Едва только в отверстие смог влезть человек, туда незамедлительно, попирая всякое приличие, устремился практикант Федоров. "Ох уж эти молодые": усмехнулся в бороду ученый.
И тут до всей группы донесся изумленный голос изнутри:
- Эй, здесь, кажется, что-то написано по-нашему. Скорее дайте света!
Когда, наконец, проход расчистили, и свет хлынул внутрь, у всей группы рты поразевались от удивления, а Александр Павлович громко и раскатисто расхохотался. Во всю стену, крупными корявыми буквами шла надпись по-русски: "Здесь был Вова"
Последний экзамен
- Здорово, Очкарик! - на весь коридор крикнул Вовочка, - да ты как всегда - "вовремя"!
- Я, как всегда, все рассчитал, - ответствовал Очкарик, подойдя и здороваясь за руку с парнями всей группы.
Договорить им не дали. Открылась дверь, возле которой и толпились студенты, и вышедший преподаватель приветствовал всех ребят (девушки сдавали экзамен в другой день), возвестил о начале экзамена, и попросил проходить по одному.
На входе все показывали преподавателю свои шпаргалки. Парня, что шел перед Очкариком, уже выгнали с экзамена, аргументировав это некомпетентностью его "шпор". "Преподы": только злобно и подумал Очкарик, глядя на это. В следующей комнате студенты тщательнейшим образом прятали шпаргалки кто где на себе и затем шли дальше. То и дело кто-то выбрасывал в утилизатор что-либо.
Очкарик же сразу уверенно направился к нему и отправил туда свои "шпоры". После чего пошел в следующую комнату. Здесь студентов обследовали: просвечивали, прощупывали, простукивали и тому подобное в поисках шпаргалок.
Этот этап Очкарик прошел в абсолютном спокойствии - обнаруживать преподавателям было нечего.
Наконец, студенты попадали в экзаменационную аудиторию - обширное помещение, в котором на солидном расстоянии друг от друга были расставлены ученические столы. Вдоль стены справа от входа располагался стол предметной комиссии.
Очкарик вошел в зал одним из первых и с ухмылкой в сердце следил, как суетятся идущие перед ним. Вот, к столу подошел первый. Отдал зачетку и протянул дрожащую руку к билетам, всем своим видом являя крайнее беспокойство и суеверный страх.
Неуверенно смешал в кучу все билеты, несмотря на слабый протест комиссии, вытащил один, осторожно поднес к глазам, быстро глянул и, побледнев, тут же сунул его в самую кучу остальных.
- Вы понимаете, - запинаясь обратился он к комиссии, - я, конечно, не суеверный, но тут мне во сне приснилось, что прыгаю я с парашютом, прыгаю тринадцатым и… ну и вот.
Он с надеждой поднял глаза на преподавателей:
- Можно другой?
Один из преподавателей грозно на него глянул:
- Какой?
- Тринадцатый, - опущено вздохнул студент.
Преподаватель раскопал всю кучу билетов, вытащил тринадцатый и, с видом: "И не таких видали" отправил парня готовиться отвечать.
Очкарик усмехнулся. Явно этот студент написал исчерпывающие шпаргалки всего по одному билету.
В конце концов, очередь дошла и до Очкарика. Он спокойно проделал все необходимые процедуры и невозмутимо направился на свое место. Преподаватели недоуменно переглянулись: "Давно такого не видали. И это не лихость. Нечисто."
Наконец, все получили свои билеты, и расселись по местам. Возле каждого экзаменующегося стоял преподаватель или ассистент комиссии. Лишь возле Вовочки и, по особому решению, Очкарика - по двое. Очкарик огляделся вокруг, сюда добралось около трети всех, кто пришел сначала, а то и меньше.
Перед студентами вышел председатель комиссии - солидный такой профессор, призвал к вниманию и начал:
- Сейчас вам предстоит Последний экзамен. Кстати, вы вообще знаете, что такое экзамен?
- Беседа двух умных людей, - сострил Вовочка.
Очкарик тяжело вздохнул - такая вдохновенная речь, и коту под хвост!
- А если один из них идиот? - вынужденно принял игру профессор.
- Тогда другой не получит стипендию!
Преподаватель обиделся, и экзамен начался.
Внимательно изучив билет, Очкарик лишь фыркнул от его незатейливости и приступил к работе. Он быстро писал и лишь иногда откидывался на спинку стула, обдумывая фразу, или перевязывая шнурки ботинок, развлекая преподавателей. Иногда он с этой же целью ронял стило на пол, возбуждая законные подозрения в пользовании шпаргалкой.
Над аудиторией висела напряженная тишина. Однако, то и дело кого-нибудь ловили на списывании и выдворяли. Только один раз тишина была прервана пронесшейся по рядам фразой:
- Вовочка засыпался!
Дописав, Очкарик все так же спокойно сдал работу и невозмутимо вышел. Написал он первым. В аудитории к тому времени оставалось едва ли больше пяти человек.
Преподавательский послеэкзаменационный совет проходил в атмосфере полного уныния.
Вернее, даже сказать, что он проходил было бы неверно. Преподаватели сидели обессиленные, разбитые, осунувшиеся. Шутка ли, уже 20 лет никому не удавалось списать на Последнем экзамене! А тут - конечно, всего один со всего курса, но все же! Каков нахал! И что их действительно мучило, так это где он спрятал шпаргалку, и как ею воспользовался?
Время от времени кто-нибудь озарялся догадкой, но тут же, понимая ее несостоятельность, вновь поникал.
- Коллеги! - неожиданно прорезал тишину твердый голос, все лица с надеждой обратились к говорившему, в аудитории стало будто светлее. - Я, кажется, знаю, но догадка моя чудовищна. Он не списывал, он знал!
Философ
Охо-хонюшки-хо-хо, как же мне все это надоело. Сидишь, пишешь, целый день. Они, конечно, достать меня здесь, наказать, значит, не смогут, в будущее, дескать, попасть никак нельзя, будущее, дескать, для каждого прошлого не существует, но, чем черт с ними не шутит?! Вот и сижу тут как последний проклятый, пишу из последних сил.
Э-эх, пишу, значит. Вот они там тоже пишут, на всех углах кричат, значит, это, мол, герои. Они мол, презрев личные желания, и вообще все на свете, ради науки, ради общества, и все такое, отказались от благ цивилизации, и добровольно обрекли себя на вечные скитания и так далее, вдали от родного дома, без малейшей надежды вернуться назад. Я вам так на это скажу: "Врут!"
Мне, например, просто надоели ихние постные рожи. Все-то у них цивилизованно, вежливенько, значит. Спасибо вам, да, пожалуйста, да нет-нет вы уж проходите. Чисто так, что даже плюнуть некуда. Жизни никакой, в общем. А главное - себя девать некуда, почесать в за… затылке, и то помогут!
То ли дело здесь - нагрубишь кому-нибудь, так тебе во всех красках, да по всей форме ответят, плюнешь на мостовую, так никакой электровеник не скачет вприпрыжку подтирать за тобой. А как тут говорят на базаре! О, это сказка, а не разговор, песня, а не слова. Хотя язык у них, надо сказать, самый что ни на есть распаскудный. Навыдумывали, понимаешь, всяких сложностей, и ходят тут довольные. А над пишущим человеком и вовсе издеваются, тоже мне эллины, выдумали для литературы язык особый, обороты всякие, в жизни же никогда так не скажут! Я вам так скажу: "Любите язык родной как зеницу ока". И вам будет хорошо. Я, конечно, понимаю, что, если ребенок с рождения слышит эту абракадабру то совсем это другое дело, но все-таки мне местных детей жалко. Я сам-то едва выучил это дело под гипноизлучателем, и то все цепи позамыкало. Раза, наверное, со сто тридцатого смог сказать, что мама мыла раму. Я же когда к ним, к историкам этим пришел не знал же ни черта. Так захотелось подальше от цивилизации ихней убечь. Они меня прощупали, протестировали и сюда, к грекам, значит, философские их воззрения изучать, определили.
Им же все это зачем нужно? Сведения у них об этой эпохе не достоверные. Вот и рассылают людей во все времена, чтобы писульки всякие писали, как все было на самом деле, выясняли, все это дело фиксировали, кодовым словом подписывали, а они у себя в будущем все это и прочитают. И им хорошо станет.
Вот вы спросите, как это смело так можно людей в прошлое посылать, они же там могут на бабочку всякую наступить, и там, в будущем ерунда какая-нибудь случиться может? Я сам-то толком в этом ничего не смыслю. Они мне, помню, что-то объясняли, что прошлое, дескать, это прошлое и есть, и всякие попытки его изменить, если и были, то уже были, и потому все как есть и получилось. Вот только вы тогда спросите, почему, если все это уже так и было, то зачем посылать кого-то, чтобы писать, если все это уже для них написано. А я так вам на это скажу: "А я знаю?!" Это, в общем, вы лучше у них спросите.
А вообще же жить тут у них неплохо, хотя и удобства "во дворе". С одеждой вот только привыкнуть никак не могу.
Они же что выдумали! Наденут куска два ткани и те по пояс, и так и ходят. Порой на улице такую… увидишь, аж все дыбом становится!
Нет, определенно, у них здесь, все же, здорово. Они хотя и называют себя цивилизацией, а до такой цивилизации как наша им так же далеко, как обезьянам до человека.
Варвары они и есть. И это прекрасно.
Наших, кстати, здесь тоже не мало. Я вот, например, приписан к одному такому будто в ученики. Его тут зовут, и кодовое имя у него - Широкий. Ну и лицо же у него, скажу я вам, ряха, самая, что ни на есть, а не лицо. И сам здоровый такой, вон как та гора, что из окна виднеется. Он сюда борьбу приехал изучать. То ли греческую, то ли греко-римскую, а ему философию, и вообще знания всякие в нагрузку определили. Намучился он с этим делом ужасно. Недавно, вон, из Египта вернулся, про Атлантиду вызнавал. А вообще-то он малый ничего, с юмором. Чтобы этим там, в будущем не скучно было он все свои данные в виде художественной литературы, диалогов, изложил, вот, радовался!