Последнее дежурство у Фомы закончилось в пятницу, брали притон сатанистов, пришлось поработать физически - обкурившиеся идиоты, даже не подписавшие договоров со Службой Спасения и пытавшиеся принести кровавую жертву, решили отбиваться. Двух человек они накануне уже выпотрошили посреди пентаграммы, еще двое у них было в запасе, когда началась операция по захвату. Понятно, что никто не церемонился. Всех брать живыми приказа не было, но подразумевалось, что допрос будет далеко не лишним. А вдруг Служба Спасения направила этих идиотов на такие дела? Представитель Службы клялся, но это только Дьявол не врет, а слуги его - вполне могут и соврать. Вот и работали опера вручную. Снайпер выстрелил всего лишь дважды.
Вот Фома и перед операцией получил отпущение, и после. Как, впрочем, и Иван. Были заодно отпущены и грехи вперед, на выходные. Легкие грехи, бытовые. Получается, что для совершения того самого смертного, смертельного непредставимого греха у Фомы было время от вечера пятницы, до середины дня воскресенья. Причем в пятницу Фома был не в том состоянии, чтобы отправиться куда-то, кроме душа и постели.
В субботу они встретились почти в полдень и расслаблялись в "Трех поросятах" часов до трех утра. Остается совсем ничего. Остается несколько часов воскресенья.
Что мы знаем о планах Фомы на воскресенье?
О планах Фомы на воскресенье мы знаем только то, что он собирался пойти в те же самые "Три поросенка" и закадрить новую официантку.
Иван глянул на часы. Не успевал он зайти к Джеку Хаммеру. И, кроме того, что он там спросит? Был? Был, ответит Хаммер. Кадрил? Кадрил, только не обломилось ему. Джек своих официанток подбирает лично и с совершенно конкретной целью. И конкурентов в этом деле, во всяком случае в самом начале работы новой официантки, не потерпит. Что дальше?
Иван сунул руку в карман, нащупал четки.
Еще вот это. Вынимать их из кармана не стоит, кто-то из ребят врал, что весь двор и, тем более, курилка просматривается камерами. Инквизиция вполне могла такое устроить в целях профилактики.
Четки.
Иван передвинул несколько шариков по нити. Попытался на ощупь представить себе, как четки выглядят. Возле трупа он их подобрал не глядя, сгреб и спрятал, даже вместе со щепками и камешками. Потом допрос, потом пьянка, потом сон и накачка. В общем, не посмотрел.
Можно встать и выйти. Пройти куда-нибудь в укромное место, посидеть, посмотреть. Хотя хренушки найдешь такое место в Старом городе: все просматривается, все пишется камерами в целях безопасности. А за Иваном добрые Серафим и Токарев вполне уже могли установить наблюдение. Тоже на всякий случай.
Интересно, если он сейчас встанет спокойно, двинется на выход, быстро пересечет Старый город и заскочит в офис Службы Спасения возле той же Итальянской больницы? Сразу остановят или дождутся, пока он придет на совещание, благоухая серой?
Хотя Служба Спасения может его и не принять. Зачем? Он уже и так почти у них в руках.
Еще раз - четки, напомнил себе Иван. Гладенькие, чистые, не могли они лежать там давно. Совпадения, конечно, случаются, но так, чтобы в руинах выбрать одно и то же здание, войти и случайно умереть на том месте, где кто-то потерял четки? Не бывает.
Либо там кто-то что-то оставил… для Фомы, для черта лысого - не важно. Оставил, а Фома пошел. Узнал и пошел или за своим пошел - опять-таки не важно. Важно, что вошел он в эту лавочку, и сразу же за ним вошли галаты? В ту же секунду? Еще одно совпадение. И, кстати, не объяснявшее внезапную стрельбу Фомы. В воскресенье. Снова совпадение, и снова совершенно нереальное.
Они могли зайти случайно, но не в ту же секунду. Значит, Фома был в домике некоторое время. Был. Что-то искал? Но не нашел. Не мог он в том состоянии что-либо прятать. Как сел возле кучи мусора, так до самой смерти… Иван смотрел внимательно, не было там кровавых дорожек. Все умерли на своих первоначальных местах.
Что следует из этого?
Следует, что можно сходить в ту хибару и все там перерыть. Как вариант. Но что-то подсказывало Ивану, что Токарев не дурак, и что он то же самое обдумывал, и обыскать руины ему не могло не прийти в голову. И отцу Серафиму…
Блин, сказал Иван. Отец Серафим вчера лично прибыл с бригадой. Какого рожна? Нету для этого священников попроще? Когда это Шестикрылый лично отправлялся на выезд? Как бы не в октябре. На облаву. Тогда и оперов погнали человек пятьдесят, и еще придали солдат, ну и священники все поехали, ожидалась перестрелка, и потери, естественно, тоже ожидались.
Получается, Фома был в центре внимания. И на изучении личных дел его поймали. Вот тогда могли и заподозрить. Или еще когда.
То есть, если что-то и было в руинах, то там его уже нет. Если что-то было…
А если он шел за этими самыми четками? В них что-то такое, особо греховное? Что?
А хрен его знает, честно должны мы ответить на этот провокационный вопрос, дорогие друзья. Что там можно спрятать, в четках? Магия? На проходной эту магию быстро бы засекли, или в воротах Старого города, или даже в общежитии.
Иван посмотрел на Иглу, соединявшую серый город с серыми низкими тучами. Солнца не было, Игла выглядела как четкая темно-серая линия на фоне клубящейся неопределенности туч.
В солнечную погоду Игла блестит. Но даже в солнечную погоду непонятно, заканчивается она где-нибудь или истончается до невидимости и тянется к небесной тверди. Есть две загадки одинаково неразрешимые, гласила дежурная шутка: достает ли Игла до неба, и сколько ангелов в ней вмещаются.
Какой-то поэт - Иван слышал по радио - читал поэму про то, что Игла является струной, что божественный ветер извлекает из нее божественную музыку. Стихи были, на взгляд Ивана, так себе, но свое мнение в этой области Иван честно не считал единственно верным. Даже вообще верным.
Лично Ивану казалось, что Игла - это лифт, по которому ангелы перемещаются с земли на небо и обратно. Он даже представлял себе, как сонмы ангелов, выполнив работу на земле, устремляются бесконечным потоком вверх, сжимаясь, набирая скорость, и выплескиваются уже за твердью небесной, эдаким фонтаном облегчения.
Выслушав рассуждения Ивана, Фома кивнул и сказал, что там еще есть турбинка, которую ангелы вращают, вырабатывая Божью силу. Они оба поржали, потом исповедовались. И даже епитимью не получили - за слова не наказывали.
Иван отвернулся от Иглы, глянул на здание Конюшни.
"Ну чего ты головой крутишь, болезный", - с насмешкой сказал себе Иван. Понятно же, что Фома с кем-то встречался в руинах. Разговаривал с кем-то.
Тогда все сходится.
Укромное место, даже камерами не охвачено. Фоме назначили встречу, Фома приходит, разговаривает. С кем-то таким, общение с которым нельзя светить. Ни в коем случае нельзя. Они беседуют, увлеченно беседуют, настолько увлеченно, что не слышат подхода галат.
Шорох, Фома резко поворачивается и стреляет - не в галат стреляет - в свидетелей. Убивает одного, получает три пули, убивает второго, но собеседник уходит. Собеседник не пытается помочь, просто исчезает. Чисто уходит, не заметив, что потерял четки. Фома начинает умирать, но грехи пугают, он вспоминает Ивана, звонит и подставляет.
Вот теперь все законченно и логично.
Непонятно, с кем разговаривал Фома, но это уже совсем другая история. И как Фоме назначили встречу. По телефону, что по стационарному, что по мобильнику, - вряд ли. Дьявол не врет, а Объединенная Инквизиция не дремлет. У тех на эмблеме ладошка с птичкой, у этих - глаз. По телефону умные люди не секретничают.
Мораль - если мы хотим понять, с кем общался Фома, то нужно проверить его контакты за последнее время. Иллюзорная надежда, но не слепая. Отнюдь. Иван давно слепо не надеялся.
Даже сейчас - надежды на спасение не было, был лихорадочный перебор вариантов. Поиск возможностей.
Зазвонил мобильник.
- Да.
- Сколько времени, не подскажешь? - осведомился Токарев.
Иван глянул на часы - тринадцать пятьдесят.
Так он Токареву и сказал. И добавил, что, конечно, предельно благодарен за контроль и отеческое участие, но пока еще Иван Александров памяти не лишился…
- Не юродствуй, - приказал Токарев. - Совещание не у меня в кабинете и не в тактическом зале. Жду тебя и группу в предбаннике.
- Группу мне предупредить?
- Группу я предупредил. Сам не опаздывай.
Иван и не опоздал.
Пришел первым, благо предбанник был в двух шагах от курилки.
Иван открыл дверь, занес ногу над порогом и замер. В комнате пахло серой.
Кобура с "умиротворителем" стала тяжелой, рука сама потянулась к оружию.
В комнате было двое - Токарев, сидевший лицом ко входу, и кто-то, повернутый спиной. Голова и плечи возвышались над спинкой кресла, темные волосы, короткая стрижка, отражение лампы на блестящей черной кожаной куртке.
- Проходи, - сказал Токарев, указывая на кресло возле себя. - Присаживайся.
Его собеседник не оглянулся, сидел неподвижно, будто не имел права отвести взгляд от ТэТэ или не мог отвести взора от такой красоты неземной.
Иван прошел к креслу и сел. Серой не пахло - воняло. Этот предавшийся даже не пытался скрыть аромата Преисподней.
Лет тридцать пять, почти ровесник Ивана, но лицо совершенно незнакомое. Хотя - совершенно обычное, не искаженное страстями и не обезображенное пороками. Даже симпатичное. Девки от таких млеют. Иногда даже не обращая внимания на запах. С другой стороны, общение, даже близкое, с предавшими не запрещено. Клеменс - Гетлиберг, мать вашу.
Вот он сейчас еще и руку подаст.
Слава Богу, не подал.
Сидел молча, и на губах его блуждала легкая чуть ироничная улыбка.