Она вырвала руку и захромала к путям. Споткнулась, с трудом удержавшись на ногах. Ну, скажи же что-нибудь, – одними губами попросил я Эддисона. Догнав ее, он остановился прямо перед ней.
– Боюсь, что он прав. Если мы пойдем пешком, запах наших друзей рассеется задолго до того, как нам удастся их найти. Даже мои выдающиеся способности имеют свои границы.
Эмма посмотрела на тоннель, затем перевела взгляд на меня. Выражение ее лица было мученическим. Я протянул ей руку.
– Прошу тебя, пойдем. Это не означает, что мы сдаемся.
– Ладно, – угрюмо пробормотала она. – Ладно.
Но не успели мы и шага сделать обратно к эскалатору, как из темноты тоннеля раздалось:
– Я тут!
Голос был тихим и знакомым, с отчетливым русским акцентом. Это был складывающийся человек. Всмотревшись в темноту, я сумел разглядеть лежащее в стороне от рельсов тело. Одна рука была поднята. Во время стычки его подстрелили, и я был уверен, что твари затолкали его в поезд вместе с остальными. Но вот он лежит внизу и машет нам рукой.
– Сергей! – воскликнула Эмма.
– Ты его знаешь? – подозрительно спросил Эддисон.
– Он был одним из странных беженцев мисс Королек, – пояснил я.
Сверху донесся быстро нарастающий вой сирен. К нам приближались проблемы – возможно, закамуфлированные под помощь. Мне стало ясно, что еще немного и мы не сможем ускользнуть отсюда незамеченными. Но не могли же мы его там оставить.
Эддисон бросился к Сергею, огибая самые большие груды стекол. Эмма позволила мне взять ее под руку, и мы медленно побрели за Эддисоном. Странный лежал на боку, полузасыпанный осколками и перепачканный кровью. Похоже, ранение было серьезным. Его очки в проволочной оправе треснули, и он их беспрестанно поправлял, пытаясь получше меня рассмотреть.
– Это чудо, чудо, – еле слышно прохрипел он. – Я слышал, как ты говорить на языке чудовищ. Это настоящее чудо.
– Никакое это не чудо, – ответил я, опускаясь возле него на колени. – Я уже утратил эту способность. Ее больше нет.
– Если дар внутри, это навсегда.
Со стороны эскалатора до нас донеслись шаги и голоса. Я отгреб стекло в сторону, чтобы поднять складывающегося человека на руки.
– Мы заберем тебя с собой, – сказал я ему.
– Оставьте меня, – прохрипел он. – Меня очень скоро не станет…
Не обращая внимания на его возражения, я подсунул руки под его тело и встал. Он был длинным, как жердь, но легким, как перышко, и я держал его на руках, как большого младенца. Его тощие ноги свисали с моего локтя, а голова безвольно опустилась мне на плечо.
Двое неизвестных с грохотом сбежали по эскалатору и остановились у его подножия, в круге бледного дневного света, всматриваясь в темноту. Эмма указала на пол, и мы осторожно присели, надеясь, что нас не заметят. В конце концов, это могли быть обычные пассажиры, рассчитывающие сесть в поезд. Но тут я услышал писк рации, а затем в их руках вспыхнули фонари, лучи которых ярко осветили их светоотражающие куртки.
Возможно, это были спасатели, но с таким же успехом это могли быть твари под видом спасателей. Этого я определить не мог, пока они совершенно синхронно не содрали со своих лиц панорамные солнцезащитные очки.
Все ясно.
Только что наши шансы на спасение сократились ровно наполовину. Оставались лишь пути и тоннели. Нам ни за что не удалось бы от них убежать, но у нас еще была возможность скрыться. И похоже, что среди хаоса разрушенной станции мы остались незамеченными. Лучи фонарей обшаривали пол. Мы с Эммой попятились к путям. Если бы нам удалось скользнуть в тоннель… Но Эддисон, черт бы его побрал, не шелохнулся.
– Пошли, – зашипел я.
– Они из скорой помощи, а этому человеку нужна помощь, – ответил он.
Это прозвучало слишком громко, и лучи тут же метнулись в нашу сторону.
– Всем оставаться на месте! – взревел один из мужчин, выхватывая из кобуры пистолет, в то время как второй схватился за рацию.
И тут одно за другим стремительно произошло два совершенно неожиданных события. Первым было то, что, когда я уже собирался бросить складывающегося человека на рельсы и вместе с Эммой прыгнуть вслед за ним, из тоннеля раздался оглушительный рев и возник, стремительно приближаясь, ослепительный луч прожектора. На станцию ворвался поток затхлого воздуха, вытесняемого, разумеется, поездом, который продолжал движение, несмотря на взрыв. Второе событие ознаменовалось мучительной болью у меня в животе. Пустóта каким-то образом разморозилась и теперь прыжками неслась на нас. Уже через мгновение после того, как я ее ощутил, я увидел и ее саму. Она бежала сквозь клубы пара, широко раскрыв черные губы, отчего ее языки извивались, со свистом рассекая воздух.
Мы очутились в ловушке. Если бы мы бросились бежать к лестнице, нас бы подстрелили и искалечили. Прыгни мы на рельсы, нас бы снес поезд. И мы не могли укрыться в поезде, потому что оставалось еще десять секунд до его остановки и двенадцать до открытия дверей, после чего прошло бы еще десять секунд, прежде чем они закрылись бы снова. Но задолго до этого мы бы уже погибли так или иначе. И я сделал то, что часто делаю, когда у меня заканчиваются идеи, – посмотрел на Эмму. По отчаянию, написанному на ее лице, я понял, что она осознает всю безнадежность ситуации.
Но ее упрямо выдвинутый подбородок говорил о том, что она все равно собирается что-то предпринять. Только когда она, пошатываясь и вытянув перед собой руки, шагнула вперед, я вспомнил, что она не видит пустóту. Я хотел ее предупредить, дотянуться до нее и остановить, но язык мне не повиновался, и я не мог схватить ее, не уронив вначале складывающегося человека. Но тут рядом с ней оказался Эддисон. Он лаял на тварь, а Эмма тщетно пыталась возжечь пламя. Между ее ладонями вспыхивали и гасли искры, как будто она щелкала разрядившейся зажигалкой.
Тварь расхохоталась, взвела курок пистолета и прицелилась в Эмму. Пустóта мчалась на меня, подвывая в унисон с визгом тормозящего позади меня поезда. Именно в этот момент я понял, что все кончено и я уже ничего не могу предпринять для того, чтобы это предотвратить. Одновременно что-то внутри меня расслабилось и боль, которую я всегда ощущал в непосредственной близости от пустóты, тоже исчезла. Эта боль напоминала протяжный высокочастотный вой, и как только она стихла, я обнаружил, что она скрывала собой какой-то другой звук, какое-то невнятное бормотание на самой границе сознания.
Слово.
Я бросился на него. Обхватил его обеими руками. Взвился и закричал во все горло. Его, – произнес я на чужом мне языке. Слово состояло всего из двух слогов, но включало множество значений. И как только оно сорвалось с моих губ, результат оказался мгновенным. Бежавшая на меня пустóта резко остановилась, по инерции немного проехав вперед, затем повернулась в сторону и метнула язык, трижды обвившийся вокруг ноги твари. Потеряв равновесие, та выстрелила. Пуля срикошетила от потолка, после этого пустóта перевернула тварь вверх ногами и подбросила в воздух.
Мои друзья не сразу поняли, что произошло. Пока они стояли с раскрытыми ртами, а вторая тварь что-то кричала в рацию, я услышал, как за моей спиной открылись двери вагона.
Это был единственный шанс на спасение.
– ПОШЛИ! – заорал я, и они меня послушали.
Эмма, спотыкаясь, бежала к поезду, Эддисон путался у нее под ногами, а я пытался пройти в узкие двери со скользким от крови и торчащим во все стороны складывающимся человеком. Наконец нам, всем троим, удалось ввалиться в вагон.
Снова раздались выстрелы. Это тварь наугад разряжала обойму, пытаясь попасть в пустóту.
Двери начали закрываться, но тут же снова распахнулись. "Освободите, пожалуйста, двери", – раздался из динамиков жизнерадостный голос диктора.
– Его ноги! – воскликнула Эмма, показывая на длинные ноги складывающегося человека и торчащие наружу носки его туфель. Я успел убрать их из дверного проема за долю секунды до того, как двери захлопнулись. Болтающаяся в воздухе тварь выстрелила еще несколько раз, прежде чем раздосадованная пустóта швырнула ее о стену и она неподвижной кучей сползла на пол.
Вторая тварь уже бежала к выходу. Его тоже, – попытался произнести я, но было уже поздно. Двери закрывались, и, рывком тронувшись с места, поезд быстро набирал скорость.
Я огляделся, радуясь тому, что вагон, в котором мы очутились, оказался пуст. Что подумали бы о нас обычные люди?
– Ты в порядке? – спросил я у Эммы.
Она сидела очень прямо и тяжело дышала, пристально глядя на меня.
– Благодаря тебе, – ответила она. – Ты и в самом деле заставил пустóту все это сделать?
– Думаю, да, – неуверенно ответил я.
– Это потрясающе, – тихо произнесла она.
Я пытался понять, она восхищена или испугана. Или восхищена и испугана одновременно.
– Мы обязаны тебе жизнями, – сообщил мне Эддисон, ласково тычась носом мне в руку. – Ты совершенно особенный мальчик.
Складывающийся человек засмеялся. Опустив голову, я увидел на его искаженном болью лице улыбку.
– Вот видишь? – произнес он. – Я же сказал тебе, что это чудо. – Он тут же посерьезнел. Схватив меня за руку, он сунул мне в ладонь квадратик картона. Фотографию. – Моя жена и мой ребенок, – прошептал он. – Наш враг захватил их очень давно. Если вы найдете остальных, возможно…