Из споротых эполет, поддельных номеров румынской "Правды", странных обмолвок - по крупицам складывают компетентные лица картину зашифрованной пропаганды, распространяемой по миру...
Мирча Элиаде
Пелерина
I
Он приметил его издалека - по той же короткой допотопной пелерине с двумя симметричными заплатками на плечах, вызывающе нашитыми как бы вместо эполет. Теперь-то Пантелимон знал, что такой формы - пелерина с эполетами - в румынской армии не было.
"По крайней мере в этом веке, - заверил его Ульеру. - Разве что в далеком прошлом, в какую-нибудь там феодальную эпоху… - И после короткого молчания продолжил: - Вот если бы доказать, что заплаты на самом деле прикрывают следы эполет, - доказать, как положено, по науке, современными методами, тогда, конечно… - Он еще помолчал, буравя Пантелимона взглядом. - Вы давно знакомы?" - "Давно? Да я вообще с ним незнаком. Понятия не имею, кто это такой и как его фамилия. Я вам доложил, потому что мне бросились в глаза заплатки. Я же говорю: пришиты точь-в-точь где эполеты…" - "Подозрительно, - кивнул Ульеру. - И если доказать как следует, по науке, это было бы весьма и весьма. Понимаешь почему?.." Пантелимон озадаченно пожал плечами. "Нет, - признался он, - не понимаю". - "Да потому что тогда пелерина наверняка краденая. Из музея вооруженных сил… Так незнакомы, говоришь?.." - протянул он раздумчиво. "Я и видел-то его всего раз, у большого продуктового на Мэтэсарь, вход Б. Он выходил, я входил. Шел за колбасой".
…На этот раз Пантелимон замедлил шаг, чтобы получше разглядеть пелерину. Нет, он не ошибся: заплаты, выкроенные по мерке эполет, красовались на подобающем им месте. То ли его пристрастный взгляд, то ли невольная улыбка подействовали на старого человека в пелерине поощряюще, потому что он вдруг остановился.
- Простите, пожалуйста, вы не подскажете, который сейчас год?
- Девятнадцатое мая, - машинально ответил Пантелимон.
- Ах нет, вы меня не поняли. Что девятнадцатое мая, это я знаю. А вот год? Год какой сейчас?
Пантелимон слегка посторонился, пропуская женщину с ребенком.
- Шестьдесят девятый, - пробормотал он. - Девятнадцатое мая тысяча девятьсот шестьдесят девятого года.
- Так я и думал! - воскликнул старик. - Позволю себе даже сказать, что был уверен: шестьдесят девятый. И тем не менее некоторые придерживаются другой точки зрения. Представьте: есть люди, которые утверждают, что сейчас - шестьдесят шестой! И не только люди - газеты! Я прочел их внимательнейшим образом и вынужден признать: газеты действительно были за март, апрель и май шестьдесят шестого года.
- Не понял, - сказал Пантелимон с кривой улыбкой.
- Вы уж мне поверьте, - продолжал старик, как-то особенно молодцевато встряхивая своей пелериной. - Я человек серьезный, здравомыслящий. Но перед лицом фактов, то бишь газет, я был вынужден склониться…
- Да каких газет? - недоумевал Пантелимон.
- Наша самая популярная газета, "Скынтейя" . Я начинаю с нее день. Сегодняшний утренний номер прочел от заголовка до телефона редакции.
- Ну и что? - Пантелимон занервничал, видя, что вокруг них собирается народ. - Я тоже прочел и тоже не пропустил ни строчки.
- Положим. Но газета, о которой я говорю, свидетельствует, что сейчас идет май шестьдесят шестого года!
- Старый номер небось попался, - вступил в разговор парень в берете, натянутом до бровей.
- Видите ли… - собрался ответить старик, снова встряхнувши пелериной так, будто хотел собрать все складки на спине.
- В чем дело? - вмешался кто-то, дымя сигаретой и протискиваясь поближе к Пантелимону.
- Вот тут товарищ утверждает, что сейчас шестьдесят шестой год…
- Прошу прощенья, товарищ, я этого не утверждал. Я только позволил себе спросить, какой сейчас год. А точнее: я хотел убедиться, что не ошибаюсь, считая, что год сейчас - шестьдесят девятый, хотя…
- Хотя что?
Спрашивающий вынул изо рта сигарету, и в его голосе зазвучал металл.
- Хотя, повторяю, газета, которую я читал не далее как сегодня утром, свежая "Скынтейя", была датирована девятнадцатым мая шестьдесят шестого года. И такое не первый раз. Три дня назад и два раза на прошлой неделе, и еще раньше, весь апрель, номера "Скынтейи", которые я вынимал из ящика, были шестьдесят шестого года…
- Бывает, - сказали в толпе. - У меня приятель в Слатине, он мне тоже такие показывал, я их видел собственными глазами. Свеженькая "Скынтейя", и вся - шестьдесят шестого года.
- Провинция, - заметили в ответ. - Слатина - красивый город, но провинция есть провинция…
Вокруг захихикали. Пантелимон почувствовал на плече чью-то руку и обернулся. Старик улыбался ему со значением.
- Неплохо бы и вам поспешить в Слатину, - сказал он. - Может быть, вы снова окажетесь в шестьдесят шестом году, и тогда…
Но, уколовшись о взгляд Пантелимона, который жадно затягивался сигаретой, конфузливо смолк.
- Что вам неймется! - сквозь зубы процедил Пантелимон, давя каблуком окурок. - Дурью маетесь. Занялись бы лучше делом…
II
Когда полчаса спустя он выходил из магазина, от стены отделился человек.
- Ну, Пантелимон, давно знаком с Зеведеем?
Пантелимон тяжело сглотнул и переложил сверток в другую руку.
- Вообще незнаком. И понятия не имел, что его фамилия Зеведей. Он мне попадался пару раз на глаза, и я обратил внимание: пелерина, да еще с заплатами на месте эполет. А шеф, товарищ Ульеру, говорит: в румынской армии пелерин с эполетами не было. Поэтому подозрительно… Разве что в эпоху феодализма…
- Ты это брось с эпохой феодализма, - обрезал его человек. - Ты говори, почему подозрительно.
- Потому что, как говорит товарищ Ульеру, если бы можно было доказать по-научному, каким-нибудь методом, - если б доказать, что заплатки пришиты на месте эполет, тогда, значит, пелерина наверняка краденая. Из музея вооруженных сил.
- Ты мне лапшу на уши не вешай, - оборвал его человек, доставая пачку сигарет. - Еще музей вооруженных сил приплел… Давно знаком с Зеведеем?
Пантелимон поиграл свертком, но тут же опамятовался и прислонился к стене.
- Я же говорю: знаком полчаса. Шел в магазин за колбасой, а он меня остановил и спрашивает: "Простите, пожалуйста, вы не подскажете, который сейчас год?" А я ему… - Пантелимон мотнул головой и усмехнулся. - Я не понял, я думал, он спрашивает, какое сегодня число, и ответил: девятнадцатое мая. А он мне: нет, говорит, что девятнадцатое мая, это я знаю. А год? Который сейчас год?..
- Который сейчас год… - повторил человек с ухмылкой. - И ты ничего не заподозрил?
Пантелимон вжался в стену.
- Я подумал, что он или не в своем уме, или…
- Или - что? Ты к чему клонишь? Тебе кажется, дело нечисто? Пахнет аферой - это ты хочешь сказать?
- Ну, в общем, вроде этого, а может… в общем, вы лучше меня понимаете, что я хочу сказать.
Человек снова ухмыльнулся и не спеша сунул в рот сигарету.
- Но почему шестьдесят шестой? - спросил он с внезапным, строгим прищуром. - Тебе не показалось подозрительным, что Зеведей напирал на шестьдесят шестой, а не на какой-нибудь другой год, к примеру на пятьдесят шестой или шестидесятый?
- Нет, - оробев, признался Пантелимон. - Вот когда вы мне это сейчас подсказали, я тоже вижу: подозрительно. Потому как, в самом деле, почему шестьдесят шестой?
Человек рассмеялся.
- Вы нас за дураков-то не считайте, товарищ.
Пантелимон побледнел и залепетал с жалкой улыбкой:
- Я? Как я могу вас считать за… за кого вы говорите? Да я…
Но тут он осекся, увидев, что к ним рысцой приближается парень в берете, натянутом до бровей.
- Вышел из дому, - запыхавшись, прохрипел он. - Пять минут назад.
- Из номера тринадцать?
- Нет, из тринадцать-бис.
- Значит, снова он тебя провел. Говорил же я тебе, что в тринадцать-бис… ну да ладно, пока время терпит… Откуда ты взял про музей вооруженных сил? - Последняя фраза целила в Пантелимона.
- Я… Я ничего не брал…
- Товарищ Пантелимон, - раздельно выговорил человек, - не скрою, сердце у меня доброе, однако…
У Пантелимона поникли плечи.
- Наш шеф, административный директор, товарищ Ульеру, привлек мое внимание к тому, что… что, если по-научному, современными методами… если на месте заплат…
- Это я от тебя пятый раз слышу. А музей вооруженных сил тут при чем?
- Так ведь товарищ директор, товарищ Ульеру, сказал, что дело серьезное, потому что музейный экспонат. Ну, получается, что экспонат украден. Из музея вооруженных сил.
Человек отнял от губ сигарету и стряхнул пепел прямо перед носом Пантелимона.
- Ага, это ты раскумекал, а почему шестьдесят шестой - нет? Зеведей-то ведь говорил: шестьдесят шестой. Не шестидесятый и не пятьдесят шестой!
Он опять сощурился и процедил сквозь зубы:
- Совсем нас за дураков считаете, товарищ!
- Я, товарищ? - воскликнул Пантелимон, прижимая к груди свободную от колбасы руку.
- Именно вы, товарищ! - И отвернулся к парню в берете. - Что у нас со Слатиной? Он там фигурирует?
- Это по секции Фэинару. Вроде бы смахивает на сентябрьское дело.
- Так, так…
- Вот и Фэинару про то же. Дескать…
- Все. Понял! - отрезал человек, грозно глядя ему прямо в душу.