И все-таки Раен бежала и карабкалась, потому что не могла вернуться, потому что больше, чем своих кузенов из септа Руил, боялась она красного кургана, той живой волны, которая залила Кетиуй, шипастых ног, топтавшихся по ней в кустах, и смертельно опасных челюстей. Можно было умереть разными способами, и за последние часы она видела их множество, но смерть, которую несли маджат, была наиболее жестока. Именно воинов маджат боялась она больше всего, а их стремительность отнимала всякую надежду на спасение.
Еще одно падение. Она лежала, вытянувшись на земле и медленно пыталась подняться. Руки дрожали как в лихорадке, Раен содрала кожу с ладоней, колен и локтей, порвала плащ. Жажда и чудовищный жар скал причиняли большие страдания, чем ссадины, но даже их затмевали волны боли, шедшей от раны на боку. Она с трудом вздохнула, на ощупь ища ладонью какую-нибудь опору.
Потом она снова бежала и каким-то образом сумела добраться до склона. Опираясь на руки так же часто, как на ноги, она медленно карабкалась вверх, дрожа, оскальзываясь и поднимаясь еще выше. Можно было бежать в лес или по дороге в сторону Города, но она выбрала это. Мать, дядя, да вообще любой, поступили бы иначе, старались бы добраться до Города, она же выбирала путь в панике и решилась на игру в прятки между камнями, в труднодоступном районе, где не проедут их машины. Но прежде всего холмы принадлежали голубому кургану, их старым соседям. Красные вряд ли нарушат их границу, как бы ни уговаривали их Руилы.
Паническое, ошибочное решение. Здесь не было помощи, не было людей, не было возврата. Раен знала, что ее ждет, и слезы, катившиеся по лицу, были результатом не только боли, но и ярости.
В сознании возник очередной провал, а затем она увидела голый пригорок – последнюю границу, которую запрещалось пересекать людям. В этом месте сходились тропы маджат. Раен затаила дыхание и наугад принялась искать среди камней дорогу вниз, в тень. Наконец она почувствовала под ногами утоптанную тропу, остановилась. Скалы перед ее глазами качались, наклоняясь в разные стороны.
Она достигла своей цели. Никто не придет сюда, никто не возьмет на себя такой труд и риск. Подходящее место для такого личного дела, как смерть. Она уже знала, что ей не осталось ничего иного. Нужно только сесть и подождать, пока кровь вытечет из раны на боку, а солнце сварит ее мозг. Боль уже вряд ли усилится, она достигла своего пика и стала слабее, как только девушка остановилась. Достаточно просто подождать. Ее мать, старейший, родственники и ази… она уже не жалела их. Их страдания кончились, ее – пока нет.
Раен покачнулась и дернулась, стараясь предотвратить падение, которого вдруг испугалась. Это движение привело к тому, что она сделала шаг, потом еще один. На мгновение перед глазами потемнело, и паника толкнула ее вперед, спотыкающуюся и вытягивающую руки в сторону скал, которые она видела перед собой. Навалившись на них, девушка вновь обрела способность видеть и продолжала идти вниз. Эти темнота и слепота были как временная смерть; настоящая тоже приближалась: она уже не чувствовала так мучительно солнечного жара. Раен бежала от этой смерти, боролась с мраком, шаталась и спотыкалась, но шла все дальше.
Колючки разорвали ее одежду и кожу на плече, она попятилась и принялась обходить преграду. Она хорошо знала, что это за изгородь, знала, что в этом месте должна остановиться. Должна! Однако измученным телом управляла собственная логика, и она двигалась, не думая об опасности. Разум следил за этим словно издалека, следуя за телом, беспомощный и растерянный, – и вдруг нашел цель.
Семейный Договор рухнул: он погиб вместе с ее матерью, дедушкой и всеми родственниками, был убит Руилами и Холдами. Однако был еще более древний Договор, вписанный в кожу ее израненной ладони – ее хитиновый узор, живые камни.
Она была Контрин, из Семьи, владевшей звездами Гидры, получившей от маджат право колонизации и торговли. Из Семьи, жившей под эмблемой змеи, там, где другие жить не могли. Она была Мет-марен, друг Кургана.
Раен перестала испытывать страх: ей было куда пойти, что делать, она могла заставить Руилов страдать. Перед ее мысленным взором возникло улыбающееся лицо матери, добавившее ей смелости: ТОЛЬКО ПОБЕДА ЛУЧШЕ, ЧЕМ МЕСТЬ. На лице Раен застыла гримаса торжества; сейчас ей стало нужно еще немного воздуха, еще немного жизни и смерть кого-то другого.
Темнота накатывала все чаще. Девушка тащилась от валуна к валуну, шаталась на поворотах, отводила колючие ветви тыльной стороной руки, покрытой хитином… ветви кустов, служивших маджат барьерами.
– Я из Кетиуй! – крикнула она во мглу, окутывающую туманом ее чувства, в холод, заглушающий боль. – Голубой курган! Я Раен Мет-марен! КЕТИУЙ!
Темнота навалилась снова. Она добралась до очередного барьера из кустов, слыша, как что-то стучит над ней о скалы, как падают камни, задетые не ее ногой. Они были вокруг – высокие, кожистые фигуры, затуманенные тени, сверкающие драгоценностями в ослепительном блеске солнца.
– Вернись! – произнесла одна из них баритоном флейты.
Раен заметила черное отверстие в земле, закрыла ладонью рану и сделала последнее, отчаянное усилие. Она уже не чувствовала под собой ног. Не чувствовала ни жары, ни холода, верха или низа, никаких цветов. Тело ударилось о камни, израненная ладонь скользнула по ним, а потом и мгла куда-то исчезла.
2
Работницы затащили ее и уложили поудобнее, стараясь не повредить хрупкую конструкцию, нежную, как свеже отложенное яичко. Их щупальца деловито убирали рваную одежду, стирали отвратительные запахи внешнего мира и счищали пролитую жизненную жидкость. Воины бегали по вестибюлю, обеспокоенные ее вторжением, и ждали распоряжений. Во всем секторе царило замешательство.
Одна из Работниц постигла суть проблемы, обогнула своих подруг, коротко пискнула, чтобы очистили проход, и побежала. Она, как и все жители кургана, была в подсознательном контакте с Матерью, но этот вид связи не годился для передачи подробностей. Требовалось лично сообщить обо всем.
Ее ненадолго задерживали другие работницы, иногда встречавшиеся в коридорах. ЧЕЛОВЕК-В-КУРГАНЕ – ощущали они среди запахов ран и жизненных жидкостей. Тревога продолжалась. Теперь вперед выдвинутся Воины, а Работницы будут возводить баррикады и блокировать туннели. Работница шла дальше, сознавая срочность своей миссии. Ее беспокойство питалось суматохой вокруг, смутным сознанием того, что самые важные дела вышли из-под контроля и угрожали всему кургану: уже ширился хаос, а худшее еще только приближалось.
Слабый свет грибов и сладкий запах Матери особенно насыщал внутренние, ближайшие к Камере залы кургана. Работница миновала Носильщиков Яичек, касаясь, ощущая, передавая сообщение, заставлявшее их ускорять шаги. Какой-то Воин оттолкнул ее в сторону, промчавшись мимо. Он возвращался из разведки, но информация, которую он нес, имела значение только для Воинов. Работница не приняла ее, хоть та и наложилась на ее собственную. Вытягивая передние конечности, она вступила в Камеру.
Мать сидела среди волнующейся массы Трутней и придворных, запах ее имел магнетическую силу. Работница подошла к Ней и в экстазе раскинула усики, отдавая вкус и запах и получая их взамен.
Мать думала, одновременно издавая звуки, иногда по звучания похожие на человеческие слова. Сложная игра голоса и вкуса маджат создавала тонкую сеть, непрерывно сплетающую оба уровня информации.
ВЫЛЕЧИТЕ ЕЕ, – последовало наконец решение. – НАКОРМИТЕ. ОНА И3 КУРГАНА КЕТИУЙ. ЭТО МОЛОДАЯ КОРОЛЕВА РАЕН, РАБОТНИЦЫ ГОЛУБОГО КУРГАНА ВСТРЕЧАЛИ ЕЕ. Я ЧУВСТВУЮ РАНЫ И ПРОЛИТЫЕ ЖИЗНЕННЫЕ ЖИДКОСТИ. ВОИНЫ ПРИНЕСЛИ ИНФОРМАЦИЮ О НАПАДЕНИИ КРАСНОГО КУРГАНА НА РАЙОН КЕТИУЙ. ПРИМИТЕ ЭТУ ГОСТЬЮ.
КОРОЛЕВА. Запах положил начало изменениям в биохимическом статусе Работницы, серьезным изменениям; Трутни также поняли его и беспокойно зашевелились, стараясь соприкоснуться. Разум кургана был един, и Работница представляла лишь один из его узлов. Мать была главным контуром, ключом к смыслу всей деятельности. Остальные сомкнулись – Работницы, Трутни, Искатели и Воины, – каждый черпая из общего интеллекта и по-своему обогащая его.
КЕТИУЙ. Среди них нашелся Трутень, который помнил, ибо именно это было функцией Трутней. Потянулись образы земли до и после строительства человеческого кургана, под названием Кетиуй… купола, сначала один, потом другие, растущие между ними деревья. Память голубого кургана уходила далеко вглубь, хотя обитатели его жили недолго: в воспоминаниях сохранились события, происходившие миллиард лет назад, включая образование гор и то, как возникло озеро, как – несколько раз – оно высыхало, чтобы появиться снова. Память Трутней уходила еще дальше, во времена, что были до курганов, более старых, чем холмы Кетиуй, во времена слабого и еще более слабого интеллекта. Впрочем, эти воспоминания сейчас не имели значения. Люди появились недавно, всего несколько сотен лет назад. Курган сортировал информацию и изучал ее, познавая септ сул Мет-маренов, его цели, его соперничество с септом Руил и их союзниками. Люди думали; их интеллект усиливали необычные чувства, которых не было у кургана; их разум размещался в отдельных телах. Эта концепция продолжала беспокоить курганы: сам факт, что смерть особи может стать причиной утраты сознания, был непостижим для них. Сейчас Мать привела его как аргумент: возможна гибель разума, который нельзя воссоздать.
– КОРОЛЕВА, – беспокойно повторяли Работницы.
– УМИРАЕТ, – добавила одна из них, нарушая порядок.