольством или роптаниями даже богатых, влиятельных мещан (гораздо больше мы вынуждены были считаться с дворянами, особенно с теми, кто происходил из высоких родов), но одним было положение официального посланника Инквизиции, а совсем другим - инквизитора, пытающегося совать нос не в свои дела и занимающегося частным дознанием. Ситуация менялась диаметрально, когда инквизитор обнаруживал явные следы колдовства или ереси. Тогда он мог взять власть над городом именем Святой Инквизиции. Однако, если он делал это неосмотрительно, нерасторопно или из низких побуждений, то мог быть уверен, что получит по заслугам за свои деяния.
- Немало заплачу, господин Маддердин, - Клингбайл понизил голос, хотя в гостинном зале пели так громко, что никто не смог бы нас услышать. - Только соблаговолите взяться за дело.
- Немало? А именно?
- Сто крон задатка, - произнёс он. - А если вызволите моего сына из тюрьмы, добавлю тысячу. Ну, пусть будет - полторы тысячи.
Это было поистине королевское вознаграждение. За полторы тысячи крон большинство граждан нашей прекрасной Империи зарезало бы собственную мать, а в придачу добавило бы нашинкованного отца вместе с братьями и сестрами. Но величина суммы свидетельствовала также о и том, что Клингбайл считал задачу чрезвычайно трудной, а, кто знает, может даже опасной.
- Дайте мне время до утра, - сказал я. - Подумаю над вашим щедрым предложением.
- До завтрашнего утра? - Он пожал плечами. - Завтра утром я пойду с этим к вашему приятелю. - Он указал головой на вход в зал, в котором Вагнер как раз выбивал ритм по столешнице большой, наполовину обглоданной костью.
- Дадите двести задатка, когда появлюсь в Регенвалде, - решил я, ибо, во-первых, кроны не росли на деревьях, а, во-вторых, мне нравились настоящие вызовы. - А если нет, то вольному - воля. - Я посмотрел на Вагнера, который как раз в этот момент упал лицом в миску, полную похлёбки.
- По рукам, магистр Маддердин, - он протянул руку, а я её пожал.
- Да, как зовут этого вашего врага?
- Гриффо Фрагенштайн.
- А сына?
- Захарий.
- Хорошо. Сейчас договоримся об одном, - произнёс я. - Я вас не знаю и мы никогда не разговаривали друг с другом. Постараюсь приехать к Регенвалде с официальной миссией, если только получу разрешение Инквизиции. Тогда выплатите мне задаток. Если я не появлюсь в течение недели, ищите кого-нибудь другого.
- Пусть и так будет, - согласился он, после чего уже без слов прощания кивнул мне головой.
* * *
Он не вернулся в гостинный зал, а пошёл в сторону выхода. Это была достойная похвалы предосторожность, поскольку, чем меньше людей увидят нас вместе, тем лучше.
Пир длился почти до рассвета. Когда мы возвращались в своё пристанище, розово-серый блеск раннего утра уже пробивался сквозь ставни. Попрощавшись с Вагнером улыбкой и обнимая двух девок, я скрылся за дверью комнаты. Однако мне не дано было провести время спокойно. Обе девушки как раз прекрасно развлекались (в процессе этого развлечения щекотали мои бедра и пах волосами, но я как-то обращал внимание на нечто иное, не на щекотку), когда я услышал крики, доносившиеся из коридора.
- Ты, проклятая шлюха! Убью тебя! - кричал кто-то, и я отчётливо распознал искажённый злобой и хмелем голос Вагнера.
- Барышни, перерыв, - скомандовал я. Выскочив из кровати и набросив мантию на голое тело, я открыл двери и вышел в коридор. Я увидел Тадеуша, который склонился над одной из своих девок (лежала, сжавшись у стены) и охаживал её кулаками.
- Будешь меня обкрадывать, шлюха? - орал он. - Мало тебе заплатили?
Нагая девушка отчаянно стонала и заслоняла лицо плечами. Надо признать, она была стройненькой, а её груди были, пожалуй, побольше моей головы. Что ж, дети мои, Тадеуш выбирал девок первым, а бедный Мордимер довольствовался лишь тем, что ему осталось. Впрочем, как видно, может первый выбор был вовсе не таким разумным?
Я подошёл к ним, желая успокоить Вагнера добрым словом (поскольку Мордимер Маддердин простой, обычный добрый человек), но вдруг в руке моего товарища блеснуло лезвие ножа. Я остановил его руку на полпути. Быстрее, чем успел подумать.
- Вагнер, - сказал я мягким тоном, - это только девка. Ты можешь её отхлестать, но зачем сразу убивать?
- Не твое дело! - рявкнул он и я увидел, что его глаза обезумели от гнева. Меня это разочаровало, ибо он, несомненно, был совсем пьяным, но инквизитор должен владеть собой даже в пьяном виде.
- Дорогой Тадеуш, если ты убьёшь эту девку, то до конца ночи тебе останется только её подружка. А я ни одну из своих не отдам. Даже не проси…
Он посмотрел на меня, и гнев вдруг погас в его глазах. Захохотал, потом хлопнул меня по плечу.
- Ты прав-в, Мортимер, - вымолвил он, и девка, услышав эти слова, облегчённо зарыдала. Он посмотрел на неё со зловещей улыбкой. - У-бью её лиш-шь утром - добавил он, но я видел, что сейчас он уже только шутит.
- Если только..? - подсказал я.
- Е-сс-ли не будет очень стараться умилостивить мой гг-нев, - закончил Вагнер.
- Вот именно, - сказал я. - А сейчас позволь мне вернуться к себе и закончить то, на чём ты меня прервал? И поверь мне, в самый неподходящий момент.
Он покивал головой и поднял девку за волосы. Та застонала, но сразу же обняла его за талию, и они пошли по коридору в направлении комнаты Тадеуша. Выглядели как корабль, лавирующий меж рифами. Девушка поддерживала пьяного Вагнера, однако обернулась на мгновение ко мне, и я увидел, что её губы беззвучно складываются в слово. В Академии Инквизиции нас учили читать по губам, поэтому я понял, что она хотела сказать. И я был доволен, поскольку люблю людей, умеющих ценить оказанные им услуги. Даже если речь идёт о таком жалком создании, как местечковая девка.
Поймите правильно, дети мои, Мордимер Маддердин не был, не будет и не является человеком, который переживал бы из-за смерти какой-то там блудницы. Если бы Вагнер на следующий день сказал мне: "Ты знаешь, Мордимер, я должен был убить эту шлюху, потому что она меня обокрала", я, быть может, осуждал бы всего лишь его горячность, но не само решение. Сейчас же я оказался в крайне неудобном положении. Не выношу бесполезного причинения боли и бессмысленного расточения смерти. В конце концов, наш Господь сказал: "Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне". Не думаю, что спасение жизни глупой девки (нужно быть глупой, чтобы попытаться обобрать инквизитора, даже если он пьян) зачлось бы на Божьем Суде, где все грехи будут взвешены и сосчитаны. Но я подумал, что плохое бы мнение создалось о так превозносимых в Кобрице инквизиторах, если бы один из них оставил после себя подарочек в виде трупа зарезанной девушки. Мы были героями этого городка, дети мои, а герои не убивают девок в пьяном угаре. И поверьте мне, только это - защита доброго имени Святой Службы, заботило меня в данной ситуации.
Утренний скандал, впрочем, нашёл своё завершение пополудни, когда Тадеуш Вагнер проскользнул в мою комнату, где я уже в одиночестве отдыхал после попойки и постельной борьбы.
- Не украла его, - пробормотал он.
- Что?
- Упал мне под кровать, мать, даже не знаю когда, - сказал он. - Кошель, значит. Наверное, когда я раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если бы не ты, я бы убил невинную девушку!
- Мой дорогой, - сказал я, удивленный его угрызениями совести, - я остановил тебя только потому, что считал: две девушки займутся тобой лучше, чем одна. Если бы какая-то шлюха покусилась на мои деньги, сам бы её прирезал. Подумай только, дружище, кого может интересовать жизнь девки? Ты явил великое благоразумие и милосердие, простив ей вину.
- Так думаешь? - он посмотрел на меня.
- Конечно, я так думаю, Тадеуш. У молодого инквизитора должен быть пример для подражания. И я радуюсь, что смог встретить именно тебя…
На какой-то момент я подумал, не переборщил ли. Вагнер, однако, проглотил комплимент как молодой баклан рыбку.
- Льстишь мне, Мордимер, - сказал он, и на его лице появилась искренняя улыбка.
- Я слишком прямолинеен, чтобы льстить, - вздохнул я. - Временами думаю, что хотел бы когда-нибудь научиться тому, о чём говорит поэт: "Любезности возносят взаимно и фальшиво, сказать где можно прямо, вывернут непросто…".
- Гейнц Риттер? - он прервал меня.
- Знаешь его поэзию?
- Конечно, - ответил Вагнер. - "Паршивцы, тараторят, млеют мотыльками", - продолжил он.
- "На них смотрю, вид сделав, что смежил веки в крепкой дрёме. Так днями я в пьесе играю", - закончил я.
С минуту я боялся, а не зашёл ли слишком далеко с иронией. Но нет. Тадеуш Вагнер искренне рассмеялся.