– Мы пришли, – Нений проплыл под кружевными воротами башни. – Здесь хранилось величайшее сокровище Города. Бесценное сокровище. Оно и доныне тут, только мне не достать… – голос Нения становился похож на тот, что слышался у моста – бесцветный, неживой. – Страшная гроза пронеслась когда-то в этих краях, жуткая гроза, о которой сложили легенды. Одна молния копьем ударила сюда, пробив земную кору. А через несколько дней из трещины начала сочиться вода. Черная и тяжелая…
– Это была кровь! – изумленно воскликнул Арвельд. – Кровь земли! И башня закрыла трещину?
Нений рассмеялся сухим, дробным смехом, похожим на стук камней.
– Закрыла трещину! Закрыла трещину! – он скользнул к дверному проему, из которого несло погребом, и воздел руки к небу, нараспев повторяя что-то на своем языке. Серый плащ светился в дымке. – Мы были бессмертны! Великий Асфалин, непобедимый Асфалин! Величайшее чудо мира!
– Бессмертны… – эхом повторил Арвельд. – Бессмертны… Вы пили ее! Пили земную кровь!
Прибой оглушил его. Закачались деревья-исполины, ветви сомкнулись, закрыв зыбкий свет, что сочился сквозь туман. Сухой воздух комом встал в горле – теперь он казался пропитанным ядовитыми испарениями почвы. Она столько выпила крови, оттого и рожала эти громадные стволы, выпиравшие из нее и душившие сородичей, как душили других жители Города. Так вот она, разгадка Асфалина, его бесценное сокровище!
Стоны и вздохи в дымке усилились, и в этом хоре уже можно было различить отдельные голоса. Один из них становился все громче.
– Арвельд! Арвельд! – звал он.
Сгарди очнулся. Перед ним стоял Нений.
– Иди за мной… За мной… – его плащ, развеваясь, поплыл вперед.
Задняя стена башни была разрушена, и перед остатками стены лежала груда камней. Источник засыпало в год Великой беды, когда под Асфалином разверзлась земля.
– Я возвращался к этому месту, когда был живым: искал остатки своего народа. И всякий раз находил только смерть…
Он скользнул вокруг каменного кургана, и тут Арвельд заметил, как изменился его страшный спутник. Нений съежился, и серый плащ колыхался так, будто под ним была пустота. Лицо старилось на глазах, стягивалось и усыхало. Теперь на Арвельда смотрела посмертная восковая маска, только самоцветы в ее глазницах полыхали зеленым огнем.
– Взгляни, что открылось мне, – шипел он. – Гляди! Гляди! Я дождался!
Сгарди проследил за рукой Нения и увидел, как из трещины в каменной глыбе сочились черные капли. От них поднимался пар и рассеивался туман. Пахло жженым. Муторная тоска легла Арвельду на сердце, он с трудом оторвал глаза и посмотрел на Нения.
– Ты зачем меня сюда привел? – спросил он. – Для чего я тебе?
Нений вздрогнул, пустой плащ его колыхнулся.
– Убери камни, – прошептал он, указывая на груду, из которой сочилась земная кровь. – Освободи источник.
– Сам не можешь? – бросил Арвельд.
Он видел перед собой уродливого старика с темным лицом, изрезанным морщинами, точно кора древнего дерева. Нений в исступлении припал грудью к кургану, его паучье лицо дрожало от чудовищного усилия, он тянулся дрожащими пальцами, похожими на обломанные сучья, к источнику, обещавшему новую жизнь. Вечную.
Арвельд смотрел, борясь с омерзением, и ждал ответа. Но Нений молчал, он только шипел, царапая ногтями камень и не оставляя на нем следов.
И вдруг Сгарди понял. Нений был бестелесным, от него остался только дух. Дух, который привел живого человека к источнику.
– Освободи-и-и… – пронеслось у Арвельда в голове. – Напейся… сам… Дай жизнь моему Городу…
Сгарди выпрямился и обвел взглядом развалины в клочьях тумана. Сам Асфалин тянул к нему скрюченные пальцы. Вся сила земная текла у его ног, совсем близко… Какая огромная, чудовищная власть! Возродится великий Город, равных которому не было и не будет в Светлых морях. И Нений не забудет той великой услуги. Хотя…Что ему тогда будет Нений?
Арвельд запрокинул голову и посмотрел вверх, где плыла и клубилась призрачная хмарь. Туман скрывал от проклятого Города небо. Там летают птицы, провеивают ветры, сменяют друг друга закаты и рассветы… Пройдет не один век, быть может, тысяча лет, прежде чем Асфалин залечит рану и в нем снова появятся люди. Этот город назовут по-другому, а старое имя его навсегда сотрется из памяти. Никогда ему не быть величайшим чудом мира, но в нем не будут пить кровь. Ничью.
Мальчик одним движением выбил из башни осколок камня, ступил ногой на курган и плотно заткнул осколком трещину. Потом начал горстями брать землю, забивая ею трещины.
– Нет больше твоего источника! – приговаривал он. – Нет больше твоей силы!
Нений смотрел на Арвельда безумными глазами: близость вожделенного источника затмила ему разум. Вдруг его глаза расширились. Он захрипел и бросился вперед, что есть силы карабкаясь к Арвельду.
– Ничего ты не понял, – устало сказал Сгарди. – Проклят в веках твой город, земля его стерла. И посильнее тебя нашлись…
Не успел он вымолвить этих слов, как свет померк, голоса смолкли, а Город растаял в тумане.
Когда в окне забрезжил розоватый свет, Арвельд глубоко вздохнул. Веки его сомкнулись, теперь он спал обычным сном.
– Отошло, – прошептал Гессен. – Все, Флойбек, досыпай, теперь уже ничего… – он встал и ощупью, хотя уже светлело, добрался до стола, нашел глиняный кувшин и приник к нему.
– Что это было? – спросил мореход.
Гессен, не отрываясь от воды, покачал головой. Напившись, поставил кувшин на место и уставился под ноги. Как-то на ярмарке он видел, как плетут золотое кружево ювелиры. Берут крохотный слиток, плавят его и тянут нить. Нить получается длинная, тонкая, не рвется, и все тянется и тянется, хотя, казалось бы, куда уж… А что же он про это вспомнил?
Такая же нить тянулась в сознании Арвельда. Истончалась, но не рвалась. "Где-то ходила ночью его душа, – подумал Гессен. – Надо бы спросить, что ему снилось…"
V
Флойбек так и не смог заснуть. То было жестко лежать, то становилось жарко, и он сбрасывал колючее шерстяное покрывало. Но тут же подступал холодок, пробиравший до костей, и он опять закутывался с головой. В углу, на своей лежанке, громко сопел Ревень. Наконец мальчик встал, оделся, и вышел из избушки.
Серое море туманилось, выкатывая на песок мелкие волны. Флойбек брел по кромке берега, глядя, как наливается перламутром горизонт на востоке.
На заре чувства его обострялись. Он ощущал, как билось огромное сердце морей, с каждым ударом выталкивая волны на берега Архипелагов, и его сердце вторило этому биению. Дыхание прибоя было его дыханием. На мгновение что-то содрогнулось в бесконечной глубине, и послышалось далекое эхо… Это на севере зарождался шторм.
Шумели далекие гавани. Накатывали приливы. Облака спешили дорогами своих ветров. Шли корабли. Те, что проходили ближе к Храмовой гряде, виделись тенями, хотя были за десятки миль, где обычный человек их не разглядел бы. Но Флойбек и не был обычным человеком. Он был мореходом.
Однако сегодня утром ему застило глаза. Взгляд его был взглядом смертного, и перед ним расстилалась только туманная даль, спокойная и пустынная даль северного моря.
С берега в Гору поднималась лестница, из щербленных ступеней которой торчали узкие стрелки травинок. В чашах на перилах тлели уголья, наполняя воздух сладким древесным запахом.
Флойбек облокотился о перила, ковыряя угольки. На закопченном дне чаши тускло блеснуло. Мальчик разобрал сучки и вытащил из золы серебряный медальон размером с монетку.
– Ого… – мореход подкинул его, перевернул и увидел на другой стороне змейку, выложенную темно-зеленым камнем. Флойбек подцепил пальцами горстку золы, потер серебряный кругляшок. Медальон ярко сверкнул, а сама змейка будто зажглась изнутри. Мальчик сунул находку в карман и, насвистывая, пошел дальше.
Утро разгоралось, и белесый туман над морем таял. Надо бы сходить до башни, еще раз взглянуть на корабль – стоит ли еще там? Вечером так и не удалось вызнать, кто это был – может быть, сегодня получится.
Он шел, трогая шершавые стволы сосен, как вдруг вверху, на лестнице, мелькнуло что-то темное. Мальчик встрепенулся, но тень уже скрылась за поворотом. Это было как наитие: темный плащ, тот самый, который взметнулся и исчез вчера над обрывом Горы. Флойбек ускорил шаги, догнал его на тропе и бесшумно пошел следом, так близко, что мог видеть расшитый воротник плаща и слышать звон серебряных подвесок.
Никогда Флойбек не думал, что Глухариная тропа такая длинная. Каждый камень в лесу был знаком – весь остров он мог обойти с закрытыми глазами. По всем приметам здесь были верховья Кедрового ручья, за которыми тропа поворачивала вниз, а она все забирала в гору.
У россыпи валунов незнакомец обернулся, и Флойбек застыл на месте.
По виду это был обычный человек, узловатый и жилистый. Резкие черты сильно врезаны в худощавое лицо. Глубоко посаженные зеленые глаза смотрели спокойно, и Флойбек заговорил:
– Доброе утро, сударь.
Незнакомец молчал долго, будто не слышал. Потом глянул вверх.
Флойбек поймал его взгляд и осекся: небо над головой наполнялось закатными красками. Но он и удивиться не успел, как незнакомец ответил:
– Добрый вечер. Ты вчера торопился ко мне, но так и не успел. Так?
– Да, сударь, – произнес Флойбек.
– Тогда сейчас самое время. Тебя зовут…
– Флойбек.
– Нений, – он кивнул на тропу, приглашая его за собой, и двинулся вперед.
Тропа все шла и шла вверх. Давно должен был начаться рыбачий поселок, но впереди все были прямые стволы сосен. Не чувствовалось и признака человечьего жилья, ни петушиного пения или собачьего лая. Не тянуло дымом. Все сосны и сосны, и безмолвие кругом.