– Я тебя спрашиваю серьезно. Буйный, ты понимаешь или нет?! Я лез в этот ад не только для того, чтобы выкрасть тебя с каторги, понимаешь?! Ты мне нужен! И Дил мне нужен! И Хук нужен! У меня больше никого нет на Земле, нет в Федерации! Без вас мне не справиться, понимаешь?! – Иван говорил через силу, превозмогая наваливающуюся на него сонливость. – Короче, Гуг, ты со мной или нет?!
Хлодрик развел огромными руками. И вдруг сказал напрямик:
– Старина, и сюда доходят слухи, вот какое дело, – голос его звучал виновато, – я, конечно, не верю всяким гадам, но поговаривают, Ваня, что ты… что ты…
– Что-я?!
– Что ты свихнулся малость в этой дурацкой Системе, что тебя подобрали на орбите с сильно поехавшей крышей, Ваня. Ну чего ты на меня пялишься? Я говорю, чего слышал… а ты сам врываешься вдруг, после стольких лет, да еще сюда, на каторгу, Ваня, и несешь, прости меня, старого балбеса, несешь жуткую ахинею про то, что скоро все, дескать, кончится повсюду. А ты соображаешь, Ваня, что я сам в ловушке? Я их всех обдурил, обхитрил! Я перебил здесь уймищу вертухаев, я сколотил из кандальников банду, заперся здесь как крот, как обреченный. Они рано или поздно доберутся сюда. И всем нам кранты, Ваня! А ты мне про все человечество. Нехорошо с твоей стороны, Иван, нехорошо и не по-дружески, вот так!
Иван разодрал слипающиеся глаза. Он еле ворочал языком.
– Никуда ты не денешься, Гуг-Игунфеяьд Хлодрик Буйный! Ты не предашь друга, даже если у него поехала крыша. Ладно! Все потом. Я пошел… – Иван провалился во тьму. Ему надо было выспаться. Хотя бы час, два. Все остальное потом.
x x x
Он чудом ушел из комнаты с хрустальным полом. Он даже не подозревал, в какое логово они его заманили. Негодяи! Их души чернее иргизейского черного гранита. И с какой ловкостью они провалились в этот непостижимый пол – обычные, нормальные люди, даже очень состоятельные, не станут до такой степени заботиться о собственной безопасности… дрожать за свои шкуры столь поганой дрожью могут лишь сволочи, преступники. Такой пол стоил целого дворца. И смертный сип из горла круглолицего. Как побелел его широченный перебитый нос! Ивана передернуло от неприязни. И глаза! Они почти мгновенно омертвели… но еще через миг в них засветилась жизнь. Новая жизнь. Это были глаза существа иного, прожившего долгую жизнь, очень долгую. Иван понял тогда же – Первозург не дал подлой душонке круглолицего спокойно отлететь от тела, он вышвырнул ее пинком, выбросил во мрак и стужу, а может, наборот, в адское пламя. И плевать! Первозург знал, что охрана его не тронет, что она даже не заметит подмены. Он не шелохнулся, чтобы помочь Ивану. Плевать!
Его спасло чутье, он шагнул к той двери, откуда должны были появиться вертухаи. Он не дал им опомниться; два кадыка – два удара – два трупа на полу – два широкоствольных боевых лучемета в руках – реки синего огня – оплавленные стены, перила, ступени. Он не знал жалости. Он должен был выжить. Он прошел ад Системы и тронной ад Пристанища не для того, чтобы загнуться на Земле. Он вновь был молод и силен. Невероятно силен и чертовски молод! И он все помнил. Это было главным.
Разыскивать тех троих, что ушли у него из-под носа, было бесполезно. Их, скорее всего, уже и не было во дворце. Никуда они не денутся! Они послали его на верную смерть, на стопроцентную погибель… А он вернулся. Ивану было их даже немного жаль. Заиметь лютым врагом, не прощающим черного зла, идущим по следу до конца, такого, как он – десантника-смертника, поисковика экстра-класса – отважится не каждый. Они сами выбрали свою судьбу. Не рой яму ближнему своему… ближнему?! Нет! Это нелюди, нечисть! Они ничем не лучше той погани, с которой он бился на всех кругах планеты Навей, еще и похуже. Но сейчас поздно, надо было бить сразу, не упускать! Лабиринты, проклятущие лабиринты – и там, и здесь, да что же это за страсть такая к лабиринтам! Иван прожег верхнюю переборку, подпрыгнул, расставил локти – рваным металлопластиком разодрало рукав, плевать! Смахнул вниз зазевавшегося бритого парня, вбил в стену другого. Оглянулся. Нет, это не то! Он отводил душу, он гнал из своего тела скопившуюся в нем за время отката безудержно-безумную силу, ему надо было выпустить пары, но в то же время он ни на секунду не терял контроля над собой. Плохо. Совсем плохо! Но ничего не поделаешь, поздно, их не достанешь, надо уходить! Он нутром чуял недоступную приборам дрожь – мелкую, гнусную. Они пустили на него "сеть" – заурядную парализующую психотронную сеть-ловушку. Ей нет дела до бушующего пламени, ей стены и переборки не преграда, она идет по следу, выщупывая в пространстве чужака. И она накрывает его, лишает воли, лишает разума. Надо уходить, пока не поздно! Координаты! Надо снять точное расположение. Ивану стало вдруг холодно. Антарктида! Шестой сегмент, квадрат два-два, минус семнадцатый километр, продольный периметр, одиннадцать-три, верх – два плюса, ноль, блуждающий пузырь. Однако! Он рвался вверх, он знал – так надо, там есть стационарный переходник. Сеть настигала его. Щиты Бритры слабели. И он уже знал, что все переходники в "пузыре" вырубили, что он обложен, как затравленный, загнанный волк. Он выскользнул из-под сети в последнее мгновение, провалился на два яруса, сшиб с ног какого-то мычащего "толстяка, придавил его, в полуотчаянии собираясь использовать его заложником… и вдруг нащупал в грудном клапане несчастной, ни черта не понимающей жертвы тяжелый, плотный кругляш – сфероидный переходник ограниченного действия. Он ушел чудом.
Выбросило почему-то в пустыне, прямо в горячий, хрустящий на зубах песок. Иван откинулся на спину, смахнул с губ противные и липучие песчинки, взбрыкнул ногами и расхохотался – громко, в голос. Земля! Только теперь он осознал наконец, только теперь дошло – он на Земле! он вернулся! это было невозможным, но он вернулся из Сектора Смерти, он вернулся оттуда, откуда еще никто до него не возвращался! Чудо! А еще говорят, что чудес не бывает. Бывают! Он перевернулся на грудь, потом опять на спину, скатился с бархана в ложбинку и снова уставился на белое, ослепительное, настоящее солнце. Все было прекрасным, изумительным, родным… земным. Все… только пальцы еще ощущали мерзость прикосновения к жирной шее круглолицего. Пустяки! Почти всю жизнь он провел в Пристанище.
И вот вернулся.
Лежать под палящим солнцем на раскаленном песке было приятно. На Земле вообще все было приятным. Но вместе с Иваном на Землю вернулась его память. И она не могла позволить долго наслаждаться и расслабляться. Проклятье! От этого не будет спасения. Никогда. Иван вскочил на ноги. И вот именно тогда пришла мысль – он ничего не сможет сделать в одиночку. Соваться в учреждения и комитеты, заведения и комиссии? Нет, хватит, спасибо, он уже пробовал все это после возвращения из Системы, с Хархана. Его всюду принимали за сумасшедшего, косились, старались успокоить… Надежда одна – на друзей. Но где они?!
Почти все в дальнем поиске, да и поймут ли они его, друзья?! Нет! Они никогда не поймут его, нечего и дергаться. Он выбит из колеи земной и внеземной жизни, выбит напрочь… и понять его, помочь ему смогут только такие же.
Гуг! Вот тогда Иван и вспомнил про старого, нехорошего, опустившегося Гуга Хлодрика.
Два дня Иван шел по пустыне. Днем его безумно жгло белое солнце. Ночью приходилось поеживаться, ветерок дул, прямо скажем, северный. Но за эти два дня он пришел в себя, успокоился – идиотское желание кого-то бить, убеждать, трясти за грудки пропало начисто. Он дозрел.
На третий день из-за бархана вырос крохотный оазис – пять-шесть пальм и чахлая искусственная лужайка.
– Куда надо? – вяло поинтересовался пухлый негр с сизым от беспробудного пьянства лицом.
Иван смахнул со столика, утопавшего ножками в рыхлом песке, три бутылки горячительного пойла, ткнул указательным пальцем левой руки в лоб возмутившегося было и приподнявшегося над стульчиком алкаша – тот упал на спину и долго барахтался в песке, словно перевернутый на спину таракан. За это время Иван успел выпить бутылку кисленькой желтоватой воды, закусил сочным крутобоким персиком. Негр лопотал чего-то в минирацию на запястье.
Иван его не слушал. Он глядел в огромный стереовизор, криво поставленный у ствола пальмы: крутобедрая полуголая девица под шипенье и писки стягивала остатки сверкающих чешуек, при этом с таким проворством трясла грудями, что они двоились в глазах. Ивану кое-что припомнилось. Система! Девица была совсем живой, настоящей – если бы не тредметровый черный кант рамки, можно было бы подойти поближе и похлопать ее по заднице.
– Да я щя-а-а… – сизоносому негру удалось наконец встать. Размахивая конечностями, он набросился на чужака.
Но еще одно, столь же неуловимое движение вновь мягко и деликатно опрокинуло его на спину. Негр задохнулся от возмущения.
– Нехорошо пить эдакое дерьмо, нехорошо, – сказал Иван назидательно. Он ждал.
Гудение мотора за спиной раздалось минут через семь.
Плохо работают, отметил Иван, обленились от жары и безделья, ну да ладно.
Когда в спину ткнулся холодный ствол, Иван подернул плечами, чуть скосил глаз. Шаги, еще шаги… их всего четверо.
– На землю! – команда прозвучала на старонемецком.
На землю так на землю, подумал Иван и, не оборачиваясь, плюхнулся животом в раскаленный ласковый песок.
Эх, были бы они немного умнее, могли пристрелить на расстоянии – и всех делов-то! Шпана, мальчишки.
– Руки! – рявкнул другой, пожиже голоском.
Сейчас, будут вам и руки… Иван понял, что момент подходящий, резко отпихнулся руками от земли, вскинул ноги – веер! Веер Ит-су – вещица стародавняя, но добротная.
Трое сразу рухнули в песок, их откачают не скоро. Четвертый стоял с отвисшей, трясущейся челюстью, палец его дрожал на спусковом крючке плазмомета.