Игорю стало скучно. Иваныч был весь, как на ладони… сравнение даже слегка улыбнуло. Старый волк журналистики прав – в своей системе координат. И думает, что переубедить его невозможно. Что он лишь из уважения к популярному журналисту тратит свое время, объясняя элементарные вещи. Что молодой задор (для Иваныча все, кому до сорока – молодые) застит глаза возомнившему о себе юноше. И что жалко дурака, сующего дурную голову в крокодилью пасть.
– Дмитрий Иванович, – сказал он как можно более сухо. – Неужели вы думаете, что я сдал вам материал, не сделав сперва глубокой разведки? Помните, полгода назад брал интервью у Сосновского? Масштаб этого человека, надеюсь, для вас убедителен? Так вот, я созвонился с Аркадием Андреевичем, обсудил с ним петровскую тему. Короче, нам обещана поддержка на очень высоком уровне. Это первое. Второе – пообщался я с помощником представителя Центра в регионе. То же самое. Кроеву так и так недолго осталось сидеть в своём кресле, идут тектонические процессы. И скандал в центральном СМИ – это прекрасный задел. Наконец, против Кроева в этом деле с участками готов подписаться архиепископ Матфей. Информация от епархиального секретаря. А владыка Матфей, по моим наблюдениям, прекрасно умеет держать нос по ветру.
– Он-то что в этой истории забыл? – удивился Дмитрий Иванович.
– Там у его матери дача, – Игорь наконец отхлебнул изрядно уже остывший кофе. – Старушке под восемьдесят, но она такая, знаете ли, боевая косточка… В первых рядах Сопротивления. Я с ней, кстати, тоже встречался. Так вот, смотрите сами. Кроев накроется и без нас. Но мы тогда ничего с этого не поимеем. А вот если ввяжемся в драку – выглядеть всё будет так, что именно мы, "Столичные вести", разоблачили подлого коррупционера. Мы, именно мы будем в белом. Реальные-то игроки останутся в тени.
– Ну, я не знаю… – задумчиво протянул главред. – Всё-таки система не сдаёт своих…
– Дмитрий Иванович, – вздохнул Игорь, – в этих шахматах свои фигуры съедаются не реже, чем чужие. Такая уж у них игра.
Он внимательно посмотрел в водянистые, светло-серые глаза. И увидел, что Иванычу осталось три года до первого инфаркта.
День начался как-то бестолково. С утра он собирался съездить в сервис, забрать вылеченный джип – паркетник, но звякнул на всякий случай – и выяснилось, что джип не готов: Егорыч приболел, остеохондрозом мается, и выйдет только в четверг. Другим слесарям Игорь не особо доверял.
Что ж, может, это и к лучшему. Москва вся в пробках, на метро надежнее. А что всякий раз, как он спускается по эскалатору в городские недра, кружится голова и подташнивает – не беда, можно и перетерпеть.
Уже на перегоне к Площади Революции он вспомнил – надо вчера ещё было созвониться с Плавниковым и назначить встречу, пока тот не улетел в Индию. Разговор, конечно, предстоит нудный, но полезный. У Плавникова хорошие связи. Увы, первые полчаса неизбежно пройдут в тупых шутках – и придётся молча кивать, потому что иначе с Плавниковым нельзя. Вообразит, что все его опять не любят, нырнёт в защитный кокон, и ничего из него клещами не вытянешь. Странно даже, с такими душевными дырками – и такой пост. Впрочем, как раз не странно. Пора бы уже привыкнуть, профессия обязывает.
На переходе к Театральной его сильно толкнули в спину, едва не уронив под ноги толпе. В последний момент сгруппировавшись, Игорь успел заметить невольного обидчика. Невысокий, очень плотный крепыш в тёмно-синей куртке с откинутым капюшоном. Занятно, что, не прерывая движения, мужчина обернулся к Игорю и – улыбнулся. Так улыбаются, когда получают нежданный, но довольно ценный подарок. Секунда – и крепыш растворился в скопище пассажиров.
Впрочем, думать о случайном психе было неинтересно. Гораздо важнее понять, как всё-таки разговорить Плавникова. Ясно, что тот сперва начнёт цокать языком, удивляться мужеству Игоря – очерк о петровском губернаторе уже неделю как держался в топе яндекса и скандал только набирал обороты.
Гудели форумы, жужжал "живой журнал", новостные агентства вкусно облизывали тему, невнятно бубнила что-то петровская прокуратура, торжествовали "иносми" с "гранями". Можно было уже и не подливать масла в огонь – и так полыхало на славу.
Против ожиданий Иваныча, Кроев ещё не подал в суд – впрочем, обольщаться не стоило, эти так быстро работать не умеют. Всё ещё впереди – хотя, наверное, до суда дело не дотянет. Он не блефовал, излагая Иванычу политические расклады. Просто умолчал о ещё одном обстоятельстве.
А вот Вадиму Александровичу – до чего ж всё-таки неуклюжее имя, никак к нему не привыкнуть! – надо намекнуть: люди, подобные Кроеву, потенциально вредны. Так что и с этого боку подстраховка.
…Толпа вынесла его к площади перед Белорусским вокзалом. Свежий воздух после подземки хоть и радовал, но не слишком. Конец сентября – а кажется, что зима уже на подходе. Стылый северный ветер наотмашь лупит по щекам, под ногами хлюпают в жидкой грязи бывшие листья… как чудесно смотрелись они всего неделю назад, а сейчас россыпь многоцветья стала илисто-бурой массой. Вверху – не лучше, ползут вверху грязно-серые стада туч, скоро, видать, разразятся дождём. И так хочется вынырнуть из этой слякоти туда, где зеленеют холмы, где под высоким, ослепительно-синим небом, извиваясь в берегах, не спеша летит синий дракон, древняя и мудрая река. Она никуда не торопится и никогда не опаздывает. Она – образец для подражания.
Вот поэтому-то и незачем ныть. И не то что незачем – некогда. Программа на сегодня насыщенная. Сейчас – в "Семейный вестник", договориться там насчёт "Школы Смысла", тут важно, чтобы статью дали не позднее декабря, иначе можно не успеть к началу истерики… а начинать её в будущем году никак нельзя, поблекнет на фоне налогового кодекса, который власть собирается сделать новогодним подарком для своих смиренных подданных.
Затем надо на интервью к госпоже Сабитовой, материал совершенно бесполезный, но зарплату в "Московском свистке" надо же чем-то отрабатывать. Не то чтобы нельзя было обойтись без их денег, просто в поле тяготения "Свистка" порой появляются очень интересные фигуры.
После Сабитовой – встретиться с Хлястиком на квартире в Толмачёвском переулке. Сырые стены, рыжие тараканы на кухне, запах гнили. Да и человечишко он гнилой, Хлястик, жадный и совсем дырявый, но без него порой никак не обойтись. Во всякой бочке затычка.
Потом – домой, поработать с текстами. Не по щучьему же велению они пишутся. К четвергу надо сдать "кадетов" в "Семейный вестник", к понедельнику – математика Смирнова в "Широкий угол".
И, наконец, в семь вечера поэтическая тусовка в клубе "Дюралюминий". Беломорцев там будет, Мишкина, Глухарёв… есть кого послушать.
Мобильный пропиликал мелодию из "Иронии судьбы". А, понятно, кто. Бедняга.
– Игорь Михайлович, добрый день, это Степаненко беспокоит. У вас найдется для меня минутка?
– Конечно, Александр Ильич, хоть полчаса. Только я на улице, слышно плоховато. Ну, что у вас?
– Неприятности у меня, Игорь. – Глухой голос Степаненко напоминал сухую траву в степи, после долгого и жаркого безводья. Такая, чуть что, пойдёт полыхать рыжими волнами от края и до края, мгновенно от слуг жизни переметнувшись к слугам смерти. – Лабораторию забирают. Грант забирают, отчётность шерстят совершенно инквизиторским образом.
– Ничего себе! – старательно присвистнул Игорь. – И это после нашей публикации? Я был уверен, что теперь-то все ваши недоброжелатели поутихнут. Значение ваших исследований для российской науки… да что там для российской – для мировой…
– Увы, Игорь Михайлович, я подозреваю, что как раз с публикацией это и связано. Мы с вами расшевелили осиное гнездо. В частности, зря там был абзац про учебник Снегирюка… вы знаете, кому передают лабораторию? Петечке Хмаровицкому, его главнейшему лизоблюду…
– Ничего себе! – собственный голос показался Игорю похожим на гнилые листья под ногами. – Но вы же согласовали текст, я был уверен, что эти ваши академические подводные камни вы знаете лучше меня…
– Игорь, – взволнованно затараторил Степаненко, – я ничуть вас не виню, это, безусловно, моя оплошность. Просто увлёкся, недооценил… Я ведь чего звоню? Может быть, получится сделать ещё материал? Может, в другом издании… Пусть все увидят этот погром. Может быть, удастся привлечь общественность?
Игорь немного помолчал.
– Я понял ситуацию, Александр Ильич. Ничего, конечно, обещать не могу, но постараюсь что-то сделать. Прощупаю почву. Вы только сами не раскисайте, любые неприятности – не вечны. Держитесь! Ну, счастливо, я побежал.
И отбой звонку. Во рту было противно, будто наелся плесени. Светлый человек Александр Ильич. Бриллиант в куче дерьма. Слишком светлый. Его работы в нейролингвистике уже сейчас можно считать сенсацией, а если кто-то со временем догадается скрестить их с исследованиями женевского института… Ну, теперь-то уж вряд ли. Академик Снегирюк взялся за него всерьёз. Чем-то этот Снегирюк удивительно похож на губернатора Кроева, хотя тот, наверное, страдательный залог от подоходного налога не отличит. Таким палец в рот не клади. Степаненко ещё не знает, что по результатам проверки отчётности ему соорудят уголовное дело. Правда, удастся склонить судью на условное, это уже схвачено. Но заставят выплачивать. А ещё через пару месяцев сделают Александру Ильичу предложение, от которого ему трудно будет отказаться. Словом, на этом фронте прорыва пока можно не бояться.
Ветер ударил в лицо. Будь на Игоре шапка – уж точно бы сорвал, швырнул под ноги. А так – всего лишь взлохматил волосы.