За что уважаю Костю Крота, так это за то, что человек он, в принципе, бесстрашный. Это, конечно, от недостатка воображения происходит, но все равно приятно. Только что он при одной мысли о подземельях дрожмя дрожал, а тут уже сидит и прикидывает, что ему надо с собой брать и как бы ловчей коногон починить. Договорились мы с ним на десять часов – у известной нам точки встретиться. И разошлись – он в свою берлогу, а я в свою кладовку.
Я, конечно, не диггер, но под землю лазить доводилось – извилистые тропы экстремальной журналистики куда только не заводят. Так что снаряжение у меня имеется, тот же коногон, например. До Костиного ему далеко, но на голове держится и светит прилично. Воткнул на зарядку два комплекта аккумуляторов, достал резервный фонарь, два люминофора армейских (это такие палочки полупрозрачные – их надламываешь, и они светят часа четыре призрачным зеленым светом), ну и прочие мелочи, подходящие к ситуации. Задумался и об оружии. В принципе, есть у меня два охотничьих дробовика – один от деда достался (двустволка тульская), а второй я сам прикупил – "Ремингтон – полуавтомат". Охотничий билет у меня есть, разрешения все оформлены, но охотиться я не охочусь – не люблю. Зачем покупал? А "на всякий пожарный" – как большинство народонаселения. Чтоб было. Неистребимое русское убеждение, что милиция может только документы проверять. Мы уж сами, как-нибудь… Однако ружье – штука громоздкая. Есть у меня и пистолетик… Нелегальный, конечно. Кто ж мне на него разрешение даст? Где взял – не скажу. Кому сильно надо, сам сообразит, где такие вещи берутся, а кому несильно – и так обойдется. А будете настаивать – скажу, что нашел на улице, несу в милицию сдавать. И отстаньте от меня. Однако, по здравому размышлению, решил я и его не брать – нелегальный "ствол" может принести слишком много неприятностей, если придется объясняться с властями. Так что в качестве оружия было избрано "УСО" – "устройство сигнальное, охотничье". Попросту, ракетница. Совершенно легальная штука, в любом магазине спорттоваров продается, а если метров с трех в лоб засадить – мало не покажется. На этом я почувствовал себя снаряженным и успокоился. Пора было выдвигаться.
Каково лазить по московским подземельям – рассказывать не буду. Развлечение не для слабонервных и не для брезгливых, поскольку изрядная часть того, что диггеры гордо называют "штреками" представляет из себя канализационные ходы разной степени заброшенности. И ароматы там соответствующие. Однако все когда-нибудь кончается, кончился и наш сеанс "дерьмолазания" – ржавый скобтрап вывел нас на так называемый "второй" уровень – в пустой и пыльный тоннель Черной Ветки.
– Если пойти налево – сказал Костя шепотом, – то через километр придем к закрытым воротам, а если направо – к той самой станции.
Осмотреть ворота было бы любопытно, но времени терять не хотелось. Как-то тут действительно было жутковато – как будто это творение рук человеческих жило какой-то свой тайной, почти неощутимой жизнью. Четкое ощущение "взгляда в спину" – кто-то смотрит из темноты, и ждет, ждет… Ждет, пока мы совершим ошибку. А откуда нам знать, что здесь будет ошибкой? Ну, если не считать самого решения сюда залезть…
– Пошли к станции. Мы сюда не воевать пришли, а на разведку. Посмотрим что к чему – и обратно.
Станция как станция. Стиль начала семидесятых – мрамор и алюминий. Названия на стене нет, нет и табличек с указанием, куда ведут выходы. Выходов тоже нет – перекрыты стальными заслонками. Пусто и темно. Очень странное ощущение – какой-то глобальной неправильности. Не должны станции метро быть темными и пустыми! Станции – это где много света, толпы народа, грохот поездов, вкрадчивый голос рекламных объявлений… Заброшенные тоннели не произвели на меня такого гнетущего впечатления – мало кто из нас бывал в тоннелях, а вот станции… Возникает подсознательное ощущение, что все человечество куда-то делось, исчезло годы и годы назад, оставив после себя лишь пыльный мрамор никчемных подземелий…
Костя продемонстрировал мне забрызганную кровью лавку – место, так сказать, "первого контакта", где он гоблинов своей ногой прикармливал. Лавка как лавка – ничего особенного. Смущало одно – вокруг было очень чисто. Не в смысле отсутствия окурков и бумажек – откуда им тут взяться? – а в смысле полного отсутствия пыли, совершенно неестественного для заброшенного много лет назад помещения. Очень мне это не понравилось – кто бы это тут уборку делал? И зачем? Даже думать об этом не хотелось.
Беглый осмотр платформы ничего не дал – да я и не рассчитывал. Не такой уж я криминалист, чтобы искать тут кровавые отпечатки когтистых лап, или что там эти подземные жители за собой оставляют. Расчехлив свой "Никон", приладил к нему большую репортерскую вспышку и сделал пару снимков пустынного зала – просто на всякий случай. В конце концов, само существование такой станции тянуло на приличную сенсацию. Впрочем, я не обольщался, – вряд ли это кто-то опубликует. Скорее всего, придут ко мне серьезные дяди и вежливо попросят сдать пленочку. И еще настойчиво поинтересуются, сколько я с нее успел отпечатков сделать, и кому их успел показать…
– Ну что, – сказал я, – пойдем дальше?
– Куда? – Костя занервничал.
– Не придуривайся, Крот. В тоннель, конечно. Если поезд по инерции шел, то далеко он не укатился. Должны же мы все своими глазами увидеть?
– Точно должны? – голос его был таким кислым, что скулы сводило.
Я молча смотрел на него. Крот вздохнул и полез в рюкзак.
– Сейчас, погоди…
Из рюкзака появились пластмассовые хоккейные щитки. Костя, мрачно сопя, начал прилаживать их себе на голени. Я скептически хмыкнул.
– Смейся сколько угодно, а у меня ноги не казенные. Одного раза хватило.
– А ты ракушку на промежность прихватил? Вдруг твои гоблины еще и прыгают?
– Иди ты…
С чувством юмора у Крота сегодня было не очень. С чего бы это? Мы спрыгнули с платформы и решительно направились в тоннель.
Пытаясь представить себя Шерлоком Холмсом, я настойчиво вглядывался в рельсы, шпалы и стены тоннеля в поисках следов. Ничего особенного не увидел – ни надписи "Здесь были страшные гоблины", ни хлебных крошек в стиле Мальчика-с-пальчик, ни прикованных цепями скелетов. Тоннель с легким уклоном вниз тянулся пустой и темный, с непременными вязанками кабелей на стенах и бетонными сводами. Сколько труда было вбухано в строительство этой ветки – представить страшно. И вот поди ж ты, стоит никому не нужная, на радость всякой нечисти. Почему-то заброшенные человеческие сооружения просто притягивают к себе всякую дрянь…
Через некоторое время, когда мне уже стало казаться, что поезд Кроту просто померещился с перепугу, в лучах коногонов блеснуло стекло – закупорив квадратным задом тоннель, стояла электричка метро. Мы непроизвольно остановились. Было тихо. Поезд тупо смотрел на нас темными глазами фар.
– Вот он – шепнул Крот
– Вижу, – ответил я тоже шепотом.
Обстановка как-то не располагала к громким звукам. Тишина просто давила на уши.
Мы аккуратно протиснулись между поездом и стенкой тоннеля, собирая многолетнюю пыль с кабелей. Двери вагонов были открыты. Первое, что бросилось в глаза – сумки. По всему вагону валялись брошенные и распотрошенные чемоданы, баулы челноков, дамские сумочки и солидные дипломаты. Их содержимое было вывалено на пол. Костя подобрал с пола пухлый кошелек и открыл его.
– Не мародерствуй – строго сказал я
– Да ну тебя, я проверить – на месте ли деньги.
Деньги были на месте. Кроме кошельков на полу кое-где валялись мобильники и другие мелкие, но ценные вещи. Кто бы ни напал на поезд, он явно не преследовал цели личного обогащения. Пол вагона был покрыт бурыми потеками. Я даже не сразу сообразил, что это такое, а когда сообразил – мне резко поплохело. Похоже, что кто-то тут очень неаккуратно питался. Питался пассажирами самого лучшего в мире Московского имени Ленина метрополитена, москвичами и гостями столицы. Эти люди ехали домой с работы, считая себя венцом творения, важными и нужными людьми, ценными специалистами и перспективными кадрами, а оказались обычной жратвой. Такова жизнь.
Костя стоял бледный как простыня. Видимо до него тоже дошел смысл произошедшего.
– Только не вздумай блевать! – тихо сказал я
– Почему? – спросил Крот, нервно сглотнув.
– Потому, что я тогда тоже сблюю.
Борясь с тошнотой и нервным головокружением, я достал фотоаппарат и щелкнул панораму этого вагона смерти. Мощная вспышка полыхнула светом, нестерпимым даже сквозь закрытые веки, и за стенами вагона раздался резкий многоголосый визг и быстрые шорохи.
– Они здесь! – заорал Крот – Бежим!
– Куда?
– К чертовой матери! Отсюда!
Выпрыгнув из вагона, мы побежали. Желтые лучи коногонов мотались по стенам тоннеля, шпалы норовили подвернуться под ноги. Сзади нарастал, догоняя, жуткий шорох, в котором различался многоногий топоток маленьких ножек. Гоблины явно не хотели нас отпускать. Похоже, они не наелись…