IV
Как всегда в девять, когда соседи включали телевизор, Пантелимон только уперся в стол локтями, заткнул пальцами уши и не оторвался от учебника. Встречая иностранное имя, он усердно его скандировал: "Давен-порт. Знаменитый английский физиолог Джон А. Давенпорт… Давен…"
В дверь постучали условным стуком - пять раз с паузой после третьего, - и он поспешил открыть.
- Пора тебе жениться, ты же у нас перспективная молодежь, - с порога сказал Ульеру. - Завели бы себе телевизор, смотрели бы, как все люди, девятичасовую программу. - И, понизив голос до шепота, предложил: - Пошли пивка попьем.
Когда они пересекли бульвар, Ульеру спросил:
- Что тебе говорил Петреску-Два после моего ухода?
Внимательно выслушал ответ, незаметно озираясь, не идет ли кто следом. Потом остановился и глубоко перевел дух.
- Значит, кое-что ему известно. Две вещи по крайней мере. Во-первых, что в Слатине волнения после взрыва на красильной фабрике. А во-вторых, к чему пришло следствие…
Он прикусил язык, поймав в поле зрения открытое окно на третьем этаже. Пантелимон проследил его взгляд, после чего они дружно сорвались с места.
- То есть? - осмелился наконец спросить Пантелимон.
- То есть что в ходе следствия было раскрыто, откуда взята краска, которой еще две-три недели назад печатали фальшивые номера "Скынтейи" - за февраль и март шестьдесят шестого.
- Получается, что Зеведей не врал! - воскликнул Пантелимон.
- Говори потише, - напомнил Ульеру. - Да, не врал этот твой… Фальшивые номера существуют, я их сам видел. В Слатине и видел.
- Ну и?.. - с замиранием сердца выдохнул Пантелимон.
- Дело темное. Мне же всего не скажут. Что сказали, то знаю: заговор. Крупных масштабов и дьявольски хитро организован. Угораздило же нас так влипнуть! - Он шагнул к краю тротуара и яростно плюнул на мостовую. - Вот влипли! Я - что меня послали в Слатину. Ты - что обратил внимание на эту дурацкую пелерину и попал в лапы к Нэстасе. Теперь хоть в лепешку расшибись, мы под подозрением. Петреску-Два - видал? Он когда-нибудь заглядывал к тебе в обед, ни с того ни с сего?
- Вроде нет.
- Это потому что он меня засек, когда я высовывался в коридор… Пантелимон, глядя под ноги, долго напряженно думал.
- Однако в чем же суть заговора, никак что-то в толк не возьму…
- Вот и я никак. Те, кто сравнивал настоящие газеты шестьдесят шестого года с фальшивыми, говорят, что тексты почти полностью совпадают. Если и есть различия, то незначительные, и много опечаток, гораздо больше обычного.
- Ну и?
- Ну и говорят, что заговор. Пока что идет работа по выявлению тех, кто получает эти фальшивые экземпляры. Они поступают с утренней почтой, наряду с нормальными. Но народ же знаешь какой ушлый: кто припрячет, кто уничтожит… Хотя, с другой стороны, - вспомнил он, - в некоторых городишках ими торгуют на черном рынке…
Они тщательно ощупали скамейку, сухая ли, и, удостоверившись, в молчании сели.
- Нет, интересно, просто невероятно интересно, - пробормотал Пантелимон себе под нос. - Я хочу сказать, интересный заговор… - Его голос окреп. - Воспроизводят "Скынтейю" трехгодичной давности, но не забывают поставить на ней дату, чтобы сразу было видно, что фальшивая…
- Я тоже так рассуждал. И тем не менее, если заговорщики имели в виду опутать всю страну, они не могли бы найти более верную сеть, чем орган самой партии.
Пантелимон покачал головой.
- Положим. Но теперь-то, когда они засветились, шансы у них нулевые. Теперь ни одного экземпляра не пропустят на рассылку без контроля.
- Нереально за ночь проконтролировать весь тираж - десятки тысяч экземпляров как-никак. Это парализовало бы распространение газеты… Кроме того, фальшивки появляются нерегулярно: то два-три дня подряд, то простой на целую неделю…
Он вдруг смолк, вперил глаза в бортик тротуара, нервно потер руки, потом сказал:
- Женился бы ты, обзавелся семьей, купил телевизор. Пока молодой. А то будешь как я. - Устало вздохнул и повернул лицо к Пантелимону. - Все, что я тебе тут говорил, я не в Слатине узнал, а от Нэстасе, только что. Он сам ко мне явился и все выложил. На откровенность бил. Ну я и раскололся. Начал-то он издалека, а потом как стал про тебя пытать: с каких пор знакомы, то, другое… А на прощанье сказал, что ждет тебя завтра у себя в конторе, перед обедом… Ты только не волнуйся: если он тебя задержит, он сам позвонит, куда следует…
V
Снова все утро моросило. Выйдя на улицу, Пантелимон с неудовольствием осмотрел небо, поднял воротник плаща, надвинул берет до бровей и пошел быстрым шагом. Но минуту спустя дождь усилился, и ему пришлось скрепя сердце открыть сломанный драный зонтик. Он почти бежал, горбясь под руинами зонтика, стараясь не замечать, как встречные усмехаются и оборачиваются ему вслед, но позор жег ему щеки. За несколько домов от номера 4 он не выдержал и сложил зонтик.
- Да ты, товарищ, промок до нитки, - встретил его Нэстасе. - Как бы тебе не простудиться. Прими-ка аспирину. Если у тебя нет при себе, я дам.
- Что вы, спасибо, не нужно. Меня простуда так легко не берет. Откинувшись на спинку кресла, Нэстасе смотрел на него с иронией - и в то же время радушно, почти ласково.
- Я слышал о тебе только хорошее, - начал он. - Особенно тебя расхваливает твой шеф, товарищ Ульеру. Ты, говорят, на пороге большого открытия. Какое-то там вещество, которое, в случае чего…
- Простите, - перебил его Пантелимон с виноватой улыбкой. - Есть кое-какие разработки, по сырьевым материалам, но, как бы это сказать, вопрос деликатный… э… в общем, некоторым образом государственная тайна.
- Понимаю, понимаю и ни на чем не настаиваю… Куришь?
Он вынул из кармана сигареты.
- Нет, спасибо. Никогда не курил.
- Хвалю! - Он посмотрел Пантелимону прямо в глаза. - Знаешь, зачем я тебя вызвал?
- Мне сказал вчера товарищ Ульеру.
- Что он тебе сказал?
- Чтобы я явился к вам в контору перед обедом. А если вы меня задержите…
- Он не все тебе сказал. Впрочем, я и не ждал, что он все тебе скажет. Итак, поговорим по существу.
Он затянулся и продолжал с сигаретой в углу рта:
- Суть для нас не в том, что тебе наболтал Зеведей. Нас интересует цепочка, о которой ты тоже упоминал три дня назад: взрыв на слатинской красильной фабрике - подпольная типография, где набирают фальшивую "Скынтейю", а главное - подчеркиваю, главное, - инцидент в музее вооруженных сил, который имел место именно в шестьдесят шестом году и подвел под суд замдиректора. Подробности ты, конечно, знаешь, напоминать сейчас не буду… Но, - он вынул изо рта сигарету и слегка перегнулся через стол, так и впившись в Пантелимона взглядом, - тебе известно и кое-что еще… - Он выдержал паузу. - Например, формула краски, которой перекрасили несколько образцов военной формы девятнадцатого века. Замдиректора музея говорил "подправили цвет", но на самом деле цвет был изменен до неузнаваемости по сравнению с оригиналом. А следствие показало, что эту краску в шестьдесят шестом году можно было получить только в двух местах: на слатинской красильной фабрике и в лаборатории, где ты тогда, в шестьдесят шестом, работал. - Он тщательно раздавил окурок в пепельнице. - Вот почему я тебя вызвал. Из нашей краткой беседы три дня назад я вынес, что ты тоже выстроил цепочку, которую мы засекли… Ну, можешь начинать, откуда хочешь.
Пантелимон вдруг поймал на своем лице улыбку и беспокойно дернулся на стуле.
- Если я скажу всю правду, - вдруг твердым голосом начал он, - я рискую потерять место, а уж понизят-то меня точно, потому что вы подумаете, что я либо кретин, либо не в своем уме. Но я скажу. Правда состоит в том, что три года назад, в шестьдесят шестом, я работал над тем же проектом, что и сейчас, с сырьевым материалом. В красильном производстве я просто-напросто ни в зуб ногой. Что же касается перекрашенных экспонатов из музея вооруженных сил, про это я в первый раз слышу. А про взрыв в Слатине знаю только со вчерашнего дня от товарища Ульеру…
- Ты меня не так понял, - почти сурово перебил его Нэстасе. - Я не сказал, что ты непосредственно участвовал в изготовлении краски. Я только напомнил, что такую краску могли изготовить в лаборатории, где ты работал. Мало того, одна твоя коллега, молодая интересная особа…
- Это была моя ошибка, - покраснев, остановил его Пантелимон. - Мы не сошлись характерами.
- Нет, я не про то. Просто напоминаю, что твоя юная химичка жила в доме тринадцать по улице Лучафэр, а в тринадцать-бис живет Зеведей…
Пантелимон заперхал, как будто пытался прочистить горло.
- Трудно поверить, что ты никогда не встречал Зеведея.
- Трудно, но факт. - Голос вернулся к Пантелимону. - Никогда его не встречал!
- Допустим и это, - спокойно согласился Нэстасе. - Однако не может же быть, чтобы ты совсем не знал, чем занимаются… о чем говорят в других лабораториях, например в красильной…
- Я же вам признался, в красках я полный нуль.
- А ведь твоя коллега, Санда Иринеу, работала именно в красильной лаборатории.
Пантелимон пожал плечами.
- Наедине, - сказал он, - мы никогда не поднимали проблемы химии.
- А на людях? В столовой, к примеру, или в походе? Поход в горы летом шестьдесят шестого - вы и еще двенадцать человек с работы?
- Тогда мы последний раз были вместе, - веско произнес Пантелимон. - По возвращении в Бухарест расстались.
- И тебе ничего не показалось странным в разговорах, в дискуссиях? Ничего не запало в память? Что говорил, например, доктор Магеру, которого потом перевели в Слатину? Я слышал от твоих коллег, вы были друзьями…