- А я вовсе не Кэйт. "Кити" - это героиня из одного ниппонского мультфильма. Меня, разумеется, совсем не так назвали родители. Но кому какое дело, как человека назвали при рождении? Особенно сейчас. Я Кити. И у меня - револьвер!
"Ага, вот и пунктик", - усмехнулась про себя мисс Мэри.
- А про что был тот ниппонский мультик? - спросила она вслух.
- Про школьниц, которые сражаются с якудза. С бандитами, - охотно ответила малолетка. - Дерутся на мечах, бьют ногами, крутят вертушки, стреляют с обеих рук по-македонски. В общем, как я.
- Знаешь, - мисс Мэри пожала плечами, - ты ведь сама только что призналась, что с бандитами не сражаешься. Что просто пришила их, чтобы забрать у них пищу. Разве нет?
Кити насупилась.
- Если бы знала, что станешь гнать, подруга, оставила бы тебя в клетке. Поняла? Умничает она. Эти твари сейчас как раз бы тебя резали дольками на пулькоги.
- Не обижайся. - Мэри прикрыла глаза и устало вздохнула. - Я к слову сказала, прости.
- Обижаться на тебя? - Кити фыркнула. - Ты беспомощная, бесполезная европейская кукла, чью белобрысую головку я только что вытащила из самой глубокой и беспросветной задницы. Знаешь что? Вали! И в следующий раз сама себя выручай.
С этими словами Кити резко развернулась на каблучках и уверенно зашагала в сторону выхода. Мэри по-прежнему стояла неподвижно. Ей было "стрёмно", причем во всех смыслах этого удивительно многогранного слова. Не то чтобы она боялась одиночества или страшилась собственной беззащитности - в конце концов, с некоторых пор она не боялась даже смерти. Просто… ей было плохо. И всё.
Внезапно, на самом выходе, Кити остановилась. Обернулась и уперла до комичного строгий взгляд в мисс Мэри.
- Жрать хочешь? - спросила она. - Если да, то потопали. Второй раз, клянусь эльфами, предлагать не буду!
Мэри устало поплелась за малолетней спасительницей. В конце концов, даже если тебе на все плевать - голоду этого не заявишь.
"Какая-то сумасшедшая малолетка, - сама того не зная, повторила про себя мысль мертвого Бага мисс Мэри. - Клянется эльфами, нет, ну надо же! Точно больная на голову".
Вслух она ничего не сказала. Револьвер в руке девочки Кити и топор на плече ее напарника вызывали в душе Мэри осторожный страх. И все же школьники-убийцы, только что уничтожившие кровожадных людоедов, при всей своей нелепости отчего-то казались мисс Мэри более реальными, чем все то, что она встретила в Сеуле после пробуждения. Садист Бугай, маньяки из мясобойни - все это было похоже на дикости, придуманные дьяволом, объевшимся ЛСД. Но Кити и Рик - школьница и школьник, убивающие убийц… Они казались настоящими. Реальными, хотя и жутковатыми.
"Вот ведь в чем соль, - задумалась Мэри, - налетчики-малолетки, это какое-то безумие! И все же они мне роднее и ближе выживших взрослых, способных убить и съесть. Безумный, безумный мир".
Обнаженная, Мэри шла за школьниками и ежилась от утренней прохлады. За ней шлепал по бетону босыми пятками абсолютно голый юноша. При этом мисс Мэри не испытывала ни капли стыда. Дискомфорт был. Но это был дискомфорт от пережитого ужаса и страх перед будущим, в котором малолетние налетчики вполне могли их с Дэмио прикончить.
"Их с Дэмио, - повторила собственную мысль Мэри. - Ну вот, у меня новый спутник… А также новые собственники. Или… все же не собственники?"
Мисс Мэри улыбнулась.
Уверенно и дерзко перед ней вышагивала девочка с револьвером. И в уверенном стуке каблучков слышалось: "Всё. Бу-дет. Хо-ро-шо".
Пуля 4
Дом босса и нора робингудов
Бугай стоял в самом центре разрушенного Мегаполиса - у бывшего дворца президента корейской Республики, так называемого Чхонваде, знаменитого "Дома под голубой крышей" или попросту "Голубого дома". Неширокие улочки этого старинного горного квартала, где когда-то располагались городские укрепления, до катастрофы перегораживали ряды глянцевых полицейских в отглаженной белой униформе, а также уникальные предметы, которые можно было наблюдать только в Южной Корее или каком-то ином "конфетном" восточном государстве с расслабленными жителями и процветающей экономикой. А именно - противотанковые кресты, декорированные живыми цветами.
Эти удивительные дорожные препятствия могли задержать боевую машину пехоты, несущуюся по улице на полной скорости. Не говоря уже об автомобиле. При этом они были очень красивы. Возле Большого президентского дворца, в историческом центре Сеула, традиционно гуляли миллионы туристов из разных стран. Именно для их придирчивых глаз милитаристские изделия превратились в чудесные живые клумбы. На школьных каникулах за ними могли фотографироваться влюбленные пары, а в случае войны или кризиса - отстреливаться пулеметный взвод.
После пробуждения все это исчезло. Синода Шедоши - бывший мясник, а ныне глава ганга Топоров, новых властителей опустошенных голодом центральных кварталов, - давно приказал убрать кресты вокруг своей резиденции. У его многочисленных конкурентов из окраинных районов Мегаполиса автомобилей на ходу и топлива давно не осталось. Юнговцы же, контролировавшие северный Коридор, требовали убрать от главной крепости банды любые препятствия для своих транспортных средств.
Требование это, однако, распространялось только на искусственные рвы, траншеи, колючую проволоку - которых отродясь не было возле Большого президентского, - а также на противотанковые кресты. Гигантских навалов ломанного бетона, джомолунгм из мусора, щебня, песка это правило не касалось.
Именно через эти нагромождения пробирался Бугай, прежде чем оказаться перед логовом знаменитой банды. До анабиоза на этот путь от метро он потратил бы несколько минут. Сейчас же сбил себе все ноги, пока карабкался по завалам. К резиденции босса всех боссов падшего Мегаполиса Бугая привел вовсе не грошовый меч-подделка. Охотник из Инчхона нес с собой еще один товар, который можно было продать. До катастрофы Бугай знал Шедоши, хотя понял это только вчера, после беседы с мясниками. Бугай когда-то работал на будущего хозяина ганга, правда, в несколько ином качестве. Возможно, что-то перепадет с барского стола и сейчас?
В том, что задумал Бугай, безусловно, имелась немалая доля риска: он мог оказаться не узнан и словить пузом нож, вместо того, чтобы получить порядочную работу. Однако соблазн был велик. "Пришло время напомнить о себе старому знакомому", - размышлял инчхонец. Уже не было нужды играть простака, не имеющего понятия о Шедоши. Нынешнего босса всех боссов Бугай знал очень хорошо. Убийцей и охотником на людей Бугай раньше не был, но грязных поручений для Шедоши-из-прошлого хватило бы в сумме лет на десять тюрьмы общего режима: список вился, как веревочка, бесконечно.
Президентский дворец возвышался перед запыхавшимся после подъема Бугаем, он сверкал рождественской елкой среди ночной темноты - скромный кусок порядка среди царства хаоса и разрухи. Дворец именно сверкал. В его окнах горели электрические светильники.
- Бессмысленная трата топлива, - хмыкнул Бугай. - Транжиры.
Он пригляделся внимательнее. Увидел, что на самом деле электрическим светом освещаются всего несколько комнат на втором этаже и небольшой кусок фасада над украшенным колоннадой парадным входом. Остальное скрывалось во тьме, как и всё в Мегаполисе.
Бугай вздохнул. Раньше, насколько он знал, Сеул был виден из космоса, во всяком случае, на ночных фотографиях, сделанных с орбиты, город сиял, как скопление звезд. Сейчас вместо миллионов ночных огней, уличных плазм и мерцающего неона работали лишь несколько лампочек на фасаде Большого дворца. На них любоваться теперь с орбиты? Но кому? Космос отодвинулся от человеческой расы на долгие годы. Если не навсегда. Все, что кружило на орбите, наверняка пришло в негодность и рухнуло на голову кому-нибудь из спящих в анабиозе…
Бугай усмехнулся. Вероятно, странная смерть ждала астронавтов на космических станциях. Отчего они умерли? От нехватки воздуха? От леденящего холода? Сгорели во время падения в атмосферу? И сколько они прожили? Минуту? Может быть две? Час, сутки?
Бугай мотнул головой. Все это его уже не касалось.
Четверо бандитов на входе заметили его и, скинув свое необычное оружие с плеч, повернулись к нежданному гостю. Пожав плечами, Бугай миролюбиво воздел руки вверх и поплелся к "Голубому дому".
…После пробуждения Сеул охватили апатия и страх. Прокатилась волна самоубийств. Затем произошло активное объединение вокруг выживших чиновников муниципалитета. Потом - взрыв насилия. И наконец разделение кварталов на ганги. В этом было что-то очень корейское. Бугай не сомневался, что в остальных странах мира, если таковые еще существовали, после пробуждения все происходило иначе. И массовый суицид, и полное подчинение выживших представителям "старых" госорганов, и тем более дальнейший тотальный этический перегиб, когда апатия, послушание и порядочность вдруг резко сменились полным беззаконием и даже каннибализмом - все это было возможно только здесь, в процветающей стране, где люди верили в правительство, словно в Бога, и не знали социальных проблем страшнее подросткового мужеложства.