Тут же, прямо на улице, среди толпы, сидели в молитвенных позах факиры, а рядом с ними расположились укротители змей. Вот один из них разложил на земле небольшую цыновку, поставил на нее горшок, корзину, целый ассортимент свистулек и бутылок, затем уселся на корточки и заиграл тихую мелодию на флейте.
На эти призывные звуки из горшка вдруг поднялась большая голова очковой змеи, а из корзины выползла черная ящерица. Змея тихо покачивала своей головой в такт мелодии и вращала кругом своими большими глазами.
Вокруг заклинателя собиралась толпа. Все с любопытством и интересом следили за движением змей и молча и сосредоточенно переводили глаза на голого музыканта.
Только двое, стоявшие в толпе около заклинателя, казалось, не интересовались зрелищем и тихо вели свой разговор. Это были два юноши-индуса, одетые в легкие белые плащи «хадар», — студенты Калькуттского университета. Одного из них звали Чандра Синг, а другого — Танаиготто.
— Нет, бабу, — говорил один другому, — мы, индусы, слишком долго не боялись смерти. Мы думали смертью разрешить все наши беды. Теперь мы должны смотреть иначе. Мы должны научиться бороться и жить. Жизнь хороша, и мы должны научиться беречь ее и бороться, чтобы сделать ее лучше.
— Но у меня нет надежды на победу, — тихо ответил другой юноша. Как же можно бороться без надежды?
— Наша надежда — мы сами, — заговорил снова первый. — Посмотри на нашу общую мать — Индию. Вокруг нее мрак и отчаяние, и, казалось бы, ни луча надежды. Но она должна жить, она не должна погибнуть, мы должны бороться за ее освобождение.
— Но мы бессильны, — сказал второй юноша, которого звали Танаиготто,
— Нет, не бессильны! — горячо зашептал Синг. — Нас, индусов, триста миллионов человек, а англичан только горсть. Ты знаешь, индусские рабочие и крестьяне устали от гнета и эксплоатации. Они устали умирать миллионами от голода, холеры и чумы. Сегодня я получил сведения, что рабочие и служащие железной дороги Бомбей — Калькутта забастовали. Сегодня же в калькуттских железнодорожных мастерских назначен митинг, на котором я должен выступить. Если рабочие нас поддержат, то решено итти сегодня же в английский квартал и выгнать англичан.
— Неужели это верно? Неужели час избавления близок?!
— Не знаю… но убежден, что господству англичан приходит конец. Пойдем со мною на митинг, твоя обязанность быть с народом.
Юноша молча кивнул головой, и оба студента направились в одну из узких улиц.
Индус-машинист у паровоза.
— Скажи мне, бабу, почему наша мать-Индия так страдает? — спросил младший студент своего товарища, когда они проходили по роскошным улицам английского квартала. — Почему в Индии в деревнях никогда не прекращаются голод, холера и чума? Скажи мне, почему это?
— Это происходит потому, — отвечал старший, — что на свете есть люди, которые живут и жиреют потом и трудом бедных людей. Эти люди — коршуны, живущие страданиями миллионов народных масс, и от них надо избавить Индию.
Центральные железнодорожные мастерские в Калькутте охватывают ряд огромных зданий, где помещаются различные отделения: паровозное, вагонное, колесное и другие.
Когда оба студента подошли к мастерским, работа уже кончилась, и тысячи рабочих выходили из главных ворот на широкую площадь перед зданиями. Многие рабочие, увидев студентов, приветствовали старшего: повидимому, рабочие хорошо знали его и относились к нему с уважением.
Вскоре Чандра Синг поднялся на принесенный кем-то обрубок дерева и, обращаясь к рабочим, начал свою речь. Он говорил о гнете англичан, о их притеснениях и о страданиях народа.