Счастливчик шагнул вперёд, деловито вытащил повисшего мешком Карреру из кресла и сунул в руки ошалелому Морески. Стал перед капитанским экраном, вздёрнул подбородок.
Воин увидел воина.
- Kyrie eleison! - выдохнул Лакки и внезапно светло и дико улыбнулся ррит; в широко раскрывшихся глазах просияло безумие.
Глава вторая
Райские птицы
Ветви качнулись.
Солнце бликовало в каплях росы. Соцветие ложной вишни уронило белый бархатный лепесток, он заскользил вниз и замер в остях зреющего колоса. Невдалеке, за серыми лаковыми стволами, дышал океан: перекатывал гальку, зачинал новый прилив. У Древней Земли спутник непомерно велик, и приливы там высоки; у Земли-2 тоже есть Луна, но она много меньше. Места, где приливная волна заметна, можно пересчитать по пальцам. Здесь - видно.
Лес наполняли глухие мелодичные клики. Близилась пора гона. Псевдоптицы Терры-без-номера вили гнезда, крылатые ящеры дурели и носились у самой земли.
Нуктовые дети визжали от счастья. Соревновались, кто больше поймает.
Лилен смеялась. Она залезла на высокую ветку: хороший обзор и вокруг - сплошные цветы, из которых она, почти не глядя, плела венок. На берегу какой-то ретивый малыш сумел оседлать безмозглого крылача и теперь пытался удержаться у него на загривке. Психованный птеродактиль даже не пытался улететь, так и бегал по камням, изредка вспархивая. Вопли ящерят казались почти осмысленными.
Почти.
Нуктам не свойственно выражать мысли звуками.
Лилен вздохнула.
Всё-таки противно мотаться из одного климатического пояса в другой: здесь весна и впереди целое лето - а по универсальному времени август, скоро в университет…
Она надела венок и подставила лицо солнцу.
Птеродактиль на берегу вырвался из дитячьих коготков, унёсся, скрипуче жалуясь. Нукты унюхали идущих от рифа акул и ринулись наперерез. Не то чтобы они особенно не любили акул, но хищная тварь с пастью, в которую полугодовалый нуктенок может влезть целиком - игрушка позанятней очумелой весенней птахи.
Не поздоровится той акуле, что разинет пасть на маленького дракона.
Не акулы. Не птеродактили. Не вишни и не секвойи, в конце концов; флора северного материка Терры-без-номера фантастически походила на земную, едва не повторяла её, но здесь, в тропиках, близких подобий встречалось мало. Имена роздали без особого резона, никто не изобретал их, нужное придумывалось само собой, - как, к примеру, названия промысловых рыб.
Которые, строго говоря, и не рыбы вовсе.
Провожая ящерят мыслью, Лилен вдруг вспомнила, что в детстве её здорово интересовал вопрос: а если с нуктой подерётся тиранозавр, кто кого поборет? Папа упорно отвечал, что будет ничья, а потом звери подружатся. Когда пришла мама, то сказала, что динозавры давно вымерли, но, судя по способу охоты на аналогичных животных, сначала нукта вышибет ему глаза, а потом посмотрит по обстоятельствам.
Этот ответ Лилен понравился гораздо больше, и она лишь много позже поняла, отчего папа так рассердился и потом, закрыв дверь, долго, тихо ругался на маму.
Чуть более века назад, на излёте докосмической эры, много говорили о терраформировании. Адаптация земной флоры, коррекция климата, изменение плотности и химического состава атмосферы. Даже создание атмосфер при необходимости. Немыслимо сложные, чудовищно дорогие, столетиями длящиеся процессы, - но, казалось, если человечество всерьёз хочет занять место среди космических цивилизаций, альтернативы им нет.
Пятьдесят лет спустя Ареал человечества, самый молодой и самый крупный в Галактике, уже не нуждался в разработке таких технологий. Победоносная война с ррит, закончившаяся официальным уничтожением древнейшей расы и полной аннексией её Ареала, дала людям столько пригодного для жизни пространства, что они смогли выбирать.
Безатмосферные и некислородные планеты разом выпали из сферы интересов. Миры с пригодной для дыхания атмосферой делились на четыре категории. "Номерные" - низшая: неудобные или просто недостаточно обаятельные, чтобы быть заселёнными. Рудники, промышленность или пустое пространство, долгосрочный резерв. "Именные" - удостоенные настоящего названия; категория присваивалась по разным причинам. Маргарита славилась исключительно туризмом: модный курорт. Альцеста, чья звезда располагалась очень далеко от плоскости галактического диска, стала научным центром. Локар, Аштра, Кунасири… Высокая категория "Терра" присваивалась за максимальную схожесть с Землёй. Лишь девять Терр, "жемчуга Ареала", были по-настоящему населены. "По-настоящему" - то есть насчитывали хотя бы сотню тысяч человек.
Есть дом желанней, чем Древняя Земля, драгоценная колыбель?
Терра-без-номера, единственная носительница четвёртого, высочайшего ранга, и с ним гордого имени "Земля-2", никогда не принадлежала ррит.
Рии-Лараат, бывшая колония анкайи.
Homo sapiens, победители, доминирующая раса Галактики, обнаружили её случайно, спустя несколько лет после окончания Великой войны, Первой космической.
Война с анкайи даже не удостоилась именоваться Второй.
Всё это Лилен старательно вспоминала, пока плела венок и смеялась нуктам. Родителям она ничего не сказала, а запуганный Майк клялся молчать как рыба - впереди у Лилен мрачнела переэкзаменовка по истории.
…Нет бы достался вопрос про Рии-Лараат. Про Терру-без-номера, настолько похожую на Древнюю Землю, что колония казалась придуманной нарочно; впрочем, для Лилен скорее Земля походила на близняшку-Терру, потому что на Терре она родилась.
Теперь-то она всё выучила. Пришлось. От истории воротило с души. Только бы злобная тётка Эрдманн забыла, чем грозилась в гневе: кроме билета подробно спрашивать о начале Первой космической. Оно мало того что грустно и учить противно - о поражениях, уничтоженных колониях, потерянных крейсерах, жертвах - так ещё запутаться легче лёгкого: с тех пор поменялись названия половины планет. Какой смысл в факте, что Терра-4 была когда-то Кей-Эль-Джей-три цифры?
Никакого.
Берег был пуст, и только вдали, среди белых барашков, намётанный глаз Лилен различал гладкие чёрные головы.
Её отец был мастером по работе с биологическими вооружениями. Здесь, в терранском нуктовом питомнике, Лилен провела детство.
Малыш, мамино табельное оружие, долго служил ей живой игрушкой.
…Самки нукт, самовластные матери прайдов, пускали её в гнёзда, принимая как свою дочь. Лилен умела разговаривать с нуктами так же хорошо, как с людьми - и куда уж лучше, чем с нкхва или лаэкно; боевые псевдоящеры катали её от края к краю залива, на берегу которого раскинулся питомник, не боялись уронить, гигантским прыжком вылетая из воды на скалы мыса Копья, втаскивали на вершины огромных деревьев Терры, чтобы она могла полюбоваться видом на океан. В диком южном лесу Лилен чувствовала себя дома.
Она всё детство была уверена, что станет экстрим-оператором.
Некстати вспомнилось о Майке Макферсоне, которому Лилен так удачно навешала на уши лапши. Макферсон, счастливый обладатель любительской студии, делал в ней "живые" короткометражки, последний писк моды среди креативного сетевого сообщества. Само по себе это не подвигло бы Лилен на труд искусительницы, но, выражаясь языком старого блоггера qwerty№n54, который читал им культурологию, на челе Макферсона запечатлело поцелуй небо.
Выражаясь языком другого профессора, Майк действительно мог кино.
Призовые места на конкурсах, рукопожатия великих на конвентах, несмолкающие восторг и ругань Сети. Несколько мелких киностудий уже приглашали его на работу. Доучивался Майк по инерции, ожидая предложения от серьёзных людей.
Сокурсницей завладел азарт.
Азарт охватил и самого Макферсона - в первую минуту. До того он больше внимания уделял работе, чем девушкам, но не был наивен и хорошо понимал, чем вызван интерес первой красавицы университета. Майка сразила внешность, но не так, как это случается с обычными парнями.
Он хотел снимать Лилен в кино.
Лилен ответила на его чувства.
Только азарт и нежелание бросать начатое удержали её, когда на съёмках Макферсон зверел, превращаясь из лопоухого, чуть приторможённого зайки в свирепого плантатора. Только так и никак иначе, сорок раз посмотреть вниз, повернуть голову и поднять взгляд. "Тридцать минут всего в фильме! - орал Майк. - Одна трёхсотая всего фильма, а ты говоришь - сойдёт?!"
Отфыркиваясь и украдкой смахивая злые слезинки, Лилен делала, что велено. И снова делала. И снова, с ненавистью глядя, как Майк, поджав губы, меняет настройки и ругается с осветителем. Выходя из себя, Макферсон становился похож на очень тощего нэцкэ. На хворого эльфа. Болотного духа с камерой.
На что-то не совсем человеческое; и сквозь злость Лилен травинкой пробивалось восхищение.
Макферсон, в свою очередь, обнаружил к полному удовольствию, что златокудрая Фрейя играет заметно лучше рисованной куклы, и, затратив определённые усилия, от неё можно добиться недурного результата.
Он доснял "Кошек и колесницу", смонтировал, обработал - и влюбился в Лили Марлен.
"Тебя даже подрисовывать не нужно, - говорил Майк, глядя на неё своими унылыми северными глазами. - Ну, почти. Иногда. Только когда этот урод напортачил со светом. В жизни бы не поверил".
Так он признавался в любви.