Книга первая
I
Каменная дверь оглушительно хлопнула. Это мог быть только Кливер; не нашлось еще двери столь тяжелой или хитроумно запирающейся, чтоб он не сумел хлопнуть ею с грохотом, предвещающим Судный день. И ни на одной планете во всей Вселенной не было атмосферы столь плотной и влажной, чтобы грохот этот приглушить - даже на Литии.
Отец Рамон Руис-Санчес, уроженец Перу, строго блюдущий четыре полагающихся иезуитскому монашеству обета, продолжал чтение. Сколько еще пройдет, пока нетерпеливые пальцы Пола Кливера управятся со всеми застежками лесного комбинезона… а проблема-то тем временем остается. Проблеме уже больше века от роду - впервые сформулирована в 1939 году, но церкви до сих пор как-то не по зубам. И дьявольски сложна (наречие из официального лексикона, подобранное буквалистски точно и понимания требующее буквального). Даже роман, в котором она выдвигается, внесен в "индекс экспургаториус" и доступен духовным изысканиям Руис-Санчеса только благодаря принадлежности к ордену.
Он перелистнул страницу, краем уха слыша топот и бормотание в тамбуре. Текст тянулся и тянулся, становясь чем дальше, тем запутаннее, зловещее, неразрешимее.
"…Магравий угрожает Аните домогательствами Суллы - дикаря-ортодокса (и главаря дюжины наемников, сулливани), желающего свести Фелицию с Григорием, Лео Вителлием и Макдугаллием, четырьмя землекопами, - если Анита не уступит ему, Магравию, и не усыпит в то же время подозрений Онуфрия тем, что станет исполнять с ним супружеский долг, когда последний того пожелает. Анита, заявляющая, будто обнаружила кровосмесительные посягательства Евгения с Иеремией…"
Тут он опять потерял нить. Евгений с Иеремией… А, да - в самом начале они упоминались как "филадельфийцы", адепты братской любви (и тут очередное преступление кроется, двух мнений быть не может), состоявшие в близком родстве и с Фелицией, и с Онуфрием; последний - муж Аниты и, очевидно, главный местный злодей. К Онуфрию же, кажется, вожделел Магравий, подстрекаемый домогаться Аниты рабом Маурицием - похоже, с потакания самого Онуфрия. Правда, Анита прослышала об этом от своей камеристки, Фортиссы, что сожительствовала (по крайней мере когда-то) с Маурицием и имела от него детей - так что подходить к изложенной истории следовало с особой осторожностью. Да и вообще, признание Онуфрия, с которого все началось, было исторгнуто под пыткой - которой он, правда, согласился подвергнуться добровольно; но все же под пыткой. Что до связи Фортисса - Мауриций, та представлялась еще гипотетичней; собственно, это не более чем предположение комментатора, отца Уэйра…
- Рамон, помоги, пожалуйста, - позвал вдруг Кливер. - Мне тут не распутаться и… нехорошо.
Биолог-иезуит отложил роман и, встревоженный, встал: от Кливера подобных признаний слышать еще не доводилось.
Физик сидел на плетеном тростниковом пуфе, набитом мхом наподобие земного сфагнума, и пуф трещал под его весом. Из комбинезона Кливер выбрался только наполовину, а бледное лицо сплошь покрывали бисеринки пота, хотя шлем уже валялся в стороне. Короткие, мясистые пальцы неуверенно теребили молнию, застрявшую между слоями стекловолокна.
- Пол! Ну что ж ты сразу не сказал, что заболел? Отпусти молнию, так еще больше клинит. В чем дело?
- Сам не знаю, - тяжело выдохнул Кливер, но молнию выпустил. Руис-Санчес присел рядом на корточки и принялся вправлять бегунок на место, зубчик за зубчиком. - Забрел в самую гущу джунглей, искал там новые выходы пегматита. Была у меня одна давняя мысль, насчет лоцман-травы… ну, которая растет там, где много трития… в промышленных масштабах.
- Не дай-то Бог, - пробормотал под нос Руис-Санчес.
- Чего? В любом случае, все без толку… ящерицы одни, попрыгунчики там, всякая обычная нечисть. А потом напоролся… на ананас, что ли… и один шил проткнул комбинезон… и оцарапал. Я было подумал, ничего серьезного, но…
- Зря, что ли, мы паримся в этой стеклодряни? Ну-ка, посмотрим, что там у тебя такое. Давай, подними ноги, снимем сапоги… Ого, где это тебя так…? Да, смотрится, надо сказать, впечатляюще. На что еще жалуемся?
- Саднит во рту.
- Открой, - скомандовал иезуит.
Когда Кливер подчинился, стало ясно, что жалобу его смело можно считать преуменьшением года: всю слизистую обсыпали пренеприятные на вид и наверняка весьма болезненные язвочки с четко очерченными - будто крошечными формочками для печенья - краями.
От комментариев биолог воздержался и постарался придать лицу выражение, вербально формулируемое словами вроде: "Можете идти". Если физику непременно нужно преуменьшать серьезность недомогания, Руис-Санчес ничего не имеет против. Не стоит на чужой планете лишать человека привычных защитных механизмов.
- Пошли в лабораторию, - сказал Руис-Санчес. - У тебя там какое-то воспаление.
Кливер поднялся и, не слишком твердо ступая, проследовал за иезуитом. В лаборатории Руис-Санчес снял с нескольких язвочек мазки, растер по предметным стеклам и погрузил в краситель. Пока шло окрашивание по Грамму, он убивал время, отправляя старый ритуал: фокусировал зеркальце микроскопа на блестящем белом облаке за окном. Когда прозвенел таймер, Руис-Санчес взял первое стекло, промыл, прокалил, высушил и вставил в держатель.
Как он и опасался, бацилл и спирохет, характерных для обычной язвенно-некротической ангины Венсана - на которую указывала вся клиническая картина и которая прошла бы за ночь после таблетки спектросигмина, - биолог увидел в окуляр всего ничего. Микрофлора рта у Кливера была в порядке, разве что несколько активизировалась из-за воспаления.
- Сделаю-ка я тебе укол, - мягко произнес Руис-Санчес - А потом давай-ка сразу на боковую.
- Вот уж дудки, - отозвался Кливер. - У меня и так дел, наверно, раз в десять больше, чем можно разгрести, и то если ни на что не отвлекаться.
- Болезнь всегда не вовремя, - согласился Руис-Санчес. - Но если с работой и так завал, один-два дня погоды не сделают.
- А что у меня? - спросил с подозрением Кливер.
- Ничего, - едва ли не с сожалением отозвался Руис-Санчес - В смысле, ничего инфекционного. Но "ананас" крепко тебе удружил. На Литии почти у всех растений этого семейства листья или шипы покрыты ядовитыми для нас полисахаридами. Гликозид, который сегодня тебя подкосил, судя по всему, ближайший родственник того, который встречается в нашем морском луке. Короче, по симптомам оно у тебя сильно напоминает язвенно-некротическую ангину, только протекает гораздо тяжелее.
- И надолго это? - поинтересовался Кливер. По привычке он артачился, но явно уже намеревался пойти на попятную.
- На несколько дней - пока не выработается иммунитет. От гликозидного отравления я тебе вколю специальный гамма-глобулин; на какое-то время полегчает, а там и свои антитела вырабатываться начнут. Но пока суд да дело, Пол, лихорадить будет сильно; и мне придется держать тебя на антипиретиках - в здешнем климате лихорадка смертельно опасна… в буквальном смысле.
- Знаю, знаю, - проговорил Кливер уже спокойно. - И вообще, чем больше узнаю об этой планете, тем менее склонен голосовать "за", когда дело дойдет до голосования. Ну, где там твой укол - и аспирин? Наверно, мне надо бы радоваться, что это не бактериальная инфекция - а то змеи тут же напичкали бы меня своими антибиотиками под завязку.
- Вряд ли, - отозвался Руис-Санчес - Не сомневаюсь, у литиан найдется более чем достаточно лекарств, которые нам, в конечном итоге, сгодятся - но разве что в конечном итоге; а пока можешь расслабиться - их фармакологию нам еще предстоит изучать с азов. Ладно, Пол, шагом марш в гамак. Минут через десять ты пожалеешь, что не умер прямо на месте, это я тебе обещаю.
Кливер криво усмехнулся. Покрытое бисеринками пота лицо под грязно-светлой шапкой густых волос даже сейчас казалось высеченным из камня. Он поднялся и сам, демонстративно, закатал рукав.
- А уж как проголосуешь ты, можно не сомневаться, - заметил он. - Тебе ведь нравится, эта планета, да? Настоящий рай для биолога, как я погляжу.
- Нравится, - подтвердил священник, улыбаясь в ответ.
Кливер направился в комнатушку, служившую общей спальней, и Руис-Санчес последовал за ним. Если не считать окна, комнатушка сильно смахивала на внутренность кувшина. Плавно изогнутые, без единого стыка стены были из какого-то керамического материала, который никогда не запотевал и не казался на ощупь влажным; но и совсем сухим, впрочем, тоже. Гамаки подвешивались к крюкам, врастающим прямо в стены, словно весь домик, с крюками вместе, был целиком вылеплен и обожжен из единого куска глины.
- Тут явно не хватает доктора Мейд, - произнес Руис-Санчес. - Она была бы в полном восторге.
- Терпеть не могу, когда женщины лезут в науку, - невпопад отозвался Кливер со внезапным раздражением. - Никогда не поймешь, где у них кончаются гипотезы и начинаются эмоции. Да и вообще, что это за фамилия - Мейд?
- Японская, - ответил Руис-Санчес. - А зовут ее Лью. Семья следует западной традиции и ставит фамилию после имени.
- А… - так же внезапно Кливер потерял к вопросу всякий интерес - Собственно, мы говорили о Литии.
- Ну, не забывай, до Литии я вообще никуда не летал, - проговорил Руис-Санчес - Подозреваю, я был бы в восторге от любой обитаемой планеты. Бесконечная изменчивость форм жизни, вездесущая изощренность… Удивительно… Полный восторг.
- И чем тебе мало… изменчивости с изощренностью? - поинтересовался Кливер. - Зачем еще Бога примешивать? Смысла, по-моему, никакого.