Ярослав Гашек - Все рассказы о коменданстве в Бугульме стр 7.

Шрифт
Фон

Я сообщил ему, что в моей кассе осталось всего-на­всего два рубля, а если сосчитать, сколько я задолжал за месяц разным организациям, снабжавшим проходя­щие части, получится сумма, превышающая миллион рублей. И хотя я посылал счета в Симбирское ин­тендантство через государственный контроль, до сих пор ни один из них не был оплачен. Так что баланс моего месячного пребывания здесь составляет: актив - два рубля, пассив - свыше миллиона рублей.

И при таком колоссальном обороте я уже третий день - утром, в обед и вечером - пью только чай с мо­локом да с белым хлебом. Сахару нет ни куска, мяса не видел больше недели, щей не ел свыше двух недель, и как выглядит мясо или сало, даже не помню.

У командира Петроградской кавалерии слезы навер­нулись на глаза.

- Если уж дело так плохо, буду кормить всех плен­ных,- сказал он, явно тронутый.- Запасов у нас поря­дочно. Мы немножко поднабрали в тылу врага.

Выяснив точное число пленных, он ушел. После его ухода я связался непосредственно со штабом Восточ­ного фронта и передал туда несколько депеш: две чи­сто хозяйственного характера и одну - относительно пленных.

Тут же получил ответ: "Военному казначейству был дан приказ выдать вам авансом 12 миллионов рублей. Пленных зачислите в воинские части: башкирские эска­дроны - в Петроградский кавалерийский полк, в каче­стве самостоятельной единицы, которую пополняйте пленными башкирами вплоть до создания Первого Совет­ского Башкирского полка. Батальон 54-го Стерлитамакского полка включите в Тверской полк. Распределите пленных по ротам. Полковника Макарова немедленно на­правьте в распоряжение штаба Восточного фронта, в слу­чае сопротивления - расстреляйте".

Я послал за Ерохимовым и командиром Петроград­ской кавалерии. Пришел лишь командир петроградцев, а вместо Ерохимова явился полковой адъютант, который сообщил, что товарищ Ерохимов только что вывел из винокуренного завода, где находятся пленные, полков­ника Макарова и, взяв с собой двух вооруженных сол­дат, направился с ним к лесу.

Я вскочил на лошадь и догнал Ерохимова в низком ельнике, когда он со своими солдатами и полковником Макаровым уже поворачивал на Малую Бугульму.

- Куда? - заорал я на него.

В этот момент Ерохимов был похож на школьника, которого учитель застиг в своем саду запихивающим в карман наворованные груши. Некоторое время он беспо­мощно глядел на полковника, на ельник, на солдат, на свои сапоги, потом отозвался несмело:

- Иду с полковником в лес... немного прогуляться.

- Ну,- сказал я,- нагулялись уже достаточно! Идите вперед, а я возвращусь с полковником один.

На лице раздраженного полковника не видно было никаких следов страха. Я повел коня за узду, полков­ник шел возле меня.

- Полковник Макаров,- обратился я к нему,- я только что высвободил вас из весьма неприятной ситуа­ции. Завтра вы будете направлены в Симбирск, в штаб. Вы мобилизованы...

Едва я это произнес, как полковник внезапно ударил меня своей громадной медвежьей лапой по виску, и я, не успев даже вскрикнуть, повалился в придорожный снег.

Так бы я там и замерз, если бы несколько позднее не нашли меня двое мужичков, ехавших на санях в Бугульму. Они взвалили меня на сани и доставили домой.

На другой день я вычеркнул из списка пленных пол­ковника Макарова, а из реестра конского состава комен­датуры - своего верхового коня, на котором исчез полковник, чтобы от красных снова попасть к своим белым.

А в это время товарищ Ерохимов выехал в Клюквино и через железнодорожное телеграфное отделение отпра­вил Революционному Военному Совету в Симбирск телеграмму:

"Товарищ Гашек отпустил на свободу захваченно­го в плен полковника 54-го Стерлитамакского полка Ма­карова и подарил ему свою лошадь, чтобы тот мог до­браться на сторону противника.

Ерохимов"

ПЕРЕД РЕВОЛЮЦИОННЫМ ТРИБУНАЛОМ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

"...schlechte Leute haben keine Lieder",- написал немецкий поэт,

завершая одно из своих двустиший. В этот вечер я до поздней ночи распевал татарские песни, так что никто из окружающих не мог ни уснуть, ни даже просто спокойно лежать. Из этого я заключаю, что немецкий поэт явно солгал.

Наверно, я все-таки заснул раньше всех в комен­датуре. В конце концов меня самого утомили эти моно­тонные мелодии с неизменными повторами "Эль, эль, бар, але, эле, бар, бар, бар".

Разбудил меня один из моих чувашей, доложивший, что приехали на санях какие-то три человека, которые по­казывают постовым внизу свои бумаги.

Точная передача его сообщения звучала бы так: "Три сани, три люди, внизу полно бумаг. Одна, две, три бумаги".

- С тобой говорить,- продолжал он.- Злые, руга­ются...

- Проводи их наверх.

Распахнулись двери, и гости вторглись в мою канце­лярию-спальню.

Первым был блондин с окладистой бородкой, вто­рым - женщина в овчинном полушубке, третьим - муж­чина с черными усами и необычайно пронзительным взглядом.

На этот раз телеграмма до Симбирска дошла.

По очереди представились: "Сорокин, Калибанова, Агапов".

Последний при этом твердо и неумолимо добавил:

- Мы - коллегия Революционного Трибунала Вос­ точного фронта.

Я предложил им закурить, причем Агапов заметил:

- Как видно, товарищ Гашек, вам здесь не плохо живется. Такой табачок не могут позволить себе курить люди,, которые честно служат революции.

Когда принесли самовар, мы начали беседовать о са­мых различных вещах. Сорокин говорил о литературе и рассказал, что, еще будучи левым эсером, он издал в Петрограде книжечку своих стихов под названием "Вос­стание", которая была конфискована Комиссариатом пе­чати; но он теперь об этом не жалеет, потому что это бы­ла страшная глупость. Изучал филологию, а сейчас - председатель Революционного Трибунала Восточного фронта.

Это был действительно очень милый, приятный чело­век с мягкой русой бородкой, за которую я его во время чаепития осторожно потрогал.

Товарищ Калибанова была студенткой-медичкой, в недавнем прошлом тоже левая эсерка; очень живая, симпатичная особа, которая наизусть знала всего Маркса.

Агапов - третий член Революционного Трибунала - был самым радикальным из них. Служил раньше секре­тарем у одного московского адвоката, у которого ког­да-то скрывался генерал Каледин. По словам Агапо­ва, адвокат был величайшим подлецом на свете, поскольку платил ему всего 15 рублей в месяц, а сам в три раза больше дал как-то на чай официанту в Эрмитаже, который разрешил ему плюнуть себе в лицо.

По виду Агапова можно было судить, что все пред­шествовавшее падению царизма сделало из него чело­века сурового, неумолимого, жесткого и страшного, который давно уже сводит счеты с теми, кто платил ему те несчастные 15 рублей. И он борется с этими тенями прошлого везде, где бы ни появлялся, и переносит свои подозрения на окружающих, видя в каждом возможно­го предателя.

Говорил он короткими, отрывистыми фразами, пол­ными иронии. Когда за чаем я предложил ему кусок сахару, он сказал:

- Жизнь сладка лишь для некоторых, товарищ Гашек, но и для них она может стать горькой.

В ходе разговора речь зашла о том, что я по наци­ональности чех, тогда Агапов заметил:

- Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Товарищ Сорокин ответил на это:

- Все выяснится при расследовании. Товарищ Калибанова, улыбнувшись, предложила:

- Вероятно, все-таки нужно показать товарищу Га­ шеку наши полномочия.

Я сказал, что мне будет приятно узнать, с кем имею честь познакомиться, поскольку без важной причины я не позволил бы никому будить себя среди ночи.

Агапов раскрыл портфель и показал мне мандат:

"Революционный Военный Совет штаба Восточного фронта № 728~в г. Симбирск

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Дано сие Революционным Военным Советом Восточ­ ного фронта товарищам Сорокину, Калибановой и Ага­ пову в том, что они являются коллегией Революцион­ ного Трибунала Восточного фронта и, на основе своих полномочий, имеют право производить расследования в любом месте и по отношению к любому человеку. Для выполнения вынесенных ими приговоров все воинские ча­ сти обязаны предоставлять в их распоряжение необ­ ходимую военную силу. (подписи)".

"- Думаю, что этого вполне достаточно, товарищ Га­шек,- сказала Калибанова.

- Разумеется,- согласился я.- Но разденьтесь все-таки, здесь достаточно тепло, и, кроме того, скоро принесут самовар.

При этом Агапов не преминул вставить:

- А вам не тепло? Думается, что вам даже жарко.

- У меня есть градусник,- отозвался я.- Если хо­тите- взгляните, вон там, у окна. По-моему, здесь как раз вполне нормальная температура.

-

Сорокин, самый серьезный из них, положил свой по­лушубок на мою постель и сказал, что сразу после чая приступим к делу.

Вспоминая сейчас товарища Агапова, я чувствую, что и теперь еще люблю его за прямоту и откровен­ность. Именно он первый попросил, чтобы я распоря­дился убрать самовар, так как пора начинать допрос и разбирательство дела. Приглашать свидетелей нет необходимости. Вполне достаточно того обвинительного заключения, которое было составлено в Симбирске на основании телеграммы товарища Ерохимова о том, что я отпустил на свободу полковника Макарова и подарил ему свою лошадь, чтобы он мог добраться к белым.

Агапов предложил судебное разбирательство на этом закончить и потребовал приговорить меня к расстрелу. Приговор должен быть приведен в исполнение в те­чение 12 часов.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги