Бетагемот - Питер Уоттс страница 9.

- Она думает, если это и впрямь окажется Бетагемот, "Атлантиде" угрожает всеобщий когнитивный диссонанс. Все заведутся.

По-прежнему - молчание.

- Я ей напомнила, кто здесь главный.

- И кто же, если не секрет? - наконец жужжит Ла­бин.

- Брось, Кен. Мы можем парализовать их жизнь в любой момент, когда вздумается.

- У них было пять лет для решения этой проблемы.

- И что им это дало?

- И пять лет, чтобы сообразить, что они превосходят нас в числе двадцать к одному, что нашим специалистам с ними не сравниться, и что группа прокачанных водо­проводчиков с антисоциальными наклонностями вряд ли представляет серьезную угрозу в смысле организованного противодействия.

- Все обстояло точно так же и в первый раз, когда мы подтерли ими пол.

- Нет.

Она не понимает, зачем он это делает. Именно Лабин поставил корпов на место после их первого - и послед­него - восстания.

- Слушай, Кен...

Их "кальмары" внезапно оказываются совсем рядом. Почти соприкасаются.

- Ты же не дура, - жужжит Кен, заставив ее уязв­ленно затихнуть. - И сейчас не время валять дурака.

Его вокодер рычит из темноты:

- В те времена они видели, что за нашей спиной поддержка всего мира. Знали, что нам помогли их вы­следить. Подозревали за нами какую-то наземную инфра­структуру. По меньшей мере, они знали, что стоит нам свистнуть, как они окажутся мишенью для любого, кто знает широту-долготу и располагает самонаводящейся торпедой.

На ее экране возникает большой светящийся акулий плавник - из морского ложа торчит массивный камен­ный зубец. Лабин ненадолго скрывается по ту сторону.

- А теперь мы сами по себе - продолжает он, вер­нувшись к ней. - Связей с сушей не осталось. Может, наши все погибли. Может, перешли на другую сторону. Ты хоть помнишь, когда нам в последний раз давали смену?

Она вспоминает - с трудом. Всякому, кто подстроен под гидрокожу, здесь уютнее, чем в компании сухопутников, но в самом начале несколько рифтеров ушли на­верх. Давно, когда еще оставалась надежда переломить ситуацию.

А с тех пор - никого. Любоваться концом света, ри­скуя собственной шкурой - не лучший вариант отпуска на берегу.

- Мы теперь так же напуганы, как корпы, - жужжит Лабин. - И так же отрезаны от всех, а их около тысячи человек. Нас при последней перекличке набралось пять­десят восемь.

- Не меньше семидесяти.

- Отуземившиеся не в счет. Для боя годны пятьдесят восемь, и не больше сорока при необходимости выдер­жат неделю в полном тяготении. А сколько таких, у кого возникнут проблемы с подчинением?

- У нас есть ты, - говорит Кларк. Лабин, профес­сиональный охотник-убийца, недавно освобожденный от любых уз, кроме самодисциплины.

"Не какой-нибудь там водопроводчик", - размыш­ляет она.

- Так слушай меня. Я начинаю думать, что нам при­дется действовать на опережение.

Несколько минут они плывут в молчании.

- Они - не враги, Кен, - заговаривает наконец Кларк. - Не все - враги, там есть дети, они ни в чем не виноваты...

- Не в том дело.

Откуда-то издалека доносится звук обвала.

- Кен, - жужжит она так тихо, что не уверена, рас­слышит ли он.

- Да?

- Ты на это надеешься, да?

У него так много лет не возникало повода для убий­ства. А когда-то Кен Лабин сделал карьеру на поиске подобных поводов. Он разворачивается и уходит от нее в сторону.

Спереди словно бы разгорается рассвет - то есть проблемы.

- Там еще кто-то должен быть? - спрашивает Кларк. Освещение должно включиться при их приближении, но они с Лабином еще слишком далеко.

- Только мы, - жужжит Лабин

Зарево резкое, отчетливое. Расходится в стороны, словно подвешенный в пустоте фальшивый восход. Два- три черных разрыва обозначают преграды на переднем плане.

- Стоп, - приказывает Лабин. Их "кальмары" опу­скаются рядом с обвалившимся утесом, слабо высвечивая его неровные грани.

Кен изучает схемы на приборной доске. Отраженный свет тонкой полоской очерчивает его профиль.

Он разворачивает "кальмара" вправо.

- Сюда. Держись у дна.

Они подбираются ближе к свечению, обходя его спра­ва. Зарево разрастается, становится резче, обозначая неве­роятное: озеро на дне океана. Свет исходит из его глуби­ны - Кларк вспоминает ночные плавательные бассейны, подсвеченные подводными фонариками. Странные мед­лительные волны, тяжелый подарок с какой-то планеты с пониженной гравитацией, разбиваются шариками брызг о ближний берег. Озеро простирается за смутные преде­лы видимости линз. Оно всегда представлялось Кларк галлюцинацией, хотя приземленная истина ей прекрасно известна: это просто соленая лужа, слои воды, минерали­зованной до такой плотности, что она лежит под океаном, как океан лежит под небом. Для того, кому нужна ма­скировка, лучшего не придумаешь. Галоклины отражают любые лучи и импульсы: радарам и сонарам все здесь представляется мягкой густой грязью.

Тихий короткий вскрик электроники. На миг Кларк мерещится капелька светящейся крови на приборной па­нели. Она фокусирует взгляд. Ничего такого.

- Ты не...

- Да. - Лабин возится с управлением. - Сюда.

Он направляется ближе к берегу Невозможного озе­ра. Кларк за ним. На этот раз она видит точно: яркая красная точка, лазерным прицелом играющая среди схем на экране. При каждой вспышке "кальмар" вскрикивает. Трупный датчик. Где-то впереди у рифтера остановилось сердце.

Теперь они плывут над озером, рядом с дальним бе­регом. Снизу на Лабина с его скакуном накатывает зе­леноватое сияние. Перенасыщенные солью шарики воды медленно разбиваются о днище "кальмара". Разнообраз­ная интерференция странно изменяет поднимающийся снизу свет. Вроде как заглядываешь в освещенные радием глубины лагуны, где захоронены ядерные отходы. Далеко внизу светят ряды маленьких как точки солнышек - там первые разведчики разместили фонари. Твердый грунт под ними скрыт расстоянием и дифракцией.

Сигнал смерти уверенно оформился в пузырек метрах в сорока впереди. Рубиновая капелька на экране бьется, как сердце. "Кальмар" блеет ей в такт.

- Вот он, - говорит Кларк. Горизонт здесь нелепо вывернут: вверху темнота, внизу молочный свет. Темное пятнышко висит в размытой полосе между ними - ка­жется, будто оно прилипло к поверхности линзы. Кларк прибавляет газу.

- Погоди, - жужжит Лабин. Она оглядывается че­рез плечо.

- Волны, - говорит Лабин.

Здесь они меньше, чем были у берега - оно и понят­но, для них нет опоры, которая вытолкнула бы гребни над уровнем поверхности. Волны рябят неравномерными толчками, а не обычным ровным ритмом, и Кларк теперь замечает, что они расходятся от...

Дерьмо!

Она уже достаточно приблизилась, чтобы различить руки и ноги - тонкие прутики, судорожно шлепающие по поверхности озера. Можно подумать, будто этот риф- тер - неумелый пловец, захлебывается и тонет.

- Он живой, - жужжит она. Сигнал смерти пульси­рует, опровергая ее слова.

- Нет, - откликается Лабин.

Остается не больше пятнадцати метров, когда загадка взмывает над озером в облаке ошметков плоти. Кларк с опозданием замечает за ними большое темное пятно. Слишком поздно понимает, что перед ней: прерванная трапеза. И создание, которому помешали есть, направ­ляется прямо к ней.

"Не может б..."

Она уворачивается, но недостаточно проворно. В чу­довищную пасть "кальмар" помещается с запасом. Пол­дюжины зубов длиной с палец крошатся о корпус, словно хрупкая керамика. "Кальмар" дергается у нее в руках, острый кусок металла втыкается в бедро с тысячекило­граммовой хищной инерцией. Под коленом что-то ло­пается, боль разрывает икру. Шесть лет прошло. Она забыла приемы.

А Лабин не забыл. Она слышит шум его "кальмара", переведенного на полный газ. Сворачивается в клубок, запоздало сдергивает с ноги газовую дубинку, слышит хриплый кашель гидравлики. В следующий миг на нее наваливается чешуйчатая туша, загоняет под кипящую поверхность озера.

Кругом светится тяжелая вода. Вращается призрач­ный мир. Она встряхивает головой, фокусируя зрение. Над ней что-то бьется, волнует отражающую поверх­ность Невозможного озера. Должно быть, Лабин про­таранил чудовище своим "кальмаром". Наверняка удар повредил обеим сторонам: вот и "кальмар" штопором вторгается в ее поле зрения - неуправляемый, без се­дока. Лабин завис лицом к противнику, превосходяще­му его вдвое, причем половина размера приходится на пасть. Кларк плохо различает их - слишком взбаламу­чена вода.

Тут она замечает, что медленно падает вверх. Ноги сами собой начинают работать как ножницы - икра во­пит, словно ее раздирают изнутри. Кларк тоже вопит - вопль вырывается скрежетом разорванного железного листа. От нарастающей боли перед глазами проносится мушиный рой. Она поднимается из озера в тот самый миг, когда чудовище разевает пасть и...

"Мать твою!"

...и челюсти с невероятной быстротой расходятся до самого основания, а затем резко захлопываются, и Ла­бина больше нет, словно и вообще не было, только сма­занный образ остался на память о предыдущем мгнове­нии. И тогда Кларк совершает, пожалуй, самый глупый поступок в своей жизни.

Она бросается в атаку.

Левиафан разворачивается к ней, уже не столь про­ворно, но времени у него предостаточно. Она работает одной ногой, другая волочится бесполезным, пульси­рующим якорем. Щерится зубастая пасть - слишком много зубов еще уцелело. Лени пытается поднырнуть, подобраться к нему с брюха или хотя бы с бока, но чу­довище легко изворачивается, каждый раз встречая ее лицом к лицу.

А потом оно рыгает всей головой.