- Девки млеют. Видно же, что когтями приласкали… - и Лакки тепло улыбнулся чему-то своему, нутряному. - Только бриться неудобно.
- А ты кремом. Депилятором.
- Что я, баба?
Первый отметил, что увлечённый беседой Лакки постепенно теряет интерес к драгоценной удаче, и, мысленно извинившись перед идамом, с головой окунулся в сансару.
- Любят тебя девки, а? - это вышло не слишком естественно, но Лакки сошло.
- Ага, - хмыкнул тот, оттаивая. - Где поймают, там и любят…
- А чего сюда пришёл? Устава не нарушал давно?
- Ты это к чему? - двинул бровью Джек.
- А рыжая-то?
- Какая рыжая?
- Как какая? Венди.
Джек демонстративно сплюнул, жутковато поиграв шрамами на лице.
- Стер-рва. Ходит, сиськами светит…
- Не дала ещё? - ядовито спросил Патрик.
- Щас я тебе дам, - щедро посулил Лакки. - В бубен. С руки. И будешь ты у меня наместо надувной Амидалы. Рыжая там со своим животным милуется, а я к различной фауне, вот беда-то, равнодушен. И зоофилок тоже не очень уважаю.
- Ну ты это… не надо, - вклинился первый. - Она оператор, ей положено.
- Зоофилить-то? Или над людьми измываться?
- За животным следить.
- А тебя как звать-то? - вдруг обнаружил Лакки провал в памяти. - Забыл. Ты ведь япошка у нас? От япошек всё зло.
- Я не японец, - со сверхчеловеческим спокойствием ответил первый пилот. - Меня зовут Маунг Маунг Кхин.
- Ты меня что, тупым считаешь? - гавкнул Джек. - Чего повторяешь два раза?
- Не считаю. Имя такое.
Лакки хмыкнул и отгрыз кусок морковки. Первый пилот думал о том, как полезно уметь контролировать собственный пульс, и что техники существуют, но где же взять время, да и без наставника ничего не добьёшься. Кажется, уже семнадцатый дубль: сержант забывает, как Маунга зовут, подозревает в нём ненавистного "япошку" и обдаёт шутливой агрессией. Утомило адски. Кхин искал утешения в мысли, что хотя бы серьёзно настроенного Лакки ему видеть не доводилось.
Человек, способный сойтись с ррит в рукопашной и остаться в живых.
И даже в относительно целых.
Джек Лэнгсон по кличке Счастливчик.
Не зли его.
Маунг подозревал, что на самом деле Счастливчик так выражает свою симпатию. Лакки не хотел его смерти и даже как-то напился пьяным в компании своего закадычного дружка Крайса по кличке Крайс-воздвигнись, старшего офицера Морески и Кхина.
- Лакки, - тоскливо сказал Патрик; Маунг едва не прицыкнул на него вслух: не к месту, не вовремя! - Ну Лакки, ну что ты шляешься-то сюда? Я понимаю, Венди достала уже. Ну сходил бы на кухню, к кэпу бы в гости сходил, на тренажёры бы сходил…
О’Доннелл допускал ужасный, гибельный промах. Он считал Лэнгсона тупым агрессивным психом и разговаривал с ним сообразно своим представлениям о психах. Он даже не понимал, что Маунг сделал бы такого типа на счёт три, - но Джек был не просто умён, он был дьявольски умён.
И агрессивен.
Насчёт психа у Кхина имелись сомнения.
Лакки не только знал много умных слов - он ими выражался. Длинными, художественно выстроенными фразами. Даже ругался он театрально и так замысловато, что порой сказанное не усваивалось с налёту. Джеку нравился имидж психа и придурка, потому что вообще нравился чужой страх. Но если он понимал, что личина больше не внушает веры, и если его это не тревожило, то мог расслабиться и заговорить на нормальном для себя языке. То есть на трёх языках сразу. Двумя из них были человеческий и матерный, но третий…
Джек Лэнгсон, отморозок и сквернослов, знал латынь.
- По морде тебе сходить могу, - предложил отморозок и медленно моргнул. На иссечённой роже расплывалась чеширская улыбка. Светло-серые глаза, словно раскалённые добела, смотрели с бугристой маски двумя ножами.
"Драки хочет", - в тоске подумал Маунг и тут же понял, что ошибся. Если б Лэнгсон хотел размять мышцы, то сцепился бы со своими, такими же могучими и страшными космопехами. Уж нашёл бы повод.
Сейчас Счастливчик хотел безнаказанно поиздеваться.
"Это Венди его достала", - решил первый пилот.
- Не надо, - сказал он буднично.
- Чего? - удивился Лакки.
- Ну вот побьёшь ты Патрика, - предположил Маунг. - Ляжет он в медотсек. А у нас бой, насильственная стыковка. Упаси удача. И финал всем, Джек.
- Умный ты, Маунг, - сказал Лакки.
- Есть немного, - смиренно отвечал пилот.
Кхин читал выложенные в общий доступ отчёты военных ксенологов. Судя по ним, общение с пленными ррит во многом напоминало его попытки совладать с Лакки.
- Ну ладно, - сказал Джек. - Пойду, убью кого-нибудь.
На самом деле у него просто кончилась морковь.
Кхин проводил Лэнгсона взглядом. Когда двери за его спиной сошлись, Патрик издал тихий стон.
- Заткнись, - сквозь зубы велел Маунг.
- Удачу залапал, - почти всхлипнул Патрик. - Ну зачем, зачем мы его пустили?
- А как бы ты его не пустил? - хмуро спросил Кхин. - У него красный маркер.
Патрик беззвучно сплюнул.
Маунг вздохнул и отвернулся к мёртвому монитору. Лучше не думать о возможных последствиях. В конце концов, из колеса сансары ему ещё долго не вырваться. Это тело - лишь одно из многих.
Ракетоносный фрегат "Миннесота" покидал сектор KLJ-58/8. За кормой оставалась планета того же номера, единственная в секторе пригодная для жизни. Месяц стандартного времени назад там располагалась колония, по документам - с "большим потенциалом". До войны планета претендовала на звание Терры-4. Она и сейчас могла бы претендовать, - изобильная водой, с прекрасным климатом, - но вот потенциала не было, потому что колония кончилась.
Маунг Маунг Кхин, первый пилот, вернулся к созерцанию идама в окне-мониторе. Неожиданно для себя он задумался о погибшей удаче рейса, и было это очень неприятно. Кхин не чувствовал себя готовым к перерождению. Тогда он подумал о ещё одной удаче, которой Авалокитешвара в своём невероятном милосердии осенил "Миннесоту", и немного успокоился. К последнему оружию нельзя обращаться попусту, по мелочи, но если перед кораблём и впрямь поднимется смерть, то ей противостанет она. С тем Кхин закрыл глаза и обратился мыслями к "Сутре сердца".
Патрик О’Доннелл, второй пилот, по-прежнему мучился предчувствиями. Бесстрастный сосед окончательно ушёл в себя. Маунга Патрик уважал так, как мало кого на свете, даже больше, чем капитана и маму, и если бы первый смилостивился, сказал что-нибудь успокаивающее, так О’Доннелл и сам бы посмеялся над дурной приметой. Но Маунг молчал. Второй помялся в кресле, запустил вне расписания проверку доступной сканерам зоны и принял, наконец, решение: отправился жаловаться капитану.
Джек Лэнгсон, командир приписанного к "Миннесоте" взвода космопехотинцев, шагал по центральному коридору к жилым отсекам.
Капитан корабля, Ано Карреру, писал рапорт. Ему только предстояло услышать от второго пилота дурную новость, поэтому сейчас на сердце у него было легко. Всё прошло спокойно, насколько может быть спокойной эвакуация вырезанной рритскими войсками колонии. Карреру остался бы безразличным к гибели всех на свете колоний: он не был плохим, бесчувственным человеком, но его волновало лишь то, что непосредственно принадлежало ему. Судно, экипаж, семья на Земле. Тем, кто попадал в категорию собственности, жилось как за каменной стеной - ради них капитан Карреру готов был расшибиться в прах.
Старший офицер Морески спал.
В медицинском отсеке стояло тихое жужжание: моющий аппарат ездил по полу, разворачивался, тыкался в углы. Сама корабельная медичка вытирала пыль, сквозь баюкающий ровный звук следя за дыханием единственного пациента. Паренёк лежал без движения, приоткрыв губы. Глядел в потолок. Стимвит-Х пришлось вводить внутривенно. Подходить к мальчику с иголкой очень не хотелось, но он просто не в состоянии был ничего проглотить. Как будто отключился рефлекс.
Ничего особенного.
Шок.
Он насмотрелся особенного, этот Тери Уивинг. Должно быть, Тери: он не мог выговорить ни слова, не отвечал жестами, и писать, когда ему дали планшет, тоже не стал. Пришлось проверить списки жителей колонии, они же теперь - списки погибших. Уивинг единственный подходил по возрасту.
Медичка подошла к раковине, сполоснула тряпку и вымыла руки. Скользнула взглядом по зеркалу, поправила волосы и с неудовольствием подумала, что левый глаз всё ещё заметно красный. Вспомнила, что ещё можно закапать, но ни рецимина, ни ферона-Т в её аптеке не хранилось. Всё необходимое, ничего чудодейственного.
Смарт-пылесосик отъехал к себе на место и умолк. Медичка прошла в пустой лазарет, села на одну из коек, затянутую целлофаном. У неё была своя каюта, как у офицеров - сущий ящик рядом с рабочим местом, отгороженный листом пластика, - но туда не хотелось. Тери Уивинг едва слышно дышал через рот. Женщина посмотрела на пальцы его правой, видимой руки: если только скомкал простыню, хотя бы взялся за неё… не было даже тремора.
Сквозь полуоткрытую дверь сладко-черешнево темнела гитара. Наклейки на передней деке, крепления под ленту, чтобы играть стоя; ласковый хозяйский взгляд замер на выгибе обечайки. Женщина облизала губы, точно сражаясь с соблазном. Вздрогнула, резко выдохнула. Отвернулась.
У неё были маленькие тонкопалые руки, похожие на двух паучков.
От входной двери раздалось покашливание. Оно пыталось казаться деликатным, но выходило непохоже.
Медичка встрепенулась.
- Да?
- Айфиджениа? - начали неуверенно. Не потому, что смущались, а потому, что казарменная глотка не приноровлялась сходу к стерильной тишине лазарета.
- Джек?