– И меры, конечно, приму. Но я не оперативник, а здесь необходимо провести расследование. Или я что‑то путаю?
– Расследование – это замечательно, а менты – самые подходящие для этого дела люди.
– Не уверен. Слушай, о чем мы спорим? Ты не раз проводила расследования по поручению Деда, а теперь, когда речь идет о его безопасности… Хорошо, возможно, речь идет о его безопасности…
– В милиции вряд ли придут в восторг, если я начну путаться у них под ногами, – напомнила я, но это не произвело на него никакого впечатления.
– Не смеши. Они уже давно привыкли. То есть я хотел сказать, что если бы путаться у них под ногами начал я, тогда другое дело, а ты для них свой человек. И им хорошо известно, как к тебе относится Дед. Так что рядовые сотрудники помогут тебе по старой дружбе, а начальство мешать не будет. Что скажешь?
Вообще‑то Ларионов был прав. Не раз и не два я проводила расследование, когда это было угодно Деду, и друзья у меня имеются, которые захотят помочь, и начальство в самом деле не будет особо против. Но все равно меня переполняло желание послать Ларионова к черту хотя бы за то, что так торопился переложить свою головную боль на меня. Хотелось, но было одно «но» – речь шла о Деде, и теперь я думала: чем черт не шутит, может, он в самом деле кого‑то так прижал, что этот «кто‑то» всерьез решил от него избавиться?
Тут надо заметить, что наши отношения с Дедом простыми не назовешь. У меня самой не раз возникало желание избавиться от него. Не буду врать, что я столь кровожадна и мечтала о его кончине, меня бы вполне устроило, если бы мы просто больше никогда не встречались.
Но как только я допустила мысль о том, что ему угрожает опасность, беспокойство меня не оставляло. Даже думать не хотелось, что… У большинства людей редко прослеживается логика в желаниях и поступках, а искать ее у меня – и вовсе бесполезное занятие. Так что, сидя в кафе напротив Ларионова, я уже знала, что опять влезаю в какое‑то дерьмо, хотя не далее как вчера клялась и божилась…
– Хорошо, – кивнула я без всякого намека на энтузиазм. – Пошарим, посмотрим, глядишь, чего‑нибудь и нароем.
– Спасибо, – совершенно серьезно сказал Ларионов и даже похлопал меня по руке.
– Чудеса, – сказала я.
– Что? – не понял он.
– Ничего. С людьми творится что‑то странное. Ладно, мы уже довольно долго мозолим глаза друг другу, пора и честь знать.
Он расплатился и спросил:
– Идем?
– Я еще немного посижу.
Ларионов кивнул на прощание и скрылся с глаз. Не успела я ощутить большую радость от его ухода, как зазвонил мой мобильный. Высветившийся номер ничего мне не сказал, но я по доброте сердечной решила ответить и голос узнала сразу. Звонил Сергеев, с которым мы не так давно простились в больнице.
– Говорить можешь? – незамысловато начал он.
– Я даже спеть могу.
– Это хорошо. Подскажи, дураку, что там у вас за дела такие, чтобы ненароком шишек не набить?
– Нет у меня дел, я почти что на пенсии.
– Брось. С какой стати нашу власть заинтересовало это убийство?
– Ты бы у власти и спрашивал, – съязвила я.
– Ты на Ларионова намекаешь? У меня нет ни малейшего желания иметь дело с этой крысой. Знать бы еще, кто из наших ему стучит, набил бы морду с большим удовольствием.
– Заодно и Ларионову набей. Я бы охотно поучаствовала, да боюсь, не будет мне такого счастья.
– Я тоже невезучий.
– Я знаю не больше твоего, – заговорила я уже серьезно. – Ларионов может знает больше, но он своими знаниями со мной не поделится.