- Вы правы, - сказал Гилмер. - Быть может, она разумна ничуть не меньше нас с вами. Быть может, это - выродившийся потомок великой расы, что некогда правила Марсом… - Он выхватил изо рта сигару и швырнул ее на пол. - Черт побери! Предполагать можно что угодно. Правды мы с вами, вероятно, не узнаем, как не узнает и человечество в целом.
Доктор поднялся, ухватился руками за край резервуара с окисью углерода и подкатил его к аквариуму.
- А надо ли ее убивать, док? - прошептал Вудс. - Неужели надо?
- Разумеется! - рявкнул Гилмер, резко повернувшись на каблуках. - Представляете, какой поднимется шум, если узнают, что Меховушка прикончила экипаж звездолета и свела с ума животных в зоопарке? А что, если такое будет продолжаться? В ближайшие годы полетов на Марс явно не предвидится - общественное мнение не позволит. А когда следующая экспедиция все же состоится, ее члены, во-первых, будут готовы к ультразвуковому воздействию, а во-вторых, им строго-настрого запретят брать на Землю таких вот меховушек. - Он отвернулся, потом снова посмотрел на корреспондента: - Вудс, мы с вами старые приятели. Знаем друг друга давным-давно, выпили вместе не одну кружку пива. Пообещайте, что ничего не опубликуете. А если все-таки напечатаете, - зычно прибавил он и широко расставил ноги, - я вас в порошок сотру!
- Обещаю, - сказал Вудс. - Никаких подробностей. Меховушка умерла. Не вынесла жизни на Земле.
- Вот еще что, Джек. Нам с вами известно, что ультразвук частотой тридцать миллионов герц превращает людей в безмозглых убийц. Нам известно, что его можно передавать через атмосферу - вероятно, на значительные расстояния. Только подумайте, к чему может привести использование такого оружия! Наверно, те, кто бредит войной, рано или поздно узнают этот секрет, но только не от нас.
- Поторопитесь! - с горечью в голосе произнес Вудс. - Поспешите, док. Вы слышали Меховушку. Не длите ее страданий. Ничем другим мы ей помочь не можем, хотя втянуть втянули. Ваш способ - единственный. Она поблагодарила бы вас, если бы знала.
Гилмер повернулся к резервуару, а Вудс снял трубку и набрал номер редакции "Экспресс".
В его мозгу по-прежнему звучал тот щенячий скулеж - горький, беззвучный крик одиночества, скорбный плач по дому. Бедная, бедная Меховушка! Одна в пятидесяти миллионах миль от дома, среди чужаков, молящая о том, чего никто не в силах ей предложить…
- "Дейли экспресс", - послышался в трубке голос ночного редактора Билла Карсона.
- Это Джек, - сообщил Вудс. - Слушай, у меня есть кое-что для утреннего выпуска. Только что умерла Меховушка… Да, Меховушка, то животное, которое прилетело на "Привет, Марс-IV". Ну да, не выдержала, понимаешь… - Он услышал у себя за спиной шипение газа: Гилмер открыл клапан.
- Слушай, Билл, я вот о чем подумал. Можешь написать, что она умерла от одиночества… Точно, точно, от тоски по Марсу… Пускай ребята постараются: чем слезливей - тем лучше…
Страшилища
Новость сообщил мох. Весточка преодолела сотни миль, распространяясь различными путями, - ведь мох рос не везде, а только там, где почва быта скудной настолько, что ее избегали прочие растения: крупные, пышные, злобные, вечно готовые отобрать у мха свет, заглушить его, растерзать своими корнями или причинить иной вред.
Мох рассказывал о Никодиме, живом одеяле Дона Макензи; а все началось с того, что Макензи вздумалось принять ванну.
Он весело плескался в воде, распевая во все горло разные песенки, а Никодим, чувствуя себя всего-навсего половинкой живого существа, мыкался у двери. Без Макензи Никодим был даже меньше, чем половинкой. Живые одеяла считались разумной формой жизни, но на деле становились таковой, только когда оборачивались вокруг тех, кто их носил, впитывая разум и эмоции своих хозяев.
На протяжении тысячелетий живые одеяла влачили жалкое существование. Порой кому-то из них удавалось прицепиться к какому-нибудь представителю растительности этого сумеречного мира, но такое случалось нечасто, и потом, подобная участь была не многим лучше прежней.
Однако затем на планету прилетели люди, и живые одеяла воспрянули. Они как бы заключили с людьми взаимовыгодный союз, превратились в мгновение ока в одно из величайших чудес Галактики. Слияние человека и живого одеяла являлось некой разновидностью симбиоза. Стоило одеялу устроиться на человеческих плечах, как у хозяина отпадала всякая необходимость заботиться о пропитании; он знал, что будет сыт, причем кормить его станут правильно, так, чтобы поддержать нормальный обмен веществ. Одеяла обладали уникальной способностью поглощать энергию окружающей среды и преобразовывать ее в пишу для людей; мало того, они соблюдали - разумеется, в известной степени - основные медицинские требования.
Но если одеяла кормили людей, согревали их и выполняли обязанности домашних врачей, люди давали им нечто более драгоценное - осознание жизни. В тот самый миг, когда одеяло окутывало человека, оно становилось в каком-то смысле его двойником, обретало рассудок и эмоции, начинало жить псевдожизнью куда более полной, чем его прежнее унылое существование.
Никодим, помыкавшись у двери в ванную, в конце концов рассердился. Он ошущал, как утончается ниточка, связывающая его с человеком, и оттого злился все сильнее. Наконец, чувствуя себя обманутым, он покинул факторию, неуклюже выплыл из нее, похожий на раздуваемую ветром простыню.
Тусклое кирпично-красное солнце, сигма Дракона, стояло в зените над планетой, которая выглядела сумеречной даже сейчас. Никодим отбрасывал на землю, зеленую с вкраплениями красного, причудливую багровую тень. Ружейное дерево выстрелило в него, но промахнулось на целый ярд. Нелады с прицелом продолжались вот уже несколько недель: дерево давало промах за промахом; единственное, чего ему удавалось добиться, - это напугать Нелли - так звали робота, отличавшегося привычкой говорить правду и являвшегося бухгалтером фактории. Однажды выпущенная деревом пуля - подобие земного желудя - угодила в металлическую стенку фактории. Нелли была в ужасе, однако никто не потрудился успокоить ее, ибо Нелли недолюбливали. Пока она находилась поблизости, нечего было и думать о том, чтобы позаимствовать со счета компании энную сумму. Кстати говоря, именно поэтому Нелли сюда и прислали.
Впрочем, пару недель подряд она никого не задевала, поскольку все увивалась вокруг Энциклопедии, который, должно быть, мало-помалу сходил с ума, пытаясь разобраться в ее мыслях.
Никодим высказал ружейному дереву все, что он о нем думал, - мол, спятило оно, что ли, раз стреляет по своим, - и направился дальше. Дерево, мнившее Никодима отступником, растительным ренегатом, выстрелило снова, промахнулось на два ярда и решило, по-видимому, не тратить зря патроны.
Тут-то Никодим и узнал, что Олдер, музыкант из Чаши Гармонии, создал шедевр. Это событие произошло, по всей видимости, пару-тройку недель тому назад - Чаша Гармонии располагалась чуть ли не на другом конце света, и новости оттуда шли долго; тем не менее Никодим круто развернулся и устремился обратно.
О таких новостях нужно извещать немедля. Скорее, скорее к Макензи! Оставив за собой облако пыли, которую умудрился поднять, Никодим ворвался в дверь фактории. Висевшая над ней грубая вывеска гласила: "Галактическая торговая компания". Для чего она понадобилась, никто не знал; прочесть ее было под силу только людям.
Никодим с ходу врезался в дверь ванной.
- Ладно, ладно! - отозвался Макензи. - Уже выхожу. Потерпи чуток, я сейчас.
Никодим улегся на пол, весь трепеща от переполнявшего его возбуждения.
Макензи вышел из ванной, позволил Никодиму устроиться на привычном месте, выслушал его, а затем направился в контору, где, как и ожидал, обнаружил фактора Нельсона Харпера. Тот сидел, задрав ноги на стол и вперив взгляд в потолок; во рту у него дымилась трубка.
- Привет, - буркнул он и указал чубуком трубки на стоявшую рядом бутылку. - Угощайся.
Макензи не заставил себя упрашивать.
- Никодиму стало известно, что дирижер по имени Олдер сочинил симфонию. Мох уверяет, что это шедевр.
- Олдер, - повторил Харпер, убирая ноги со стола. - Никогда о таком не слышал.
- Кадмара тоже никто не знал, пока он не сочинил симфонию Алого Солнца, - напомнил Макензи. - Зато теперь он - знаменитость.
- Что бы ни сотворил Олдер, пускай даже крохотную пьеску, мы должны заполучить это. Народ на Земле сходит с ума от музыки деревьев. Взять хотя бы того парня… ну, композитора…
- Его зовут Уэйд, - сказал Харпер. - Дж. Эджертон Уэйд, один из величайших композиторов Земли всех времен. Перестал писать музыку после того, как услышал отрывок симфонии Алого Солнца. Затем исчез; никто не знает, куда он делся. - Фактор задумчиво повертел в пальцах трубку и продолжил: - Забавно, черт побери. Мы прилетели сюда, рассчитывая отыскать, в лучшем случае, новые наркотики или какой-нибудь необычный продукт, словом, нечто вроде деликатеса для первоклассных ресторанов по цене десять баксов за тарелку, - на худой конец, новый минерал, как на эте Кассиопеи, И вдруг на тебе - музыка! Симфонии, кантаты… Жуть!
Макензи снова глотнул из бутылки, поставил ее обратно на стол и вытер губы.
- Не то чтобы мне нравилось, - проговорил он. - Правда, в музыке я разбираюсь постольку поскольку, но все равно: от того, что мне доводилось слышать, прямо выворачивает наизнанку.
- Главное - запастись сывороткой, - посоветовал Харпер. - Если не воспринимаешь музыку, знай себе коли укол за уколом, и все будет в порядке.