Александр Абрамов
Последняя точка
1
Скорый опаздывал минут на сорок, что погнало всех пассажиров и провожающих на перрон из зала ожидания, как именуются у нас даже на маленьких железнодорожных станциях прокуренные и неподметенные комнаты с неудобными скамьями и ларьками-буфетами. Бурьян, совершивший уже две пересадки на пути из глубинки в глубинку, терпеливо ждал третьей, утешаясь тем, что до Свияжска еще восемь часов езды и он сумеет и пальто просушить и выспаться: ведь у него было место в мягком вагоне, где едут обычно отпускники да командированные, уже успевшие наговориться за целый день.
Как обычно говорят в таких случаях, ему повезло. В купе, куда поместил его проводник, было занято только одно место. Но спутник или спутница? "Попробую угадать", - сказал он сам себе. Чемодан, заброшенный на полку, наполовину выпитая бутылка боржома на столике, и никакой косметики. Ясно: живет на колесах - потому что чемоданчик его уже стар и поношен, прилично зарабатывает - потому что едет не в купейном, а в мягком, и едва ли собутыльник - потому что пьет боржом, а не пиво. А вот возраст, даже не очень точный, предположить трудно. Бурьян взглянул на себя в зеркало, вмонтированное с внутренней стороны двери: крепкий парень, коротко стриженный, лет этак за тридцать с гаком. Уже стар или еще молод? А это смотря по тому, где и в какой среде он живет, какой труд его кормит и каких высот на своем жизненном поприще он мечтает достичь. Бурьян даже усмехнулся, разглядывая свое отображение в зеркале. Для министерства юстиции он не так уж далеко ушел от юноши, а в спорте он уже ветеран, которого, пожалуй, сейчас никто и не помнит.
Дверь поехала в сторону, и Бурьян отступил, пропуская в купе ладно сложенного, уже немолодого мужчину в синем тренировочном спортивном костюме с глубокой тарелкой в руках, полной жареных пирожков - из вагона-ресторана. Поставив тарелку на стол, мужчина сказал, не оборачиваясь:
- Сейчас чай разносить будут. А пока познакомимся.
- Надо ли? - спросил Бурьян.
Человек в синем трико даже отпрянул от неожиданности, столько горечи было в словах Бурьяна. Потом вгляделся и вдруг заулыбался, узнавая:
- Неужто ты?
- Я.
- Сколько же не виделись?
- Лет сто. А до того десять лет из меня жилы тянули. Этого не ешь, того не пей, веса не набирай, ложись и вставай по звонку, пробежка обязательна, о сигаретах забудь. А что вытянули? Бронзу. Стоило ли возиться? - пожал плечами Бурьян.
Человек в синем трико помрачнел даже.
- А ты что думал! Пробежал полтора километра, и сразу в дамки? Золото, видите ли, ему снилось. Так золотые медали не получают, и талант, милок, это - терпение и труд до мокрой от пота майки. А ведь был талант, и третьим местом в чемпионате не швыряйся. Пятиборец был классный и Светличного выпустил вперед явно в интересах команды.
- Кстати, где сейчас Светличный? - спросил Бурьян.
- Тренером где-то в Архангельске. Сейчас уже ученики его домой медали привозят.
- А ваши, конечно, золото?
- Подбираю пока. Есть способные ребятишки. А ты тогда же и совсем из спорта ушел?
- Тогда, дядя Саша. Тогда и ушел.
Бурьян вспомнил, как это было. Начал он семнадцатилетним парнишкой с голубой мечтой о рекордах, а рекордсменами неизменно становились другие. Испытывал себя в любом виде спорта: хорошо плавал, пробегал стометровку за одиннадцать секунд - но в спринте уже боролись за десять, а для стайера он был слишком легок; пробовал и верховую езду, но для жокея был слишком высок. Даже самбистом себя попробовал, но и на ковре редко выигрывал. Наблюдавший за ним тренер, видя его старания, как-то посоветовал: "Техникой ты, брат, везде овладел: все умеешь. А сходи-ка ты к дяде Саше, он у нас с пятиборцами работает. Шутка ли сказать - пять видов спорта надо освоить. А тебе ведь это легче легкого". Совет пригодился: у пятиборцев ему повезло. После первой же пробы вошел в первую десятку, потом в пятерку, а на Всесоюзном чемпионате завоевал третье место. Тогда он и решил, что в спорте ему делать нечего, надо приобретать профессию.
- Что ж ты робил все эти годы? - спросил дядя Саша.
- Заканчивал юридический в Ленинграде.
- Почему в Ленинграде, а не в Москве?
- Ребят знакомых в Москве очень много, болели за меня на чемпионатах. А я знал, что выше третьего места мне уже не подняться. И возраст не тот, и призвания нет.
- Значит, совсем из большого спорта ушел?
- Мы по-разному толкуем это понятие. Вы считаете, что я ушел из большого спорта, а я именно тогда и пришел к нему. В университете подобрал кружок любителей, для которых спорт - это спорт, а не погоня за очками. А сейчас там уже клуб с различными секциями. Начал работать следователем в Белецке - наш легкоатлетический кружок стал лучшим в области. А теперь в Свияжске собираюсь повторить тот же опыт. Любители найдутся, знаю.
- А где это, в Свияжске? - поинтересовался дядя Саша. Бурьян его так и называл, хотя ему самому было уже тридцать шесть лет.
- На этой же линии, - пояснил Бурьян. - Лет десять назад тут и полустанка не было, а сейчас даже скорые останавливаются. Километров за тридцать от станции такой деревообделочный комбинат отгрохали, что вокруг него даже не поселок, а целое городище выросло. Там и административный центр района, где мне придется работать.
- Кем? - зевнул дядя Саша: у него было свое мнение о спорте с прописной буквы.
- Жалеешь? - усмехнулся Бурьян. - Небось думаешь: тренером мог бы остаться. А ведь тренер - это профессия, и не всякий, даже классный спортсмен способен стать хорошим тренером. У меня же есть своя профессия и опыт имеется.
В купе зашел проводник, спросил, не нужно ли чего.
- Разбудите меня за полчаса до Свияжска, - сказал Бурьян.
2
Свияжский перрон встретил Бурьяна сизым, дождливым туманом. Сквозь туман просматривался столь же сизый придорожный ельник и обесцвеченные дождями станционные постройки. Бурьяна никто не встретил.
"Что же остается? - подумал он. - Или ждать до утра первого автобуса, или двинуться пешком по шоссе в надежде поймать случайную грузовую машину: на большом заводе работает, поэтому и ночная смена".
Бурьян избрал второе решение. И не ошибся. Через полчаса его обогнал грузовик с шифером: Свияжск, видимо, расширялся, застраивая лесные просеки. Обогнав Бурьяна, водитель остановил машину и выглянул из кабины. Он был в старой, замасленной брезентовой куртке. Лицо, обезображенное синеватым шрамом, не вызывало симпатии.
- В город или на сплавку? - спросил он. - За десятку могу подбросить.
- Ого, - сказал Бурьян.
- В Москве в такси и дороже заплатишь. Так что, едем или не едем?
- Ладно, - согласился Бурьян.
О шраме, искажающем лицо водителя, он не спрашивал: неудобно все-таки начинать с этого разговор. Начал его сам водитель:
- Ты мне на рожу-то не гляди - я не девка. А это украшение мне фриц в сорок третьем оставил. Расписался осколком гранаты.
- Сколько же вам лет сейчас? - спросил Бурьян.
- До пенсии еще не дотянул. Ну, и кручу баранку, пока сил хватает. А ты к нам зачем - работать или приказывать?
- А это уж как придется. Я в прокуратуру еду. Ваш новый следователь.
Водитель скосил глаза на него, потом отвернулся и сплюнул в открытое окошко кабины.
- Зря я с тобой связался, парень, - сказал он, не глядя на Бурьяна.
- Почему? - удивился тот.
- Не люблю легавых. Нашего брата чуть что - и к ногтю, а своих покрываете. У нас тут главный инженер человека убил, а его до сих пор не судят. За решеткой сидит, а суда нет. Серчает народ.
- Может быть, еще не собраны все доказательства? - спросил Бурьян.
Шрам на лице водителя совсем посинел. В скошенных глазах его Бурьян прочел даже не возмущение, а полное неуважение к нему и его профессии.
- Какие еще доказательства? - ответил водитель сквозь зубы. - На людях убил. Из того же ружья, с каким на охоту ходил. И за что? Бабу не поделили. Убитый с женой его гулял.
- Разберемся, - неопределенно сказал Бурьян и замолчал.
Молчал и водитель, думая о чем-то своем, потаенном и, возможно, для Бурьяна неинтересном. Он сидел выпрямившись, напялив на серые космы кепку, прямо от которой и тянулся вниз, пересекая губы и бороду, шрам. Лесной массив кончился, машина въезжала уже на окраину города. Навстречу побежали придорожные деревянные домики без удобств, но с садово-огородными участками, переулочные просеки, трехэтажное здание школы, аптечный киоск и продовольственный магазин, у дверей которого уже выстраивалась ожидающая открытия очередь. "Вот тебе и Свияжск, древнерусский деревянный город, удостоенный ныне звания районного центра, - усмехнулся про себя Бурьян. - Привыкай к пейзажу, юрист. Ведь тебе здесь, может быть, долго придется работать и жить".
Водитель притормозил у вполне современного павильона из стекла и бетона, с вывеской, на которой выпуклыми деревянными буквами значилось: "Кафетерий".
- Расплачивайся, следователь, - сказал водитель, - мне на завод, а твое ведомство на поперечной улице, третий дом с угла. А это, - он кивнул на павильон, - "обжорка" для наших холостяков, которые к восьми на работу идут. В семь открывается, так что ждать тебе самую малость. А с делом инженера не тяни, покажи прыть.
"Вот оно и ожидает меня, мое первое дело", - сказал себе Бурьян и присел верхом на чемодане у дверей "обжорки".