Синан схватил ближайшее оружие, оказавшееся под рукой: он оторвал от скелета демонессы подходящую кость, бегом выбрался на берег и ударил ею бесенка, как булавой, по колышущейся от удовольствия спине. Однако броня у этой твари была куда прочнее, чем у краба: тяжелый удар лишь разозлил маленького монстра. Демон с невероятной скоростью повернулся и обрушился на ассасина. Менее опытного воина он, должно быть, сразил бы на месте. Но мудрый Синан перехитрил бесенка. Увернувшись от смертоносного броска, он ударил своей булавой по хрупким суставам костяных конечностей твари. Когда же чудище рухнуло на песок, шипя и обливаясь пеной, он достал из складок своей одежды короткий кинжал с изогнутым лезвием и прикончил бестию.
Синан вынул кинжал из трупа бесенка и поднялся на ноги. Одежда его была изорвана, рука окровавлена. Спрятав кинжал, он оттащил тело маленького чудовища к самой кромке соленой воды. Затем, содрогаясь от омерзения, он поднял его и отнес на то самое место, где покоился в неподвижной воде труп его матери.
Хильдегарт опустилась на колени подле своего господина. Раны его заметно умножились. Он задыхался.
Блемми прикрыл глаза, ослабев от боли и тоски. Силы его таяли на глазах, но он явно хотел написать что-то еще. Он нацарапал на песке дрожащим пальцем: "Отнесите меня в мой Парадиз и перевяжите мои раны / сделайте все, чтобы я выжил / я открою вам великие тайны / неведомые и величайшим пророкам".
Синан взял Хильдегарт за руку.
- Знаешь, дорогая, судьба наших лошадей меня больше не беспокоит, - сказал он.
Затем Синан опустился на колени и стер все, что написал их господин. Капля его собственной крови упала на песок возле лужи, натекшей из ран блемми.
- О мой бесстрашный герой! Это отвратительное чудовище ранило тебя!
- Знала бы ты, какое бессчетное множество раз было ранено мое бедное старое тело!
Левая рука Синана была сильно рассечена хвостом твари, как будто хлыстом. Он сжал зубы от боли, когда Хильдегарт перетягивала ему рану шарфом.
- Знала бы ты, дорогая, какую радость доставила мне эта схватка! Никогда в жизни я еще не убивал тварь, которую так сильно хотел бы убить.
Блемми с трудом, упершись локтем в песок, приподнял свое безголовое тело и сделал слабый знак, чтобы они подошли. И в это мгновение Хильдегарт почувствовала острую ненависть к нему, к его слабости, которая заставила его поддаться дьявольским искушениям.
- Как ты думаешь, о чем это блемми собирается написать нам? Что это за "великие тайны", о которых он обещает нам поведать?
- Да всё те же самые, ничего нового, - с отвращением отвечал Синан. - Наверняка это будет все тот же мистический бред, будто Солнце - не более чем звезда.
Хильдегарт передернула плечами:
- Терпеть не могу эти его бредни!
- А потом он станет утверждать, будто мир невообразимо стар. Чушь, да и только. Ну пойдем, дорогая, поможем ему. Давай подлатаем как следует нашего господина, ведь больше некому это сделать.
- "Тысячи лет, - принялась цитировать Хильдегарт, не двигаясь с места, - и еще тысячи тысяч лет. И еще тысячи тысяч и тысяч. И еще помножить все это на тринадцать с половиной. Вот сколько лет прошло с тех пор, как родилась наша Вселенная".
- И как только ты все это помнишь? В искусстве чисел тебе нет равных!
Вдруг по телу Синана, от макушки до пят, пробежала дрожь: то была волна ярости, страха и усталости - отзвук недавнего поединка.
- Дорогая, позволь спросить тебя, на твое суждение я готов полностью положиться: как ты думаешь, все эти огромные числа имеют хоть какой-нибудь смысл? Ну хоть малейший?
- Нет, - ответила Хильдегарт.
Ассасин бросил усталый взгляд на совсем уже ослабевшего блемми и понизил голос:
- Ну что ж, твоему мнению я доверяю всецело. Значит, ты абсолютно уверена в том, что говоришь?
Хильдегарт ощутила прилив необыкновенной нежности к Синану. Она хорошо знала это выражение его лица - искренне и всерьез озадаченное. Она часто наблюдала это выражение в те далекие дни, когда она и Синан, наложница и господин, игрывали в шахматы, в безмятежности коротая приятные вечера. Ведь это Синан научил Хильдегарт играть в шахматы, до этого она и не подозревала о том, что есть такая игра. А игра оказалась просто потрясающей - что за чудо этот король, который едва может ходить, и быстрый ферзь, и отважные кони, и доблестные ладьи, и яростные слоны! И когда Хильдегарт стала все чаще выигрывать, Синан знай себе только смеялся да нахваливал ее недюжинный ум; казалось, игра ему от этого стала нравиться даже больше, чем прежде.
- Мой дорогой, мой отважный Синан, я даю тебе слово: такие бездны времен не нужны даже Богу, не говоря уж о его ангелах!
Без головного покрывала у Хильдегарт кружилась голова. Она осторожно провела руками по своим длинным косам.
- Почему он считает, будто цифры могут нас как-то вознаградить? Лично я бы предпочла золото и бриллианты.
Синан снова пожал плечами, бережно придерживая раненую руку.
- Полагаю, что горе затмило ему разум. Надо унести его подальше отсюда, подальше от тела возлюбленной. Если получится, нужно положить его в постель. Нельзя требовать многого от мужчины, когда он находится у края могилы своей любимой.
Хильдегарт с отвращением взглянула на скелет демонессы. Плотные соленые воды все еще не спешили поглотить гигантский скелет, но постепенно, сквозь многочисленные отверстия, влага все же просачивалась внутрь, и костяной остов понемногу тонул, будто корабль, пробитый ядрами. Вдруг в сердце Хильдегарт закралось темное подозрение. За ним последовал леденящий ужас.
- Синан, подожди-ка еще минуту. Послушай меня. Сколько всего адских отродий вышло из чрева этого жуткого демона?
Синан сощурил глаза:
- Думаю, не меньше сотни. По крайней мере, судя по тем ужасающим звукам, которые я слышал в пещере.
- Синан, а ты помнишь ту сказку, про султана и шахматную доску? Сказку про большие числа?
Это была одна из его любимых арабских сказок. В ней рассказывалось об опрометчивом обещании, которое глупый султан дал одному хитрому вельможе. На первом квадрате шахматной доски - одно-единственное зернышко пшеницы, на втором - уже два зерна, на третьем - четыре и так далее: восемь, шестнадцать, тридцать два… И в конце концов адские числа складывались в целый амбар.
Синан нахмурился:
- О да. Я помню эту сказку. И я начинаю понимать, к чему ты клонишь.
- Ведь ты же сам мне ее рассказал, - заметила Хильдегарт.
- Умница моя, я очень хорошо помню, как рассказывал тебе эту сказку! И я отлично знаю, как глубока та подземная шахта! Ха-ха! Так вот зачем он хочет накормить этих бесов мясом моих драгоценных коней! Когда эти мерзкие твари начнут размножаться, сколько их станет, как ты думаешь? Сотни, и сотни, и сотни!
- Чем это нам грозит? - спросила Хильдегарт.
- Это же очевидно, - отвечал Синан. - Они выберутся наружу и наводнят собою нашу священную родину. А размножаясь снова и снова, они вскоре распространятся на такие расстояния, которые не пролетит ни одна даже самая сильная птица!
Хильдегарт порывисто обхватила его руками. Боже, как быстро он все понимает!
Синан перешел на громкий шепот:
- Что ж, дорогая, благодаря твоей женской интуиции мы разгадали его коварный замысел! Теперь мне совершенно ясно, что нужно делать. Ты ведь со мной согласна, не так ли?
- О чем ты?
- Я должен убить его.
- Что, прямо сейчас?
Синан отстранился от нее; лицо его приняло решительное и угрожающее выражение..
- Ну разумеется, сейчас! Если хочешь убить сильного противника - напади на него неожиданно, как гром среди ясного неба. Смертельный удар лучше всего наносить именно тогда, когда противник его меньше всего ожидает. Ты сейчас сделаешь вид, будто хочешь помочь ему подняться на ноги. И тогда я, не говоря ни слова, поражу его моим стальным клинком прямо между ребер.
Хильдегарт сощурилась и стряхнула со своего плаща песчинки.
- Скажи, Синан, а ты уверен, что у блемми вообще есть ребра?
Ассасин задумчиво погладил бороду.
- Ты права, дорогая, я, пожалуй, погорячился. Нужно все продумать.
Но пока они перешептывались, блемми уже сам поднялся с окровавленного песчаного ложа. Пошатываясь и спотыкаясь, он вошел в зловонные, соленые, мертвые воды. Останки его возлюбленной так и не утонули до конца: слишком уж мелко здесь было.
Пытаясь удержаться на плаву, блемми принялся толкать белый остов за костяные зубцы и шипы, торчащие над поверхностью воды, с тем чтобы оттащить его подальше от берега. Плотность воды в Мертвом море очень высока, и утонуть в нем почти невозможно - но ведь у блемми не было головы, которую можно было бы держать над водной поверхностью. Синан и Хильдегарт кричали ему об этом, стараясь предупредить об опасности, но господин не услышал их криков.
Застряв между тяжелых костей своей возлюбленной, он утонул. А несколько минут спустя его труп выскочил на поверхность, будто пробка.