За каких-нибудь полчисла они пересекли район по диагонали и остановились только тогда, когда перед их глазами выросла огромная, в половину самого высокого здания, глухая стена района: старая, грязная. Рядом с ней валялся мусор и осколки попадавших сверху кирпичей. Между ними под стеной росла крупная сиреневая плесень, культивируемая жителями района в цветочных горшках. Молча дошли Лука с мастером до висевшего над головами огромного фонаря, где сидел солдат. Заметив подошедших, он открыл прозрачную дверцу и высунулся наружу.
- Салют, ребята!
- Салют! - дружно, словно по команде, ответили Лука с мастером.
Солдат расхохотался:
- А сюда, между прочим, вам нельзя. Вам только там! - он махнул рукой в сторону района. - Или, может быть, у вас пропуск есть? А то ведь без пропуска гулять можно только там!
Некоторое время они молча разглядывали друг друга: солдат сверху, они его снизу. Наконец солдату это надоело, он спрыгнул на землю и оказался чуть ли на голову выше Луки. Ремень на боку у солдата оттягивал кожаный, блестящий металлом предмет.
- Онемели вы, что ли? Или свободу почувствовали, кролики? - при этих словах солдат нахмурился. - Ты, очкастый, а ну, покажи, что там у тебя под плащом?
Лука замер, похолодел. Но на его счастье в этот момент в фонаре раздался тонкий свист, солдат переменился в лице, крикнул:
- Наряд! Да ну вас к бесу! - Подпрыгнул, ухватился руками за край фонаря, крякнул и ловко подтянулся на руках. После того, как дверца захлопнулась, фонарь вспыхнул изнутри розовым светом и потух.
На живопись они опоздали. Спускаться вниз не было уже никакого смысла: вот-вот должны были запуститься элеваторы и начать извергать из-под земли огромную трудармию, закончившую свой рабочий день. Пока же все три были недвижны и уходили туда, куда тянулись жгуты кабелей, несших живительную силу для творческого процесса. Может быть, из-за того, что Лука с мастером опоздали так основательно, мальчики из службы времени не появились.
- Ну, пока, - Лука протянул мастеру руку.
- Куда вы теперь? - спросил тот.
- Домой.
- А я еще сам не знаю куда… - мастер скучно пожал плечами.
Преодолев несколько поворотов спирального элеватора, Лука оказался у дверей своей квартиры. Вошел. Прямо на полу за дверью, видимо, просунутое снизу через щель, лежало свежее письмо, на котором по диагонали чернел предупреждающий штамп: ОБЩИЙ РАЙОН.
Лука кинул его, не читая, на подоконник в пачку таких же писем с такими же черными предупреждающими штампами и прошел в квартиру.
В этой каменной "норе" он жил малым, почти ничем: спал на полу, ужин не разогревал, чаще всего сидел, скрестив под собой ноги, и о чем-то размышлял. Со стороны могло показаться, что его жизнь жалка и скучна, но это было не так, ибо в результате всех этих бесконечных раздумий пришел же он, наконец, к неким чрезвычайным для себя выводам, единственно и наполнявшим теперь его жизнь.
На потолочном численнике выскочило очередное число. Даже не вглядываясь в него, Лука знал, что наступает время вечерних развлечений. Он снял очки и помассировал уставшую за день переносицу. Нужно было что-то придумать себе на вечер. Лука чувствовал, что сегодня было какое-то особенное число, поэтому просто сидеть дома и размышлять ему представилось скучным. Тем более что все уже было решено. Когда Лука вновь надел очки и поднял глаза, то увидел, что в передней его квартиры уже стояли двое. И ему сразу стало понятно, откуда они и зачем: на "этих" была особенная печать, их всегда можно было отличить: приятной наружности молодой человек и такая же приятная молодая женщина.
- Извините! - поклонился молодой человек. - У вас дверь была открыта. Салют!
Лука кивнул, извиняя: нужно было выбирать - провести ли вечер в компании приятного собеседника или столь же приятной молодой женщины. Накануне у Луки был в гостях молодой человек - как раз перед тем, как он залез в музей, - и они всю ночь о чем-то вежливо и "профессионально" спорили, и это Луке не понравилось. Из-за чего теперь он и выбирает женщину. Таким образом, выбор сегодня происходил просто. Выбирать вообще, как это понял недавно Лука, очень просто, если удается поделить весь мир на две неравные половины: на то, что ты любишь, и то, что тебе не интересно.
- Вы идите, - кивнул Лука молодому человеку.
- До свиданья! - поклонился тот и ушел так же неслышно, как и появился. Женщина поискала вокруг глазами и неуверенно села на пол. Лука обошел комнату. Его взгляд остановился на подоконнике, на пачке писем. "Пятое! - пронеслось в голове. - Пятое!.." Всего писем в пачке было штук тридцать. Лука взял один конверт и протянул его женщине:
- Читай вслух!
Женщина взглянула на письмо и перевела взгляд на Луку: корреспонденцию с таким обратным адресом читать было нежелательно.
- Да читай же ты, наконец! - вспылил Лука и, пока женщина пробегала глазами первые строчки, отлучился на кухню за питьем. После его возвращения женщина приступила к чтению. На улице только что включился темнитель, и дневной свет стал понемногу убывать, ему на смену торопился нервный рассвет реклам: как будто кто-то натягивал на город дурацкий колпак с полинявшими звездами, оставшийся от предыдущего карнавала.
Читала она плохо, все время сбивалась и перескакивала со строки на строку. Луку это раздражало. Несколько раз он заставлял ее перечитывать прочитанное, удивляясь, что человек может читать так бестолково. Как раз напротив его дома, внизу, находился элеватор, работавший вполовину своей мощности и обслуживавший продовольственный склад. У его подножья постоянно толпился народ. В основном бабы. Из тех, кто собирался вечером плотно поужинать. Склад был единственный на весь район, и в свободное время всегда был плотно осажден. Таким образом в районе решалась проблема свободного времени: в склоках, в недоразумениях, неизбежно возникающих в толпе, находил себе выход неиспользованный потенциал населения. Во время чтения письма, возбужденный им, Лука жалел, что не может находиться внутри этой склоки на улице. И еще вспоминал он о недавнем инциденте на площади и о рецидивисте, которого он почему-то ударил по лицу - сам не зная за что.
Он отошел от окна, огляделся: пустая комната, в дальнем ее углу сидит на полу красивая женщина с письмом в руках. Коротенькая юбка сбилась, из-под нее выглядывают резинки чулок. (Поддерживающие пояса были анахронизмом, их носили только женщины из службы свободного времени.) "Неаккуратно!" - подумал Лука, приблизился к женщине и погладил ее по лицу. Женщина прервала чтение и ответила на его движение взглядом. Он снял очки и спросил:
- Как тебя зовут?
- Ника, - женщина отложила письмо в сторону.
- Продолжай, - попросил Лука и отошел к окну.
И она вновь углубилась в чтение, разбирать чужие каракули: письма из "Общего района" приходили написанными от руки, на их чтение уходило, как правило, втрое больше времени, чем на прослушивание почтовых кассет.
"…Вчера мы купались, - читала она. - Тебе, наверное, не знакомо это слово, запиши его. Это не мыться, это значит большое пространство воды, огороженное берегом. Это не ванна, это вода в земле. Для того чтобы купаться, нужно…"
- Купаться, - одними губами даже не прошептал, а только едва прошевелил Лука и, оторвав взгляд от окна, вновь глянул на женщину: "Если бы она не была так пластифицирована, можно было бы сказать, что у нее красивые ноги, лицо… Почти красавица!"
- Ты хотела бы туда поехать?
- Нет.
- Почему?
- Мне там нечего делать.
Задавая этот вопрос, Лука втайне надеялся на другой ответ, на тот, которым он привык расправляться с самим собой: просто ему нужно было задержаться здесь, в этом районе, а не катиться по длинному элеватору вниз. Он чувствовал, что это была последняя площадка перед его окончательным падением вниз. Или же невероятной свечой вверх?..
Из звучателя, расположившегося где-то рядом с домом, на улице, только что рванулись первые аккорды оратории, сочиненной кем-то из местных композиторов. Потом туда стал вплетаться незнакомый текст. Это была сегодняшняя запись, в которой перечислялись основные события дня. Где-то в середине Лука услышал несколько слов и о себе.
- Я Лука, - представился он неожиданно. - И эта песня, - он махнул рукой в сторону окна, - обо мне!
Некоторое время они с женщиной слушали музыку: "Бумс! бумс!" - где-то бухал большой барабан, как будто по городу бродил великан в громадных резиновых ботах.
- Обо мне тоже пели, только уже давно, - так же неожиданно призналась женщина.
…Письмо кончалось обычной припиской: "Приезжай". И это было еще одной причиной того, почему Лука не перечитывал этих писем: потому что не мог приехать. Женщина сложила письмо и сунула его обратно в конверт.
- Вы поедете туда? - простодушно спросила она.
Лука не ответил. Ему нестерпимо захотелось выпить. Выпить и заглушить начавшееся раздражение, чтобы потом все было просто и обыкновенно. Он налил из бутылки в глоталку, закинул голову и судорожно дернул кадыком.
- Только не блюй! - попросила женщина.
Но он блеванул. Женщина поднялась, сходила на кухню и принесла мусорник.