- Не-е-ет, миленькая девочка, - сказал Зелёный Человек свистящим шёпотом. - Мне не нужны твои маленькие писики и попики. Мне нужны твои какочки-завонякочки. Которыми ты какиешь в свой маленький славненький горшочечек.
Девочка обрадовалась: маньяк и в самом деле был самый взаправдашний, потому что он говорил как все нормальные маньяки, на ломаном детском языке. Но от его желания поесть детских какашек, вполне естественного (если верить учительнице и телевизору), у маленькой Биси не могло возникнуть даже самого завалящего комплекса. К тому же она смутилась, потому что знала за своими какашками одну особенность: они не всегда бывали правильными, настоящими какашками.
- У меня плохие каки, сэр, - вежливо сказала она. - Они вам не понравятся.
- Мне нужны именно они, твои плохие какашечки, - ненатурально захихикал Зелёный Человек. - Ты будешь каждую неделю собирать свои плохие каки-завоняки. Иначе я убью твою мамочку.
- А как? - поинтересовалась Биси. Ей совсем не хотелось убивать маму Серафиму, но она решила на всякий случай выяснить, как это делается: вдруг это поможет ей приобрести хоть какой-нибудь невроз.
- О, я могу убить её на расстоянии, не пошевелив даже пальцем, - Зелёный Человек ухмыльнулся так зловеще, что Биси, наконец, стало страшно. - Я убью её вот этим.
Он достал из кармана номер журнала "Артс Америкэн" и покрутил им в руке.
Девочка знала, что такое журнал "Артс Америкэн". Мама получала его каждую неделю и каждый раз бледнела, когда открывала его. Поэтому она поверила Зелёному Человеку.
- Я могу раздавить твою мамусичку, как блоху, вот так, - сказал Зелёный Человек и скрипнул ногтями. - Но пока ты будешь приносить мне свои особые каки-завоняки, мамочка будет жить и рисовать свои глупенькие, смешные картиночки.
С тех пор маленькая Бисальбуминемия лишилась покоя. А теперь ещё и этот чёртов запор!
Самое же скверное, что у неё болел живот. И болел всё сильнее.
ГЛАВА 7
Владимирильич Лермонтов шёл мимо Центра Пиаже.
Его не волновало то место, где он провёл несколько лет и где он имел шанс стать нормальным имбецилом, объектом любви и заботы. Он избрал разрушительный путь нигилизма и выскреб Центр Пиаже из тайников своего чёрного сердца.
Лермонтов направлялся в подпольную лавку, открытую безумным палеоэкофашистом Чехом Словаком. У него можно было купить органические продукты и генетически неизменённую воду без консервантов. Владимирильич тратил на это остатки средств. Скоро он должен был остаться совсем без денег, но это его не волновало: в безумном мире неограниченного насилия деньги не понадобятся.
Но, готовясь к торжеству анархии, Лермонтов не забывал сеять беду повсюду. Например, он любил нападать на подростков в тёмных переулках. Обычно он начинал с того, что отнимал у них кака-калу и сигареты с марихуаной, после чего принуждал - в обмен на возвращение их немудрёных сокровищ - прочитать страничку из Капитала, аят Корана, заклинание из Некрономикона, или ещё что-нибудь разрушительное. Потом он дарил им (под видом безобидных мемуаров порнозвёзд) какое-нибудь сочинение безумного православного злодея Тургения Ростроповича, запрещённого во всех цивилизованных странах. Его труды - в дьявольски точном переводе, изготовленном в секретных семиотических лабораториях КГБ - он всегда носил с собой в большом количестве: эти книги уничтожали в неокрепших душах волю к добру и свету и делали из детей идеальных воинов Хаоса.
На сей раз, однако, ни одна потенциальная жертва не попалась на глаза Лермонтову, пока он шёл к лавке, которая пряталась в щели между корпусом лоботомии Центра Пиаже и "Макдональдсом".
Железная дверь без вывески была покрыта толстым слоем ржавчины. Он без страха приоткрыл её и ступил в темноту. Лермонтов знал, что его ждёт в темноте: долгий подъём наверх, ещё одна железная дверь, - и, наконец, чердак, где и находилась лавка.
Чердак принадлежал Чеху Словаку, бывшему агенту венгрской разведки. Когда-то он был убеждённым коммунистом, но после поражения советского блока и распада Венгерии на Моравию и Мордовию Чех потерял веру в любые формы общественно-полезного устройства мира.
Познакомившись с ним, Лермонтов понял, что этот человек может быть полезен, и подарил ему полное собрание сочинений Ростроповича.
После чтения Ростроповича Чех Словак полностью утратил желание считать себя принадлежащим к человеческому роду. Вместо людей он полюбил вымершие виды живых существ - динозавров, археоптериксов, гигантских моллюсков. Он доказывал, что эволюция была ошибкой и что единственной задачей человечества является исправление этой ошибки. Для этого он предлагал истребить все современные виды животных, после чего вернуть природу к её первозданности, то есть ко временам мезозоя, который он считал золотым веком Земли. Это следовало совершить путём уменьшения количества кислорода в воздухе благодаря сжиганию всех запасов угля и нефти. По его мысли, возвращение мезозойского климата вызывало бы к жизни умершие виды.
Всё это он изложил в безумном "Палеоэкологическом Манифесте", который Лермонтов распространял вместе с Кораном и Некрономиконом. Он считал, что любая любая идея хороша, если только она оправдывает безграничное насилие и ведёт к торжеству безумия и хаоса. Кроме того, Словак снабжал его продуктами и водой.
На чердаке царила непроглядная тьма. В воздухе висел удушливый чад. Среди ядовитых миазмов особенно отвратительны были запахи горелого латекса, гниющих кумкватов и древесно-восточного парфюма "John Varvatos Vintage". Чех считал, что такая атмосфера ближе всего к мезозойской.
Загорелась единственная красная лампочка, и Лермонтов увидел Чеха. Тот сидел на высоком барном стуле, возвышающемся над горой игрушек, изображающих вымерших животных. Словак, скорчившись, неистово сосал хвост игрушечного бронтозавра.
- Do sviazy! - сказал Чех Словак по-русски. То было старое шпионское приветствие, принятое среди агентов восточного блока.
- Vperedt na zdorovje! - ответил Лермонтов на том же языке. Он любил русский за то, что на нём разговаривали великие адепты неограниченного насилия: Сталин, Геббельс, Чингисхан и Ростропович.
- Сегодня мне снились трилобиты, - сказал Чех и заплакал. - Они были прекрасны. Я обоссал наволочку от тоски по трилобитам! А сегодня по "Дискавери" передача про кистепёрых рыб. Я обожаю кистепёрых рыб. А ты? Любишь ли ты их, как люблю их я?
- Мне нужны продукты и вода, - перебил его Лермонтов, не желая дарить ни капли сочувствия даже себе подобному чудовищу. - Обычная порция.
- Когда ты уже взорвёшь эту свою бомбу? - недовольно пробурчал Чех, доставая из тёмного угла канистру с натуральной водой.
- Обещаю тебе: когда я её взорву, ты узнаешь об этом, - уверенно солгал Лермонтов. На самом деле он собирался взорвать бомбу тайно, чтобы никто не догадался и не смог подготовиться к наступлению Хаоса.
Они ещё немного побеседовали о своих делах. Лермонтов набрал огромную сумку продуктов и собирался уходить.
- Постой, - оживился Словак. - Я приготовил для тебя сюрприз. Тебе понравится.
- Ну-ну, - сказал Лермонтов.
- Вот, - Словак включил вторую красную лампочку, и Лермонтов увидел в самом дальнем углу чердака маленького мальчика, привязанного за лодыжку к железной трубе. Рот его был заткнут плюшевым ахредуптусом, в глазах стыли слёзы.
- Этот мальчишка шнырял возле моей лавки. Что-то вынюхивал. Он твой, - сказал Словак, после чего, исчерпав слова, схватил пластмассового археоптерикса и принялся облизывать его крылья.
- Отлично, - отрывисто произнёс Владимирильич, подходя к несчастному.
Маньяк погладил мальчика по волосам. Тот затрепетал, предощущая, что сейчас с ним будут делать что-то неизъяснимо жуткое.
Лермонтов достал из кармана одиннадцать томов романа Тургения Ростроповича "Братья Каренины" в переводе КГБ, настоящую энциклопедию ненависти и боли. Разложил их перед собой, выбирая, с чего начать. Наконец, выбрал самый отвратительный том - "Преступные наказания".
- Сейчас, - сказал он, гнусно осклабившись, - мы с тобой почитаем вслух одну интересную книжку.
ГЛАВА 8
Биси лежала на хирургическом столе, связанная по рукам и ногам.
Зелёный Человек не стал затыкать ей рот, но она не кричала, потому что понимала, что это бесполезно. Маньяк наверняка затащил её в такое логово, где её никто не услышит.
Она скосила глаза. Рядом был столик на колёсиках, покрытый простынкой. Что лежит под простынкой, девочка рассматривать не стала: вряд ли там было что-нибудь хорошее.
Сверху сияла и слепила глаза хирургическая лампа.
Она думала, до чего же ей не повезло. Ей мог попасться обычный насильник или умеренный садист. Ну пусть бы он ей что-нибудь разорвал или отрезал. Её спасли бы, положили в Центр Пиаже и окружили бы любовью и заботой, которых ей так не хватало. Но этот придурок сейчас её просто убьёт, причём довольно мучительным способом.
- Может быть, - на всякий случай спросила она, - вы не будете резать мне животик? Ведь если вы меня убьёте, то у вас не будет моих какашек, которые вам нужны.
Зелёный Человек недовольно обернулся. Он как раз мыл руки над фарфоровой раковиной.
- Миленькая девочка, - просюсюкал он, - мне как раз нужна твоя плохая какашуточка. Но она застряла у тебя в животике. Сейчас я её вырежу из твоего розового животика и тебе станет лучше.
Биси тяжело вздохнула. Маньяки всё-таки очень непонятливы.
- Если вы разрежете мне животик, - предприняла она ещё одну попытку, - я умру. И у вас больше не будет того, чего вам нужно. А если вы меня отпустите, я когда-нибудь прокакаюсь и всё будет в порядке.
Зелёный Человек со злости плюнул в раковину.