НашжеСтепанТрофимович,поправде,былтолькоподражателем
сравнительно сподобными лицами, да и стоятьуставал и частенько полеживал
на боку. Но хотя и на боку, а воплощенность укоризны сохранялась и в лежачем
положении, - надо отдать справедливость, тем более, что для губерниибыло и
того достаточно. Посмотрели бы вы на него у нас в клубе, когда он садился за
карты. Весь вид его говорил: "Карты!Ясажусьсвами в ералаш! Разве это
совместно? Кто ж отвечает за это? Кто разбил мою деятельность и обратил ее в
ералаш? Э, погибай Россия!" и он осанисто козырял с червей.
Апо правде, ужаснолюбил сразиться в карточки,за что, и особенно в
последнее время, имелчастые и неприятные стычки сВарварой Петровной, тем
более, что постоянно проигрывал. Но об этом после. Замечулишь, что это был
человекдажесовестливый(то-естьиногда),апотомучасто грустил.В
продолжение всей двадцатилетней дружбы с ВарваройПетровной, он раза по три
и по четыре в год регулярно впадал втак называемую между нами "гражданскую
скорбь",то-есть просто в хандру,но словечко это нравилось многоуважаемой
Варваре Петровне. Впоследствии, кроме гражданской скорби,он стал впадать и
вшампанское; ночуткаяВарвара Петровна всюжизньохраняла его от всех
тривиальныхнаклонностей. Даон и нуждался в няньке, потому что становился
иногда очень странен: в срединесамой возвышенной скорби,он вдруг зачинал
смеяться самым простонароднейшим образом. Находилиминуты, что даже о самом
себеначинал выражаться вюмористическом смысле. Но ничего так небоялась
ВарвараПетровнакак юмористическогосмысла.Этобылаженщина-классик,
женщина-меценатка,действовавшаяввидаходнихлишь высших соображений.
Капитально было двадцатилетнее влияние этой высшей дамы на ее бедного друга.
О ней надо бы поговорить особенно, что я и сделаю.
III.
Есть дружбыстранные:оба друга одиндругого почти съесть хотят, всю
жизнь так живут,а междутемрасстатьсяне могут.Расстаться даже никак
нельзя: раскапризившийсяиразорвавшийсвязь другпервыйжезаболеет и
пожалуй умрет, если это случится. Я положительно знаю, что Степан Трофимович
несколькораз, ииногда послесамыхинтимныхизлияний глазнаглазс
Варварой Петровной, по уходе ее, вдруг вскакивал с дивана и начинал колотить
кулаками в стену.
Происходило это без малейшей аллегории, так даже,что однажды отбил от
стеныштукатурку.Можетбытьспросят:как могяузнатьтакуютонкую
подробность?А чтоеслиясамбывалсвидетелем?Что еслисамСтепан
Трофимовичнеоднократнорыдал на моем плече, в яркихкрасках рисуяпредо
мной всю свою подноготную? (И уж чего-чего при этом не говорил!)Но вот что
случалось почти всегда после этих рыданий: назавтра он уже готов был распять
самого себя за неблагодарность;поспешно призывал меня ксебе или прибегал
ко мне сам, единственно чтобы возвестить мне, чтоВарвараПетровна"ангел
чести и деликатности, а онсовершенно противоположное".