– Ты меня забавляешь. Я занялась продажей предметов и ископаемых. Начала с малого, затем дело расширилось. Ископаемые и предметы культа – наше главное занятие, хотя приторговываем потихоньку поделочными камнями и всякой всячиной. Если я не могу быть археологом или палеонтологом, то, по крайней мере, могу использовать то, чему меня учили. Сначала мы продавали хорошие черепа маленьких динозавров, прекрасных трилобитов и обломки пород с отпечатками рыб. Ты удивился бы, узнав, сколько можно получить на самом деле за хороший материал – и даже не за столь уж и хороший. Пару лет назад на деловом ленче кому-то пришла в голову идея, что если распилить кости динозавров и заливать их пластиком, то их можно использовать в качестве сувенира. Эту мысль подбросили мне. Знаешь, как мы добываем кости динозавров? В Аризоне есть костеносный слой. Мы раскапываем его бульдозерами и взрываем. Сотни тонн костей мы распилили на кубики. Я не собираюсь говорить тебе, что хоть чуточку стыжусь этого – вовсе нет. И не то, чтобы это не было законным. Все было по закону. Земля – наша собственность, законов мы не нарушаем. Но никто даже и не догадывается, сколько поистине бесценных ископаемых уничтожается в этом процессе.
– Видимо так, – сказал я, – но отсюда вывод, что для археологов и палеонтологов от этого мало пользы.
– Напротив, – возразила она, – я очень внимательна к ним. Мне хотелось бы быть в их числе, но у меня никогда не было шансов. Можно было уехать на годы, как ты, и я уехала в эту захолустную нору в Турции. Я могла провести все лето, раскапывая, классифицируя и описывая, а затем, когда раскопки заканчивались, я могла посвятить много месяцев классифицированию и каталогизации. И время от времени я могла даже обучать какого-нибудь полоумного студента. Но могла ли я хоть когда-нибудь что-нибудь напечатать? Бьюсь об заклад, ты и по себе знаешь, что нет. Чтобы сравняться с кем-нибудь, кто занимается этим делом, нужно было бы кончить Йель или Гарвард, или Чикагский колледж, или еще что-нибудь подобное. И даже тогда ты мог бы провести годы в безвестности. Не будет хорошего служебного положения, и никому нет дела до того, как ты упорно работаешь, продираешься и борешься. Нахальные искатели славы полностью приберут все к рукам, и навсегда.
– Очень похоже на мою ситуацию. Преподавание в маленьком университете. Ни малейшего шанса провести какое-либо исследование. Никаких фондов, даже для кратковременных раскопок. И сейчас, как и прежде, шанс получить какой-либо фонд есть только если ты раньше убивался на работе и соглашался выполнять мартышкин труд на раскопках. Я вообще-то не жалуюсь. И по временам я сам не прилагал слишком больших усилий. Вот лагерь был безопасным и удобным, я чувствовал себя там уверенно. После того, как Элис оставила меня… ты знаешь об Элис?
– Да, – ответила она, – знаю.
– Не думаю, чтобы я когда-нибудь придавал этому слишком большое значение – я имею в виду, ее уход. Но моя гордость была задета, и я почувствовал, что на время нужно укрыться. Не здесь, конечно. Ну, а теперь я выше этого.
– У тебя сын.
– Да, Роберт. Он, насколько мне известно, с матерью в Вене. По крайней мере, где-то в Европе. Мужчина, ради которого она оставила меня – дипломат. Профессиональный дипломат, а не политический деятель.
– Но мальчик, Роберт…
– Сначала он был со мной. Затем захотел к матери, и я позволил ему уехать.
– А я не выходила замуж, – просто сказала она. – Прежде всего, я была очень занята, а кроме того, это не казалось важным.
Мы помолчали немного, а сумерки ползли над землей. От уродливой, сплетенной группы деревьев, которые буйно разрослись в одном углу двора, шел аромат сирени. Важничающая малиновка невозмутимо прыгала вокруг, останавливаясь только тогда, когда пристально поглядывала на нас своим глазом-бусинкой.
Не знаю, почему я сказал это. У меня и в мыслях не было говорить такое, но оно само вырвалось.
– Райла, – сказал я, – мы были парой дураков. Давным-давно у нас с тобой было Нечто, и мы не знали, что оно у нас есть…
– Вот почему я тут.
– Ты останешься хоть ненадолго? Нам ведь есть о чем поговорить. Я могу позвонить в мотель. Там не слишком-то удобно, но…
– Нет, если ты не имеешь ничего против, я останусь здесь, с тобой.
– Отлично. Я могу спать на кушетке.
– Эйса, – сказала она, – перестань быть джентльменом. Я не хочу, чтобы ты был джентльменом. Я же сказала, что остаюсь с тобой, запомни.
3
Боусер лежал в своем углу, глядя на нас обвиняющими, скорбными глазами, когда утром мы сели за стол.
– Он, кажется, должен поправиться, – заметила Райла.
– О, с ним все в порядке, – заверил я ее. – Он поправится быстро.
– А давно он у тебя?
– Со мной он живет несколько лет. Поначалу он был очень степенной и воспитанной городской собакой. Когда мы выходили на прогулку, он обычно лениво гонял птиц. Но как только мы приехали сюда, он переменился. Стал возбужденным, и у него появилась мания – сурки. Пытается вырыть их из земли. Почти каждый вечер я вынужден ходить за ним, вытаскивать из очередной норы сурка, который, как правило, сражается с ним в глубине своей норы. Вот чем, как я думал, был занят Боусер минувшей ночью.
– И видишь, что случилось, когда ты не пошел искать его!
– У меня были дела поважнее, а кроме того, я подумал, что для него, может быть, и хорошо будет, если оставить его на всю ночь снаружи.
– Но, Эйса, это был наконечник Фолсона. Я не могу ошибиться, потому что видела их слишком много, и они мне хорошо известны. Ты говоришь, что какой-нибудь ребенок мог сделать это, но я-то знаю, что ни один ребенок не сможет закрепить его на древке. И ты что-то говорил о костях динозавра.
– Я говорил тебе, что это собака, путешествующая во времени, хотя это и нелепо звучит.
– Эйса Стил, ты же знаешь, что это невозможно! Никто не может путешествовать во времени, и уж никак не собака.
– Прекрасно. Объясни мне, откуда взялись свежие кости динозавров.
– Может быть, это были кости какого-нибудь другого животного?
– Леди, уж в этом-то я разбираюсь. В колледже я изучал палеонтологию, и динозавры были моим хобби. Я читал все публикации, какие могли попасть в мои руки, и однажды мы год собирали кости динозавров для музея. Я провел целую зиму, собирая их вместе и изготавливая части скелета, которых недоставало, раскрашивая их в белый цвет, чтобы никто не обвинил нас в подделке.
– Но свежие!
– Клочки плоти еще висели на них. Остатки хрящей и сухожилий. Мясо выгрызено полностью. Это – Боусер. Очевидно, он нашел разлагающийся скелет и вывалялся в нем, собирая на себя любимый запах. Три дня я чистил его, потому что он вонял так, что жить с ним было невозможно.
– Раз ты так говоришь – прекрасно. А как ты объясняешь это?
– Никак. Это было, а объяснять я даже и не пытаюсь. Какое-то время и поиграл с идеей, что, быть может, несколько динозавров помельче дожили до настоящего времени и что Боусер каким-то образом нашел одного из них, когда тот умер. Но в этом было смысла не больше, чем в собаке, путешествующей во времени.
Послышался стук в дверь.
– Кто там? – громко крикнул я.
– Это Хайрам, мистер Стил. Я пришел навестить Боусера.
– Входи, Хайрам, – сказал я. – Боусер тут. С ним случилась неприятность.
Хайрам шагнул внутрь, но, увидев за столом Райлу, чуть не выскочил обратно.
– Я зайду позже, мистер Стил. Я не видел Боусера снаружи, поэтому и зашел…
– Все в порядке, Хайрам. Эта леди – мисс Эллиот, моя знакомая, с которой я не виделся очень давно.
Он вошел, шаркая, сорвал шляпу и прижал ее обеими руками к груди.
– Очень рад с вами познакомиться, мисс. Это ваша машина у ворот?
– Да, – ответила Райла.
– Она большая. Я никогда не видел такой большой машины. И она так приятно сверкает, в нее можно глядеться.
Он поймал взгляд Боусера в углу и поспешил вокруг стола, опустился возле него на колени.
– Что с ним? У него на ляжке нет волос.
– Я их срезал, – объяснил я. – Пришлось это сделать. Кто-то попал в него стрелой.
Это объяснение, не вполне точное, было достаточно простым, чтобы Хайрам его понял и не стал задавать вопросы. О стрелах он знал. Многие дети в городе имели лук и стрелы.
– Он сильно поранен?
– Не думаю.
Хайрам, согнув руку, обнял плечи Боусера.
– Это неправильно, – сказал он, – шнырять тут и стрелять в собак.
Боусер, выражая симпатию, бойко стучал хвостом по полу и лизал Хайрама в лицо.
– Особенно в Боусера, – продолжал Хайрам. – Нет собаки лучше Боусера.
– Хайрам, хочешь кофе?
– Нет, вы завтракайте. Я хочу еще посидеть с Боусером.
– Можно сделать тебе яичницу.
– Благодарю вас, мистер Стил. Я уже позавтракал. Я останавливался у Реверенда Якобсона, и он угостил меня на завтрак оладьями и сосисками.
– Ну тогда ладно. Оставайся с Боусером. Мне хочется показать мисс Эллиот окрестности.
Когда мы были уже во дворе, за пределами слышимости, я сказал Райле:
– Не позволяй Хайраму надоедать тебе. С ним не все в порядке. Хотя он безвреден. Бродит тут повсюду. Городок в какой-то мере заботится о нем. Люди кормят его, когда он приходит. У него есть все, что нужно.
– Но где он живет?
– Ниже по реке у него есть хижина, в которой он проводит не очень много времени. Обычно он ходит по округе, навещая друзей. Он и Боусер – большие друзья.
– Я заметила это.