- Я понимаю все, - оборвал я его. - Я только не могу понять, зачем я так много работаю, если им так мало надо? Может, я - работоголик?.. Я, я сам уже не могу жить в этом аду, а они ничего, приспосабливаются. Он думал, что люди будут крепнуть в страданиях, закаляться, принимать их как данность, как опыт… Ага, как же!.. Они разлагаются не в страданиях, а в достатке, славе и благополучии. Поэтому и подходить к ним надо именно через эти "входы". Ты можешь представить себе Спасителя, освящающего "шестисотый" "мерседес"? Или едущим читать проповедь на телевидении на роскошном лимузине, под охраной пары телохранителей, и размышляющего, куда потратить полученный за выступление гонорар?
- Зачем ты повторяешь демонам, что им делать? - попыталось уйти от опасной темы отражение. - Они же все прекрасно знают. Каждый метод, каждую возможность развращения…
- Потому что они - тупые, - жестко ответил я. - И я повторяю им все это как тупым, чтобы они сами почувствовали, какие они тупые, Я ясно выразился? Интрига должна быть красива. Она должна быть выношена, выстрадана, артистично исполнена. Мне нужны души, вырезанные хирургически точно, без остатка, а они приносят мне обломки, оставляя на "развод" целые куски. А люди, так те вообще, плодят убийц, палачей и дегенератов. У меня и без того хватает работы, так мне еще приходится устранять и их мерзопакости. Почему я должен следить, чтоб этот шарик не развалился на миллион кусков дерьма, когда мне хочется как раз того, чтоб он развалился?! Почему я должен уничтожать убийц, когда по мне так самое то, чтоб они перерезали друг друга?! Я хозяин этого мира, а мое хозяйство напоминает один огромный, злачный свинарник! У меня частенько возникает ассоциация с утлым суденышком, плывущем в море, которое собственная команда раздирает на части, рубит мачты, сверлит дно, дерется и пьянствует, а стоит чуть-чуть подуть ветру - пускает пьяные слезы и призывает на помощь Спасителя… Я бы с удовольствием утопил их, а сам завалился бы в лесу, на пахнущей мятой поляне, и проспал, наверное, лет этак триста, так я устал… Знаешь, что я забыл им сказать? Чтоб они как можно больше внимания уделяли женщинам. Мужчинам приятно разыгрывать из себя рыцарей и исполнять любые женские прихоти. Нужно, чтоб эти прихоти, что называется, "соответствовали".
- Ты говорил им это в прошлый раз, - напомнило отражение.
- Да?… Бот видишь, сколько разных возможностей, вариантов, перспектив, что всех и не перечислишь… А ты говоришь - не повторяйся. И вообще, я тебя зачем создал? Чтоб ты составлял мне компанию, разгонял скуку, создавал иллюзию общения, а ты?! Без тебя было лучше, чем с тобой.
- Я - твое отражение, хозяин, - грустно ответил призрак. - Тебе нужно было создать меня в минуты радости, а ты дал мне иллюзию бытия в моменты печали и винишь меня за это… Да и не помню я, чтоб за последние пару тысячелетий у тебя было хорошее настроение. Депрессия, сплин, усталость, злость, печаль, тоска, раздражение, меланхолия, уныние и отвращение - вот твои спутники, а не я. Я всего лишь… твое отражение.
- Две тысячи лет, - повторил я. - Да, ровно две тысячи лет… Две тысячи лет назад я еще надеялся. Когда Он пришел, я надеялся, что все это кончится. Но Он сказан, что придет еще, и я понял, что кончено далеко не все… И все же я надеялся. Надеялся, даже когда Его распяли… Не знаю на что, но надеялся. А потом пришло отвращение к ним, ненависть и безысходность. И нет ни одной причины изменить мое настроение. Меня ничто не радует. Ничто не интересует. Мне скучно.
- Но, может быть…
- Что будет дальше, дано знать только Ему, - перебил я. - А мне и это скучно… Чем бы заняться, а?
- Сделай что-нибудь гадкое, на душе и полегчает.
- Думаешь, поможет? - включился я в игру.
- Тогда что-нибудь хорошее.
- С ума сошел?!
- Хочешь, хохму расскажу?
- Ну, давай хоть хохму…
- Пришел черт к "новому русскому" и говорит: "Хочешь, я любые твои три желания исполню?" - "Хочу", - отвечает тот. "Тогда загадывай". - "Значит так. Для начала - "мерседес". Затем пятикомнатную квартиру, и напоследок - трехэтажную виллу". Черт предоставляет ему требуемое, а "новый русский" спрашивает: "Что с меня за все это?" - "Душу, - отвечает черт. - Душу, и все это - твое". "Новый русский" думал-думал, ходил по комнате кругами, чесал в затылке, устал гадать и спрашивает: "Слышь, братан, я вот в толк не возьму: а в чем подкол-то?" Ха-ха-х-х… Под моим мрачным взглядом призрак замолчал и виновато потупился.
- И в этом не везет, - вздохнул я. - У всех шуты как шуты, у одного меня - кусок идиотизма. Так… "Жить как все" мне не интересно, чего хочу - не знаю, чем заняться - не ведаю… В карты сыграем?
- На что?
- Просто так.
- Разве это азартная игра?
- И впрямь… Что там говорили демоны насчет этой секты… Ну, этих, моих обожателей-почитателей? Тех, которые "поклонники"?
- Поклоняются, - лаконично ответило отражение. Я поднялся и надел плащ.
- Пойду в гости, - сказал я. - А то как-то неудобно: люди стараются, культы создают, поклоняются, а "первопричина" их устремлений и обожания не может выкроить минутку, чтоб забежать и проведать.
- За что боролись, - печально констатировало отражение, - на то и… У меня такое ощущение, что у кого-то сегодня выдался тяжелый день.
- Я только посмотреть, - сказал я.
- Угу, - саркастично хмыкнуло отражение и полезло обратно в зеркало.
- Что - "угу"?! - рассердился я. - Ты хочешь сказать, что я - врун?!
- Нет, что ты, - заверило оно. - Ты самый честный Люцифер из всех, которых я знаю… Гневайся - не гневайся, а с тобой я не пойду. Я до этих дел не любитель. У меня для таких развлечений слишком тонкая психика. Мне забот до мировых проблем нет, голова за весь мир не болит. Наше дело маленькое - отразиться, повториться, покривляться и убраться… Удачной прогулки, хозяин…
***
В подземных катакомбах было темно, сыро и пахло просто отвратительно. Дважды я впотьмах наступал на что-то скользкое, разлагающееся и едко-смердячее, видимо, брошенные для устрашения на дороге остатки каких-то животных. Путь к цели был мне ясен, но столь замысловат, что невольно вспоминалась поговорка: "Здесь сам черт ногу сломит". Но меня неудержимо звал вперед запах. Запах глупости, жестокости и вседозволенности. Источник этого запаха таился в самом конце подземного лабиринта, и я шел вперед, влекомый любопытством и жаждой развлечений. Несколько раз я замечал на стенах жалкие попытки сотворить "охранительные знаки", еще пару раз мне пришлось тенью проскальзывать мимо облаченных в темные одежды стражей - высоких, широкоплечих детин с дебильно-насупленными выражениями лиц, - и наконец огромная, напоминающая пещеру комната распахнула передо мной свои двери… Точнее, двери-то как раз остались плотно закрытыми изнутри, но что такое "закрытые двери" для того, кто хочет войти?
Кольцом из каменных скамей вдоль стен в три яруса, зал напоминал цирковую арену или амфитеатр. В центре зала был установлен широкий чугунный алтарь, напоминающий клетку, с установленным внутри нее подносом для сбора крови. С одной стороны алтаря, на треугольном камне, перевернутом "острием" вниз, крепился перевернутый крест, с другой стороны возвышалось некое подобие трибуны. Арена была окружена четырьмя скоплениями свечей, расставленных группами по тринадцать свечей в каждой. Судя по исходившей от них вони, свечи были изготовлены из жира убитых животных. Маленький, грязный человек с длинными, сальными волосами, возраст и пол которого не мог определить даже я, ходил по кругу, зажигая свечи. Я понял, что успел к самому началу церемонии. Чтоб не мешать участникам ожидаемой тусовки, я скользнул на верхний ярус амфитеатра и, незримый, присел на холодной скамье в предвкушении скорого действия.
Ждать пришлось недолго. Когда последняя свеча была зажжена, прислужник подошел к висевшему на стене медному кругу, взял в руки молоточек и трижды ударил им в импровизированный гонг. Эхо с удовольствием подхватило гулкий звук, смакуя и перекатывая его по углам зала. Двустворчатые двери широко распахнулись, и в коридоре я увидел облаченных в темные одежды людей, держащих в руках смердящие факелы. Вереницей они вошли в зал, и я увидел, что балахоны были не черные, как казалось раньше, а темно-рыжие, сшитые из добротного бархата. Капюшоны скрывали лица сектантов, позволяя утаить от соседей гримасы и выражения их мимики. Я насчитал тридцать три человека. Закрепив факелы в специальных подставках на стенах, они степенно расселись на скамьях. Из маленькой двери, расположенной в противоположной части зала, появился еще один человек в сером балахоне, но без капюшона. Маленький, толстый, кривоногий, он просеменил к трибуне, зажимая под мышкой толстую папку красно-багряного цвета. По манере держать ее и по тому, как привычно устроился он на трибуне, я понял, что сей "подвижник" имеет немалый опыт выступлений перед зрительской аудиторией.
- Братья! - сипло воскликнул он, зачем-то вздымая вверх руки. - Возлюбленные мои братья и тов… кх-м… Мы собрались здесь, дабы… дабы…
Он сбился, забыв приготовленную речь, и, откашлявшись в кулак, заглянул в раскрытую папку.
- …Дабы восславить того, кто является нашим отцом и учителем. Мы восславим его, накажем его врагов, примем в свои ряды новых достойных кандидатов и возрадуемся его величию.
Я снисходительно кивнул, пропуская всю эту галиматью мимо ушей и терпеливо ожидая начала обещанной программы.
Толстяк спустился с трибуны, сбросил балахон и, сияя в свете свечей натертым маслами животом, натянул на голое тело короткий кожаный передник, протянутый прислужником.