Дорога на Элинор - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович

Элинор - таинственная планета, где происходит действие нового романа, написанного Песахом Амнуэлем… А может, не им? Может, не Амнуэль - автор романа, а Владимир Берман, главный герой этого произведения? Возможно ли, чтобы литературный герой претендовал на авторство? Но это еще только уголок тайны - вдруг оказывается, что автор "Вторжения в Элинор" не Амнуэль и не Берман, а некто, скрывающийся под фамилией Ресовцев. Человек, покончивший с собой в тот день, когда Берман обнаружил у себя диск с текстом не написанного им романа. Туго затягивается узел приключений и поисков. Куда ведет путь прозрения? В каком мире происходят приключения? В чем тайна Элинора? Автор (авторы?) романа приберегают разгадку до последней страницы…

Содержание:

• Глава первая 1

• Глава вторая 3

• Глава третья 4

• Глава четвертая 5

• Глава пятая 7

• Глава шестая 10

• Глава седьмая 11

• Глава восьмая 13

• Глава девятая 16

• Глава десятая 17

• Глава одиннадцатая 18

• Глава двенадцатая 20

• Глава тринадцатая 21

• Глава четырнадцатая 22

• Глава пятнадцатая 24

• Глава шестнадцатая 25

• Глава семнадцатая 27

• Глава восемнадцатая 30

• Глава девятнадцатая 31

• Глава двадцатая 32

• Глава двадцать первая 33

• Глава двадцать вторая 34

• Глава двадцать третья 36

• Глава двадцать четвертая 38

• Глава двадцать пятая 42

• Глава двадцать шестая 46

• Глава двадцать седьмая 48

• Глава двадцать восьмая 50

• Глава двадцать девятая 55

• Глава тридцатая 57

• Глава тридцать первая 60

• Глава тридцать вторая 61

• Глава тридцать третья 62

• Глава тридцать четвертая 62

• Предисловие 63

Павел (Песах) Амнуэль
Дорога на Элинор

Глава первая

- Станция "Рижская", - просипел простуженный и давно растерявший интонации женский голос. Терехов вспомнил, каким был этот голос раньше, десять лет назад, когда он, молодой тогда и зеленый, как стручок гороха, ездил по замоскворецкой линии к своему первому издательскому рецензенту. Неужели, подумал он, с тех пор магнитофонную запись ни разу не возобновляли и в кабине машиниста все эти годы крутилась одна и та же катушка?

Поезд вылетел из тоннеля на станцию, и Терехов, продолжая думать о судьбе женщины, оставившей на ленте некогда красивый и ясный голос, поднялся и направился к раскрывшимся дверям.

- Осторожно, двери закрываются, - сообщило поездное радио, - следующая станция "Алексеевская".

Терехов шагнул на перрон в тот момент, когда створки начали сдвигаться. Что-то толкнуло его в спину, жестко вывернуло правую руку, и пальцы, державшие "дипломат", разжались.

Поезд умчался, красные габаритные огни исчезли за поворотом тоннеля, и только тогда Терехов понял, что его ограбили. "Дипломат" выхватили, когда он выходил из вагона, и грабитель уехал к станции "Алексеевская", а оттуда - в непредсказуемом направлении.

Терехов растерянно огляделся - никому до него не было дела, никто и внимания не обратил на случившееся. Милиционер, стоявший шагах в десяти, внимательно следил за группой парней, только что спустившихся на перрон: у каждого в руке была початая полуторалитровая бутылка пива "Бочкарев", и со стороны ребята похожи были на героев-панфиловцев, готовых броситься под любой самый завалящий танк.

- Черт! - сказал Терехов. - Черт, черт, черт!

- Что, простите? - повернула к нему голову старушка, семенившая по перрону с большой кошелкой в руке.

- Нет, это я так, - пробормотал Терехов, растерянно заглядывая в жерло тоннеля, втянувшего в себя поезд с самым драгоценным, что могли у него отобрать. Во всяком случае, таким было первое ощущение - отобрано единственное, ради чего он жил последние месяцы. Не "дипломат", конечно, - подумаешь, предмет роскоши. Не кошелек с деньгами - сколько там было, сотни две, не больше. И не книга, которую он читал в дороге. Но среди бумаг лежала коробочка с двумя компьютерными дисками. Одинаковыми дисками, на каждом из которых был записан окончательный, проверенный вариант его нового романа.

Какой кошмар, подумал Терехов, придя в себя, наконец, настолько, чтобы ощутить определенную комичность произошедшего. В былые годы потеря портфеля действительно могла бы обернуться трагедией. Достоевский, переписав начисто окончательный вариант "Преступления и наказания", повез издателю рукопись, а в дороге (на чем он ехал-то? На извозчике, видимо; тогда, кажется, даже конки еще не появились) нелепый грабитель, польстившись на с виду богатый саквояж, рукопись-то и спер. Вот это была бы трагедия. Писать роман заново? Это ж какие моральные усилия надо над собой совершить! А если - как у него с "Астрой" - договор, и сроки поджимают, а за неделю новый роман не написать?

Пройдя мимо милиционера (вот уж к кому не стоит обращаться, себе дороже, по инстанциям затаскают, а дипломата не найдут, поди его найди в десятимиллионном городе и без всяких улик), Терехов поднялся в сумрачный вестибюль и вышел под козырек, защищавший от прямых лучей полуденного июльского солнца, но вовсе не от жары, павшей на столицу в последние дни, будто пуховое одеяло, не к сроку наброшенное на уставшее тело. Он снял с пояса мобильник (хорошо, подумал он, ведь и телефон мог оказаться в злосчастном "дипломате") и позвонил в издательство.

- Але, - весело сказал голос редактора Варвары.

- Варя, - трагическим тоном произнес Терехов, стараясь вложить в свои слова побольше инфернальной тоски, - у меня неприятность.

- Господи, Владимир Эрнстович, - всполошилась Варвара, - вы живы?

Она решила, что он звонит из Чистилища?

- И даже вполне здоров, - смягчил тон Терехов. - Но понимаешь, какая штука. Я ехал к вам, вез диск…

- Как договорились, - подтвердила Варвара.

- И в метро у меня стащили "дипломат", - сообщил Терехов. - Прямо из руки вырвали.

- Вы в милицию заявили? - строго сказала Варя, верившая в силу правоохранительных органов, поскольку целыми днями читала по долгу службы романы известных и неизвестных авторов, большая часть которых описывала тяжкие будни работников уголовного розыска.

- Варя, - с досадой произнес Терехов, - о чем ты говоришь? Кто будет искать какой-то "дипломат", уехавший в неизвестном направлении? То есть, направление как раз известно - в сторону "Алексеевской", - но… В общем, я хочу сказать, Варя, что придется мне возвращаться домой и переписывать файл. Это займет часа полтора - туда-обратно, - но ведь не смертельно, правда?

- По сравнению с потерей "дипломата"… - сочувственно сказала Варя. - Конечно, Владимир Эрнстович. Я буду до конца дня. Правда, печенье вас не дождется - знаете, какие у нас девочки сладкоежки?

- Я принесу пачку вафельных, - сказал Терехов. - Вдвоем с вами и съедим. С рюмкой чая.

Варвара глупо хихикнула, представив себе неизвестно что, и Терехов отключил связь. В кармане рубашки он нащупал две десятирублевки - случайно положил, когда менял в кассе деньги на жетончики, хоть в этом повезло, иначе пришлось бы ловить такси и у дома просить водителя дожидаться, пока он поднимется в квартиру, таксисты этого не любят и правильно делают - наверняка многие клиенты сбегают, не заплатив.

На перроне давешний милиционер стоял на прежнем месте и смотрел, похоже, в ту же точку - может, это вообще был не живой человек, а памятник московскому правопорядку, выполненный в натуральную человеческую величину и из естественного человеческого материала?

Подошел поезд, и Терехов шагнул в вагон, оглянувшись в последний момент - может, случится чудо, и грабитель окажется на перроне в толпе?

Станция проплыла мимо, колеса застучали на стыках, Терехов сел рядом с мужчиной, читавшим книгу в яркой обложке, и закрыл глаза.

День начался плохо, к чему удивляться, что он так же плохо и продолжился? С раннего утра в квартире на четвертом этаже начали давно задуманный евроремонт, застучали молотки, дрель с диким визгом вгрызалась в старый, но крепкий, еще шестидесятых годов, бетон. В ушах звенело, зубы ныли - хорошо хоть работать сегодня Терехов не собирался. Быстро позавтракав, он переписал на диски файл с романом (дважды - вдруг один из дисков окажется сбойным) и поехал в издательство, поскольку его вторую неделю торопили со сдачей. По плану роман уже должен был уйти в производственный отдел, а ведь его еще не читали ни Варвара (обычно не менявшая в его рукописях ни слова), ни корректор Дина Львовна (все время жаловавшаяся на изобилие запятых, которые Терехов ставил во всех случаях, представлявшихся ему сомнительными).