Когда они приблизились, я смог лучше разглядеть их. Это действительно были лошади. Настоящие лошади - изысканно стоящие уши, изогнутые шеи, раздутые ноздри, и даже гривы, - хоть и неподвижные, но как будто вздыбленные ветром. Подобные изображения обычно помещают на календарях, где лошади застывают навеки в позе, выбранной для них художником. А их ноги? Нет же, не ноги, заметил я. Совсем не ноги, а полозья. Две пары полозьев - передняя и задняя, и когда лошади бежали, они поочередно касались ими земли - то раскачивались на передней, более узкой паре, то на задней.
В недоумении я опустил бинокль, передал его Саре и продолжал наблюдать за приближающимися лошадьми. Их было восемь, и все они были белые, похожие друг на друга так, что их нельзя было различить.
Сара убрала бинокль.
- Карусель, - сказала она.
- Карусель?
- Вот именно. Такая хитрая механическая штуковина, на ярмарках, или карнавалах, или в луна-парках.
Я отрицательно покачал головой.
- Я никогда не был в луна-парке. Но когда я был ребенком, у меня был конь-качалка.
Восемь лошадей стремительно приблизились и постепенно остановились. Даже на месте они продолжали слабо раскачиваться вперед и назад.
Стоящая впереди лошадь начала вещать на межкосмическом жаргоне. Этот язык уже существовал, когда человек более двадцати веков назад появился в космосе. Он был составлен из терминов, фраз и слов, выбранных из сотни различных языков и в конце концов превратился в подобие тарабарщины, но при его помощи существа, не похожие друг на друга, все же получили возможность общаться.
- Мы - лошади-качалки, - сказала лошадь. - Меня зовут Доббин, и мы пришли, чтобы забрать вас с собой.
Пока Доббин говорил, не дрогнула пи одна частица его тела. Он просто стоял перед нами - уши стоймя, точеные ноздри, развевающаяся на несуществующем ветру грива. У меня даже сложилось впечатление, что слова, которые он произносил, исходили из его ушей.
- Думаю, они очень милы, - восхитилась Сара, и это было в ее духе. Ей действительно хотелось думать, что они "очень милы".
Доббин не моргнул и глазом в ее сторону.
- Мы настаиваем на том, чтобы вы поторопились, - сказал он. - Для каждого есть оседланная лошадь, а четверо из нас помогут вам перевезти груз. Мы не располагаем временем.
Все, что происходило, не нравилось мне, совсем не нравилось. Плевал я на эту качалку!
- Мы не любим, когда нас подгоняют, - сказал я Доббину. - Если у вас нету времени, то мы проведем ночь на корабле и отправимся завтра утром.
- Нет! Нет! - страстно возразила лошадка. - Это невозможно. С заходом солнца возникнет великая опасность. Вы должны быть спрятаны до захода солнца.
- Почему бы нам не сделать так, как он говорит? - предложил Тэкк, поплотнее закутываясь в рясу. - Мне не нравится здесь. Если время поджимает, то мы можем вернуться и собрать веши потом.
Доббин ответил:
- Мы возьмем ваш груз сейчас. Утром будет некогда.
- Мне кажется, - заявил я Доббину, - вы спешите. И если это правда, то почему бы вам попросту не повернуться и не уйти туда, откуда вы явились? Мы сами можем позаботиться о себе.
- Капитан Росс, - решительно сказала Сара Фостер. - Я не собираюсь идти пешком, если есть шанс двигаться верхом. Я полагаю, вы ведете себя глупо.
- Очень может быть, - рассердился я, - но я терпеть не могу, когда мной командуют нахальные роботы.
- Мы - лошади-качалки, - сказал Доббин. - Мы не роботы.
- Вы человеческие качалки?
- Я вас не понимаю.
- Вас сделали люди? Я имею в виду - существа, похожие на нас?
- Я не знаю, - ответил Доббин.
- Как бы не так! - сказал я и обратился к Смиту. - Джордж!
Слепой повернул ко мне одутловатое лицо. Восторженное выражение как будто прилипло к нему.
- В чем дело, капитан?
- Скажите-ка, Джордж, когда вы толковали о том о сем со своим приятелем, не упоминался ли в ваших беседах какой-нибудь конек?
- Мой конек? Вы имеете в виду коллекционирование?
- Нет, - сказал я. - Я подразумеваю конька, который качается. Вы говорили про коня-качалку?
- Впервые слышу, - ответил слепой.
- Но ведь у вас были игрушки, когда вы были ребенком?
Слепой вздохнул.
- Не такие, как вы думаете. Я слепой от рождения. Я никогда не был зрячим. Игрушек, обычных для других детей, не было…
- Капитан, - Сара злилась, - вы нелепы. К чему все эти подозрения?
- Я объясню, - сказал я столь же злобно. - И ответ прост…
- Я знаю… Я знаю. Вы подозревали всех и каждого - и тем самым спасали свою шкуру.
- Милостивая госпожа, - вмешался Доббин, - я прошу вас, поверьте: как только зайдет солнце, вам будет угрожать страшная опасность. Я умоляю вас, я заклинаю вас, настоятельно советую отправиться с нами, и как можно скорее.
- Тэкк, - обратилась Сара к монаху, - иди и начинай спускать из корабля наши вещи, - она воинственно повернулась ко мне. - У вас есть возражения, капитан?
- Мисс Фостер, - сказал я ей. - Корабль ваш, и деньги ваши. Музыку заказываете вы.
Она взорвалась.
- Вы смеетесь надо мной. Смеялись все время. Вы никогда не доверяли моим словам! Ни одному слову!
- Я привел вас сюда, - твердо сказал я. - И выведу назад. Мы договаривались об этом. Я только прошу, чтобы вы не усложняли мою задачу.
Но не успел я произнести эти слова, как тут же пожалел о них. Мы были на непонятной чужой планете, очень далеко от дома, и, чем затевать перебранки, лучше было бы поддерживать друг друга. Сара абсолютно права, признался я сам себе, я действительно вел себя нелепо. Но тут же я представил дело в более выгодном для себя свете. Да, быть может, я и нелеп, но только на первый взгляд. Я знал, что если уж оказался на чужой планете, надо действовать на свой страх и риск и доверять шестому чувству. У меня был богатый опыт, и я всегда выходил сухим из воды. Так же, впрочем, как и Сара, но во время путешествий ее всегда сопровождал отлично снаряженный отряд - я же всегда действовал сам по себе.
При первом же указании Сары Тэкк подоткнул рясу и быстро вскарабкался по трапу. Вскоре он уже передавал мешки со снаряжением Саре, которая стояла посередине трапа и аккуратно бросала груз к его подножию. Ничего не скажешь - эта девица еще ни разу не увильнула от работы, она всегда была в центре событий и трудилась, наверное, больше, чем другие.
- Ну, хорошо, - сказал я Доббину. - Где же ваши вьючные лошадки? И что делать дальше?
- К сожалению, - сказал Доббин, - у нас нет рук. Поэтому навьючить лошадей придется вам. Сложите все вещи им на спины, и когда вы закончите, из их животов выскочат металлические подпруги и надежно стянут груз.
- Как это просто, - удивился я.
Доббин слегка качнулся вперед, как будто кланяясь.
- Мы всегда, - сказал он, - к вашим услугам.
Раскачиваясь, к нам приблизились четыре лошади, и я начал нагружать их. Тэкк уже вытащил вещи из корабля, и Сара стала мне помогать. Тэкк закрыл люк, и когда он спустился, все уже было готово к отправлению.
Город на линии горизонта соприкасался с солнечным диском, и самые высокие башни вгрызались в светило, откусывая от него целые ломти. Это было ярко-желтое солнце, ярче, чем земное, возможно, звезда из серии "К". Конечно, корабль мог бы помочь и дать ответы на все вопросы. Ведь корабли работают на человека. Они проглатывают информацию целиком, потом расчленяют ее, затем вновь собирают воедино. Я понимал, что наш корабль знает все об этой планете и светиле. Он осведомлен о ее атмосфере и химическом составе, и он готов выдать информацию любому, кто ее запросит. Но я не сделал этого. Я все время собирался взять с корабля лист данных, но вышло так, что табун лошадей-качалок преградил мне путь. Хотя, говорил я себе, это не имеет значения. Я могу вернуться сюда утром. Но тем не менее оттого, что я так и не заглянул в лист данных, я испытывал чувство досады.
- Доббин, - спросил я, - в чем заключается опасность? Что угрожает нам?
- Я не могу ответить на ваш вопрос, - сказал Доббин, - так как я и сам не понимаю, но я должен вас заверить, что…
- Ладно, хватит об этом!
Тэкк, тяжело дыша, пытался подсадить Смита на лошадь, Сара уже сидела верхом, важно выпрямившись. Она воплощала образ женщины, предвкушающей грандиозное приключение; собственно, все, что с ней происходило, в любом случае было необычно. Вот так горделиво восседать в седле, с забавной древней винтовкой через плечо, в костюме, словно предназначенном для бурных событий, - чем не происшествие!
Я мельком взглянул на посадочную площадку, обрамленную городскими постройками, и потому похожую на чашу. На поле не было заметно никакого движения. Солнце медленно заходило за дома, и с запада, из-за городской стены, выплывали тени. Белые здания постепенно темнели, однако огни не зажглись.
Где же все? Где жители города? Где те, кто прибыл сюда на кораблях, которые до сих пор возвышаются над полем, подобно фантастическим надгробиям? И почему все эти корабли белые?
- Высокочтимый господин, - обратился ко мне Доббин, - не будете ли вы так любезны сесть верхом на меня? У нас мало времени.
Повеяло холодом, и я признался себе, что мне становится страшновато, хотя и не понятно отчего. Возможно, меня пугал вид города, возможно, я предчувствовал, что это поле окажется ловушкой. Возможно, страх объяснялся тем, что вокруг не было ни одной живой души, кроме лошадей-качалок. Да и живые ли они?
Но мне они казались вполне живыми. Я подошел к Доббину и, с лазерным ружьем наизготовку, запрыгнул к нему в седло.
- Здесь оружие бесполезно, - явно неодобрительно сказал Доббин.