Глаза - с прищуром. С хитрицой такой смекалистой и настороженной. Ну, точно - себе на уме парень. Одет, в отличие от своего благородного спутника, не по военному, но пёстро и броско. Словно желает ярким нарядом отвлечь внимание от лица. Короткая рубашка и короткий жупан с путанной шнуровкой. Узкие суконные штаны. Высокие сапоги с простыми шпорами.
Ещё - широкий красный кушак. На поясе слева - не очень длинный, но широкий клинок, с рукоятью, годной для одноручного и двуручного боя. И конного и пешего. Справа висит изогнутый кинжал.
На голове - войлочная шапка с широкими полями. На плечи накинут - и без надобности совершенно, по мнению Всеволода, для красы больше - белый плащик с широким воротником и рукавами увязанными за спиной.
Нет, если по одежде судить - так, уж скорее, это лях какой, нежели сарацин.
- Знакомьтесь, - обратился Олекса к гонцам. Сказал, как приказал. Мягко, вроде, но настойчиво. - Всеволода вы уже знаете. Он вас - нет.
- Конрад, - представился первый - златошпорый. - Конрад фон Рихтен.
Голос был сух и невыразителен, как и весь облик его обладателя. Но знакомый… до боли знакомый немецкий акцент говорил больше, чем скупые слова.
- Саксонский витязь, - добавил от себя Олекса. - Доблестный брат-рыцарь германского ордена…
- Орден?! - вскинулся Всеволод, не дослушав. Вот тут-то его накрыло по-настоящему. - Он что же, ливонец?! Тевтон?! Немец из тех, кто наши северные земли терзают? Да я ж сам с новгородчины… Из деревни, которую сожгли эти… эти…
"Псами" назвать крестоносцев Всеволод не успел.
- Я знаю, - резко оборвал его воевода. - Только не "эти". Конрад к нам прибыл не из Пруссии. И не из Ливонии. Из угорской стороны.
- Но орден!
- Прекрати! - потребовал Олекса. - Уймись, Всеволод! Сейчас же!
Прекратить?! Уняться?! Да как же так? Ох, не просто это будет - прекратить и уняться. Хоть и немало времечка утекло с тех пор, как молодой охотник, вернувшись с зимнего промысла, нашёл на месте родного селения пепелище и обгорелые трупы, но и сейчас как наяву стоит перед глазами та жуткая картина. И безуспешная, бессмысленная погоня. И белые плащи с чёрными крестами, и чёрные одежды кнехтов на белой замёрзшей реке. И спешно, верхами - пешком никак не догнать - уходящий в закатную сторону орденский отряд.
- И что же? - задыхался от гнева Всеволод. - Мне? Теперь? С ним? К ним?..
- Именно тебе, - отрезал старец-воевода. - Ты жил неподалёку от орденских земель. Ты знаешь немецкую речь.
Ну, жил. На свою беду. Ну, знает. Только Всеволод втайне лелеял мечту, что знание это когда-нибудь поможет ему поквитаться с ненавистными германцами, а тут…
- Там, куда ты поведёшь дружину, это может пригодиться. В сече нужно понимать язык тех, кто сражается с тобой бок о бок, кто прикрывает тебе спину, и кому прикрываешь спину ты.
- Биться бок о бок с тевтонами?! Прикрывать им спину и полагаться на защиту крестоносцев в бою?! - Всеволода трясло от негодования. Он уже готов был забыть, с кем разговаривает. Почти был готов…
- Позвольте мне сказать, мастер Алекс, - с холодной вежливостью и нарочитой почтительностью попросил по-русски саксонский витязь, брат и рыцарь.
- Говори, - согласился Олекса.
Сдержанно-благодарный кивок. Едва-едва заметный, будто через темя и шейные позвонки германца пропущен негибкий клинок.
- Да, Всеволод, ты прав, я, действительно, принадлежу к тевтонскому ордену Святой Марии Иерусалимской. Да, при обстоятельствах, не требующих скрытного передвижения, я ношу белый плащ с чёрным крестом на левом плече, весьма нелюбимый в русских княжествах. Да, формально, наша комтурия входит в орденское братство. Но Великий Магистр имеет над нами не больше власти, чем князь ваших земель над дружиной этой Сторожи.
- И что?
"Пёс"…
Всеволод сверлил немца ненавидящим взглядом. Пепелище и трупы… Страшное, яркое воспоминание… Самое бы время поквитаться. Но - посол. Но - долг гостеприимства. Но - Набег тёмных тварей.
- Мы не принимали участия в войнах с Русью, - спокойно продолжал немецкий рыцарь, - и всё же, признаю, нам не просто было обратиться за помощью к русской Стороже. Однако, ситуация такова, что мы вынуждены искать союзников всюду, где это возможно. Ты видишь, - я прибыл сюда без братьев по ордену. Без оруженосцев. Без кнехтов. С одним лишь проводником. А знаешь почему?
Всеволод ничего не ответил.
- У нас осталось слишком мало людей, чтобы снаряжать полное посольство. И люди нам сейчас нужны для другого.
Всеволод смотрел на него. Смотрел и молчал.
Щека германца чуть дрогнула:
- Ну, а теперь, если желаешь, мы можем скрестить мечи. Только предупреждаю сразу, русич, я прошёл такое же посвящение, что и ты. И я умею держать оружие в руках не хуже, чем ты. Убить себя я не позволю. Убивать тебя - не хочу. Так что мы лишь напрасно потратим время и затупим клинки. А время дорого. Очень дорого.
- Конрад прав, Всеволод, - подвёл черту седовласый воевода. - Обуздай свой гнев и забудь о былых обидах. Сейчас никому из нас не должно быть дел до усобиц этого мира, ибо сюда рвётся воинство мира иного.
Всеволод ещё дышал тяжело, сквозь стиснутые зубы. Но голову склонил. Трудно спорить с многомудрым воеводой. Даже если очень хочется.
Старец перевёл разговор на другое:
- А это - Бранко, - Олекса указал на второго иноземца - пёстро одетого и молчаливого, о котором Всеволод успел позабыть, - Бранко Ковач. Бранко Петри - сын Петера, Петра, по-нашему.
Смуглый жилистый гость в шнурованном жупане и диковинном плаще с завязанными сзади рукавами выступил вперёд. Поклонился, качнув войлочной шляпой. Лицо его при этом оставалось непроницаемым. Только прищуренные глазки смотрели цепко и внимательно.
- Бранко - влах, волох, - продолжал воевода. - Живёт в Залесье. Был толмачом и проводником, водил через горные перевалы Эрдея, валашские равнины, половецкие степи и наши леса купеческие обозы и караваны. Позже нёс службу при магистре закатной Сторожи - тевтонском воеводе. Теперь поведёт твою дружину, Всеволод. Самой короткой дорогой.
Проводник и толмач кивнул. Молча отступил в тень. Бранко Петри Ковач так и не произнёс ни слова.
Глава 7
Сборы были недолгими. Боевой доспех и боевое оружие, которые в сече и против нечисти, и против человека сгодятся. Два меча подогнанных по руке… по обе руки. Точные копии учебных, только не тупые - острые. Обоюдоострые.
Всеволод извлёк сталь из ножен. Проверить, как положено, а больше - полюбоваться. Взглянуть лишний разок, в руке подержать.
Полюбовался, подержал…
Удобные - в ладони как влитые - рукояти. Хороший баланс. Клинки - не длинны и не коротки. Такими мечами удобно рубиться и в пешей, и в конной схватке, и в строю и единолично.
По обоим клинкам - от кончика острия до самой крестовины и от лезвия до лезвия - густая насечка. Серебряная, но без вычуров, без узоров. Не для красы это серебро в сталь вковано - для дела. Живучую нечисть половинить таким оружием - самое милое дело. Раны от простого меча у тёмной твари зарастают сразу, буквально на глазах. А вот если на булате окажется хоть крупинка белого металла - тогда смерть нелюди.
Не терпят сребра ни волкодлаки, ни упыринное отродье, и даже малой толики его достанет, чтоб отправить нечисть в её нечестивый ад. И чем больше будет тонких блестящих нитей в бороздках боевой стали, тем вернее пройдёт клинок сквозь бледную плоть кровососа или жёсткую шкуру и плотные бугристые мышцы оборотня. Как раскалённый нож по маслу пройдёт. И, пройдя, уже не даст затянуться ране.
При том булатный меч в серебряной отделке ведь куда как сподручнее целиком выкованного из серебра. Серебряный клинок - мягок, ненадёжен. Одного-двух упырей, может, и срубит единым махом, а ударишь третьего - так прогнётся под весом поверженной твари. А если в дерево им случайно угодишь? А если в камень? А если против самого Чёрного Князя выйти доведётся? Этот-то ворог, говорят, с ног до головы в броню закован, и податливым серебром его, небось, не шибко достанешь.
Да и в обычном бою, коли придётся сечься не с нелюдью, а с лихим человеком, от серебрёной стали проку больше. Нет, иметь при себе добрый булат с насечкой оно всё ж предпочтительнее, чем два меча на все случаи таскать - серебряный и стальной. А обоерукому вою - так и четыре сразу.
Всеволод не мог отвести глаз от оружия. Ай, красотища-то какая! Блестят, играют солнечным лучом отточенные лезвия и серебряная насечка. Известное дело: чистое белое серебро - оно куда больше урона нечисти несёт, чем старое, грязное, чернью покрытое. Потому и чистить оружие и доспех следует почаще.
Осмотрев, наконец, мечи, Всеволод спрятал оба клинка в ножны. Ножны - дерево с кожей. Но поверх - опять-таки серебряные накладки.
Сунул за голенище кривой засапожный нож. Последний спаситель и защитник в лютом бою, когда и мечом уже не взмахнуть… Засапожник тоже усеян белыми росчерками по синеватой стали. Тоже готов кромсать хоть человеческую, хоть нелюдскую плоть.
И в лёгкую гибкую кольчугу часто вплетены промеж стальных - серебряные кольца. Чтоб когтистые лапы свои нечисть не шибко тянула. Она-то потянет, конечно, в горячке боя, но - хоть какая-то защита.
Накладки и насечки чистейшего серебра имелись на пластине зерцала, на оплечьях, на наручах и поножах, на боевых латных перчатках, на шлеме с забралом-личиной. В бармице также поблёскивала серебряная проволока. Всё - начищено, всё - в образцовом порядке.
Был бы щит, так и на щите… Но щита обоерукий Всеволод не признавал.