– Да ты ж их всех просто убил своими руками! – Костя явно закипал.
– Они сами в этом виноваты – они оказались не готовы к контакту. Мои малыши тут ни при чем!
Я из-за спины профессора сделал Кроту страшные глаза и прижал палец к губам.
– Александр Иванович! При всем уважении к вам, – я подпустил в голос столько меду, сколько смог, – а если эксперимент все-таки не удастся? Не представляют ли ваши "малыши" опасности для города? Вы же не сможете их остановить!
– Молодой человек! Я попрошу вас! Во-первых, Эксперимент не может быть неудачным – я положил на него тридцать лет жизни! А во вторых, даже в этом невероятном случае, безопасность его полностью обеспечена – стоит мне повернуть вот этот красный штурвал, как откроются заслонки и тоннель вместе с каверной будет заполнен речной водой. Останется только эта комната.
Профессор эффектным жестом показал рукой на красную железную опломбированную баранку, торчащую из стены, повернувшись при этом к Кроту боком.
Бац! Здоровенный Костин кулак врезался ему в ухо. Бывший полковник впечатался в стену и сполз на пол, обрушив на себя свой скафандр.
– Как ты думаешь, в какую сторону крутить? – спросил у меня Крот
– Против часовой, наверняка. Стандартно.
– Посмотри, жив там этот "настоящий полковник"?
Под поскрипывание штурвала я проверил у профессора пульс.
– Жить будет. Полежит полчасика – и оклемается.
Костя продолжал сосредоточенно крутить стальную баранку. Вдруг под ногами глухо загудело и пол комнаты содрогнулся. Даже сквозь стальную герметичную дверь было слышно, как ревет заполняющий тоннель поток. И еще мне послышался многоголосый отчаянный визг – но скорее всего послышался. Слишком уж сильно шумела вода…
Эпилог
Длинный металлический трап вывел нас в замшелый подвал какого-то дома. Выбравшись из него, мы, не сговариваясь, направились в ближайший ночной магазин. Обремененные приятно звякающим пакетом, направились ко мне домой
Когда выпили по первой, я спросил у Крота:
– Как ты думаешь, а что теперь будет делать наш сумасшедший профессор? Ну, когда оклемается…
– Думаю, застрелится. Как настоящий офицер. Туда ему и дорога…
– Надеюсь, что он это сделает не в той контрольной рубке… А то отмывать неохота…
– Зачем? Они же все потонули?
– Все ли? Ох, Крот, слишком они умные. Хорошо их профессор воспитал. Боюсь, что это теперь наше с тобой наследство…
Мы посмотрели друг на друга и налили по новой.
Жизнь продолжалась.
Холодно…
– Но это уже четвертая смерть за две недели!
– А я тут причем? Я не милиционер и не могильщик. Прах к праху и все такое.
– Мне больше не к кому обратиться. Ты журналист и умеешь раскапывать факты.
– Падающие с колокольни рабочие – не мой профиль. Им надо меньше пить.
– Он был трезв.
– Значит, надо соблюдать технику безопасности.
Отец Олег тяжело вздохнул и разгладил бороду. У него проблемы. Ему доверили важное дело, а он его проваливает. Нехорошо.
– Ты совсем не хочешь мне помочь, Артем?
Я не хочу. У меня зимняя спячка. На улице мороз, а я не люблю холода. Мой старенький микроавтобус не желает заводиться в такую погоду, а это значит, что придется тащиться на метро, которому я с некоторых пор не очень-то доверяю. Мне, в конце концов, просто лень вставать с дивана.
Отец Олег сопит и теребит бороду. Он молод, но солиден и внушает уважение. Настоящий батюшка. Он хороший человек и искренне верит. При этом он не глуп и не догматичен. Из него выйдет отличный священник, когда он восстановит свой храм. Если восстановит…
– Артем, я же знаю, что тебе нечем заняться. Ты скоро сопьешься от скуки. Может, ты просто посмотришь на это место? Надо помогать ближним, – голос батюшки полон профессиональной укоризны.
Надо… Конечно, ближним надо помогать, но почему в такой мороз? Неужели нельзя подождать до весны? А лучше – до лета… Мы с отцом Олегом старые знакомые, и я ему очень сочувствую, но скука меня нисколько не беспокоит. Отличная вещь – скука. Когда на улице мороз, очень приятно поваляться на диване, поиграть в компьютерные игры, почитать какую-нибудь чушь, выпить немножечко виски…
– Я тебя отвезу. Туда и обратно, – интонации искусителя.
Ну что же, это отчасти меняет дело. Если не надо тащиться до метро, а потом лезть под землю, запихивая себя в переполненный вагон, где ты в полной беспомощности отделен от темноты тоннелей только тонким стеклом… Тьфу ты, это уже паранойя. Надо с этим бороться. Когда-нибудь потом…
У отца Олега не новый, но приличный "Опель-Вектра", и, пока мы продираемся через пробки на Садовом, он молчит и дуется, явно обиженный отсутствием интереса с моей стороны. Не стоит обижать хорошего человека.
– Ну, в чем проблема, служитель культа?
– Понимаешь, я должен отреставрировать этот храм к лету, а реставраторы теперь отказываются работать. Да что там работать, после этого случая, они и внутрь-то заходить отказываются!
– Экие нежные! Ну сверзился рабочий с колокольни… Бывает – профессиональный риск. Чего они так всполошились?
– Ну, во-первых, это уже четвертый случай…
– А во-вторых? Не темни, батюшка!
– Знаешь, какую причину смерти установили в милиции?
– Ну, шею сломал, наверное – с колокольни-то хряпнуться, мало не покажется…
– Ничего подобного. Он умер от переохлаждения. Упал уже мертвым.
Отец Олег, заговорившись, чуть не врезался в корму новенького БМВ, резко затормозил и совершенно не по-христиански крепко выругался.
– Что же, он ночевал там, что ли?
– Ничего подобного. Двое рабочих видели, как он поднялся на колокольню, а через пять минут он уже валялся внизу, окоченелый как ископаемый мамонт… – отец Олег помолчал и добавил уже другим тоном – Господи, упокой душу грешную…
Я задумался. Дело, кажется, становилось интересным. Может быть, и не зря Олег обратился именно ко мне – есть у меня чутье на всякую чертовщину…
– А что остальные три случая?
Отец Олег помолчал, почесал негустую бороду, и нехотя ответил:
– Да там тоже не все понятно… Все трое замерзли, но в разных местах и в разное время. Двое – в подвале, их нашли только через два дня… Милиция уверена, что они пьяные заснули и замерзли насмерть. Только вот непьющие были оба. Я их давно знаю…
– А третий?
– Третий – совсем непонятно. Сторож замерз прямо в бытовке. Полная чушь. Печка, якобы, погасла, а он не заметил и замерз… Только вот нашел я его сидящим на топчане, и дверь была приоткрыта. Что же он, сидя, что ли, заснул и замерз? Ерунда какая-то…
Между тем, "Опель" отца Олега въехал на территорию храма. Вокруг царил характерный строительный беспорядок – ободранные красно-кирпичные стены старой церкви были загорожены лесами, груды мусора, скованные морозом и присыпанные снегом, выпирали как могильные холмы, пустые провалы стрельчатых окон смотрели недобро и вызывающе. То ли рассказ священника создал подходящее настроение, то ли действительно в воздухе веяло чем-то недобрым, но старинная церковь совершено не производила на меня впечатления святого места. Ощущение от нее было скорее зловещее…
Общую картину заброшенности усиливал выпавший ночью снег, на котором до сих пор не отпечаталось не единого следа. Что-то не похоже, чтобы работа здесь кипела…
– Разбежались все, как зайцы – пояснил отец Олег, – отказались работать. Говорят: "Страшно здесь оставаться".
Мы направились к храму, оставляя за собой две цепочки контрастных на свежем снегу следов.
– Вот оттуда он упал – показал отец Олег на высокую колокольню.
Над ободранной кирпичной башней не было купола, только навес-времянка из старых досок.
– Вот сюда свалился…
Груда битого кирпича и старой штукатурки была прикрыта снегом, да я, в общем, и не собирался искать там какие-нибудь следы. Милиция наверняка все уже обнюхала. Остов колокольни был высотой этажа в четыре и лесов снаружи не было, так что несчастному реставратору в любом случае ничего не светило.
– Хочешь подняться наверх?
Я не хотел, однако раз уж приехал, надо все осмотреть своими глазами.
Старый храм внутри производил еще более мрачное впечатление, чем снаружи. Облупившаяся штукатурка не сохранила фресок, только местами просматривались фрагменты каких-то одежд и ликов, да отдельные буквы церковной глаголицы. На своде потолка, рядом с огромным ржавым крюком для люстры, вызывающе-ярко светились большие глаза и торчал кусок бороды. Не иначе, как сам Господь Саваоф пристально наблюдал за нами с осыпавшихся штукатурных небес… Что же ты за реставраторами не присмотрел, бородатый?