Не помню, о чем мы говорили дальше, но позже его осенила новая идея: нам нужно было бежать в Америку. (Она представлялась ему страной, где только и делают, что круглые сутки катаются взад-вперед на шикарных автомобилях и играют на саксофонах.)
Пока он разглагольствовал, я твердо решил, что ни в коем случае не отпущу его от себя. Кто знает, что еще придет в его тупую башку. В том состоянии, в котором мы оба находились, люди были совершенно беззащитны против его наглого любопытства. Он был почти всесилен сейчас: мог украсть, ударить, даже убить.
Он вдруг поднялся из-за стола:
- Надо еще пол-литровку.
Я не успел его остановить, и он выскочил за дверь.
Посмотрев в окно и убедившись, что Жорж действительно направился в ларек, я прошел в ванную, взял там с крючка маленькое детское полотенце и сунул в карман. Потом опять стал следить за Жорой.
В ларьке он пробыл довольно долго, а назад побрел лениво. Возле прохожего в брюках гольф он остановился и обошел его кругом разглядывая. Затем вдруг сильно толкнул.
Во мне все закипело от гнева. Я выбежал из столовой.
Жора уже направлялся к молоденькой домработнице Юшковых. Я окликнул его, и он нехотя спустил ногу с забора.
Подойдя, я увидел, что его карманы подозрительно оттопыриваются.
- Что у тебя там?
Он поколебался, затем наполовину вытащил из кармана толстую пачку полусотенных банкнот.
- Мелочь я даже брать не стал, - пояснил он. - Понял? А потом есть еще место. Можем взять на пару. Идет?
Пока он все это говорил, я за спиной обмотал полотенцем кисть правой руки. Потом подошел к нему вплотную.
- Слушай меня внимательно. Сейчас пойдем обратно в ларек, и ты положишь на место все, - что оттуда взял. Понятно?
Он удивленно заморгал:
- Куда положу?
- Обратно в кассу. В ларьке.
- Зачем?
- За тем, что воровать не позволю. Наконец до него дошло. Ом прищурился
и внимательно посмотрел на меня снизу вверх. Он был ниже меня примерно на голову, но гораздо шире в плечах.
Дальше все шло, как в американском гангстерском фильме. Он вдруг замахнулся. Я откинул голову, и в этот момент носок его тяжелого ботинка с силой ударил меня в солнечное сплетение. На какой-то миг я почти полностью потерял сознание от боли и, ловя воздух ртом, скорчился у забора, цепляясь за него, чтобы не упасть. Ноги у меня ослабели, и, приходя в себя, я с ужасом подумал, что Жора сейчас стукнет меня ботинком еще и в лицо.
Если бы он так сделал, я уже не встал бы. Но ему захотелось попетушиться передо мной.
- Что, съел? - спросил он с жадным любопытством. - И еще съешь. Я тебя сразу понял. Тоже легавый, паскуда!
Пока он ругался, я постепенно приходил в себя. Сначала прояснилась голова, потом перестали дрожать ноги. Я сделал глубокий вздох, и мне нужно было еще две-три секунды, чтобы совсем восстановить дыхание.
Жора занес ногу. Но я уже был настороже и, выпрямившись, отскочил.
Некоторое время мы стояли друг против друга.
- Еще хочешь? - спросил он хрипло.
Я шагнул к нему и сделал движение левой рукой. Его взгляд последовал за моим кулаком. Я воспользовался этим и, вложив в движение весь свой вес, нанес ему удар правой в челюсть.
Если бы не полотенце, пальцы у меня были бы разбиты вдребезги.
Интересно было посмотреть на удивленное выражение его лица, когда он получил эту затрещину. Он постоял секунду и рухнул на одно колено.
Это был классический нокдаун.
Но на земле он оставался недолго. Вынул из кармана нож, раскрыл его и бросился на меня.
Я встретил его еще одним ударом.
Но сдался он только после третьего. Сел на асфальт и выронил нож.
- Ну что? - спросил я. - Хватит? Он молчал.
- Хватит или еще?
- Ну ладно, - заныл он наконец. - Чего тебе надо? Чего ты пристал-то?
После этого мы понесли деньги в ларек. Он, хныкая, тащился впереди, подгоняемый моими окриками.
Продавец в белом измятом халате застыл над своей разоренной кассой. Вернее, он только начал поворачивать голову к ящику, который был недавно опустошен Жорой.
Затем я попробовал поднять сбитого с ног пешехода в гольфах. Но эта попытка оказалась совершенно безрезультатной. Тут мне пришлось столкнуться с той податливостью, которой материальный мир отвечал на быстроту моих движений.
Очень мягко и осторожно я начал поднимать мужчину за плечи. Но голова его оставалась у земли, как приклеенная. Хотя я старался делать все чрезвычайно медленно, все равно с точки зрения обычной жизни получалось, что я дергаю его с фантастической быстротой, и голова не поспевает за плечами.
Тело брюнета было у меня в руках как ватное. Я побоялся повредить мужчине и оставил его лежать.
Жора, стоя поодаль, исподлобья смотрел на все это. Он, очевидно, не мог взять в толк, почему я вожусь с человеком мне незнакомым.
Когда я встал, он откашлялся:
- Ну, я пошел.
- Куда?
Он независимо махнул рукой по направлению к станции.
- Ну, туда… Домой.
- Никуда ты один не пойдешь, - сказал я. - Так и будем все время вместе. Пошли.
Тогда он кинулся на меня второй раз. Нагнул голову и бросился вперед, как бык, рассчитывая сбить с ног.
Я пропустил его и дал подножку, так что он растянулся на дороге.
Каюсь, что после этого я ударил его ногой. Мне сейчас стыдно об этом вспоминать, но два раза я довольно сильно стукнул его по ребрам. Это его в конце концов усмирило, и он пошел со мной.
Дома я посмотрел на часы. Боги бессмертные! Всего только две с половиной минуты прошло с тех пор, как я поднялся утром с постели, чтобы встретиться со всеми этими чудесами. Сто пятьдесят секунд прожило человечество, а для нас с Жоржем это было одиннадцать или двенадцать часов, доверху наполненных приключениями.
Мы успели познакомиться и подраться. Дважды проголодались и насытились. Сходили в Глушково и вернулись. У меня была разбита нога, болела кисть правой руки. Колючая щетина выросла на щеках и на подбородке.
А мир еще неторопливо входил только в свою третью минуту.
Как долго продлится наше странное состояние? Неужели мы навсегда обречены вести эту нечеловеческую жизнь? Откуда это все взялось?
Но я не находил в себе сил искать ответа на все эти вопросы.
Жора, как только мы вошли в столовую, свалился на тахту и захрапел.
Я тоже ощущал просто смертельную усталость, глаза закрывались сами собой. Следовало и мне лечь и выспаться, но я боялся Жоры. Мне даже пришло в голову связать его на то время, пока я буду спать. Но я знал, что он гораздо сильнее меня. Мне удалось его побить только потому, что он не имел ни малейшего представления о боксе.
Шатаясь от усталости, я смотрел на него с завистью. Ему-то не надо было меня опасаться. Вечное преимущество жулика перед честным.
Помню, что, когда Жора заснул, я вышел в ванну с намерением снять пижаму и как следует вымыться. Но пижама начала рваться, как только я стал из нее выкарабкиваться, и я счел за лучшее оставить ее на себе.
И вода тоже ничего не смывала. Она скользила по лицу и по рукам, как будто они были смазаны маслом. По всей вероятности оттого, что мне не удавалось сделать свои движения достаточно медленными.
В конце концов, так и не умывшись, я улегся на ковре в столовой. Над спящим Жорой я поставил на тахте три стула. Мне подумалось, что, когда он начнет просыпаться и двигаться, стулья попадают и разбудят меня.
В этот момент я совершенно упустил из виду, что почти все время мы были окружены тишиной, которую прерывали наши собственные голоса. Иногда, впрочем, раздавались какие-то новые и необъяснимые звуки. Что-то вроде протяжного негромкого уханья. Порой был слышен свист, источника которого мы не находили.
Дело в том, что наши уши в обычной жизни воспринимают звуки с частотой колебаний от шестнадцати до двадцати тысяч герц.
Теперь этот диапазон для нас, по всей вероятности, сдвинулся. Какая-то часть старых звуков исчезла, и появились другие, происхождения которых мы не понимали.
Во всяком случае шума от падения стульев я не услышал бы. Для нас обоих они падали как ватные.
Но тогда я обо всем этом забыл. Какое-то весьма недолгое время поворочался на ковре, пристраивая ушибленную ногу, и заснул.
ПОПЫТКА СВЯЗАТЬСЯ С НОРМАЛЬНЫМ МИРОМ
Не знаю, как других, но меня всегда чрезвычайно освежает даже самый кратковременный сон. В студенческие годы я добавлял к стипендии, иногда работая по ночам грузчиком на мукомольном комбинате. В институте после такой ночи ужасно хотелось спать, и мне случалось довольно прилично высыпаться за пять минут перерыва между лекциями. На первой, бывало, сидишь, кусая пальцы, чтобы не дремать, затем после звонка кладешь голову на стол, забываешься и на следующей уже великолепно воспринимаешь самый сложный материал.
На этот раз я проспал не пять, а всего две минуты нормального времени. Но для меня-то, по нашему счету, это означало целых десять часов.
Я проснулся и сразу почувствовал, что усталость начисто ушла из тела. Встал и посмотрел на Жору. Он лежал, раскинувшись, тяжело похрапывая.
Все три стула валялись на полу, и их падение не разбудило ни меня, ни его.
Крадучись, я вышел из дома в сад и огляделся.
Замершим вокруг меня лежал все тот же мир, который я только что покинул, не шелохнув листком, стояли липы; объятые ленивым покоем, спали кусты жасмина; рядом со мной, нацелившись в воздух, неподвижно висела стрекоза с голубыми матовыми глазами.
И все было залито утренним солнцем.