ГЛАВА ВТОРАЯ
Крошечный разбитый корабль опускался все ниже, медленно, как плывущее перышко, планируя к полю в наклонных утренних лучах солнца.
Бородатый оборванный человек сидел в кресле пилота. Каждый его нерв был возбужден. - Сложно, - пронеслось у него в мозгу, - тяжело и сложно управлять таким весом. Сложно оценивать расстояние и скорость, тяжело заставлять тонны металла планировать в жестком поле гравитации, даже тяжелее, чем подъем, когда не было других мыслей, кроме тех, что он не сможет подняться и уйти в пространство.
На мгновение корабль покачнулся, но он выправил его, маневрируя каждым кусочком воли и ума, и все-таки спустился еще ниже, зависнув всего в нескольких футах от поверхности поля.
Он опустил корабль так легко, так мягко, что тот чуть щелкнул, коснувшись земли. Неподвижно сидя в кресле, он понемногу обмякал, расслабляясь по дюймам: сначала один мускул, потом другой.
- Устал, - сказал он самому себе. - Это самая трудная работа, которую я когда-либо делал. Еще несколько миль - и я бы не выдержал, разбился к чертовой матери.
Вдали на поле виднелась группа домов, и автомобиль наземной службы вывернулся из-за них и помчался по лугу прямо к нему.
Легкий ветерок ворвался в разбитый иллюминатор, коснулся лица, напомнив ему…
- Дыши, - приказал он самому себе.
- Ты должен дышать, должен выйти и улыбнуться им. Они ничего не должны заметить, сразу, во всяком случае. Борода и одежда немного помогут. Они так будут глазеть на них, что мелких деталей не заметят. Но не дыхания, они могут заметить, что ты не дышишь. Он осторожно втянул в себя глоток воздуха, почувствовав, как воздух с острой болью прошел по ноздрям и хлынул в горло, ощутил его огонь, когда он коснулся легких. Еще вдох и еще один… В воздухе был запах, и жизнь, и странное возбуждение. Кровь билась у него в горле и стучала в висках. Он приложил пальцы к запястью и ощутил, как она пульсирует. Подступила тошнота, короткая, выворачивающая желудок, но он справился с ней, напрягая все тело, вспоминая обо всем, что должен сделать.
- Сила воли, - сказал он себе. - Энергия ума, энергия, которую никто не использует в полную силу. Воля, чтобы приказать телу, что он должен делать, энергия, чтобы заставить работать механизм тела и органов после многих лет ничегонеделания. - Один вдох, потом второй. И сердце уже бьется ровнее, стуча как насос. Успокоился желудок. - Начинай действовать печень. Продолжай качать кровь, сердце. Не то чтобы ты был старым и "ржавым", ты никогда не был таким. Просто другая система заботилась о том, чтобы ты был в форме, чтобы мог в мгновение ока перейти на запасной базис. Но сам переход был шоком. Он знал, что так будет, что это означает агонию старого вида жизни и обмена веществ.
Он держал в уме схему своего тела и всех его работающих частей - непостоянную дрожащую картину, которая вздрагивала и меняла расплывчатые цвета. Но она успокаивалась под усилием воли, под усилием его ума и, наконец, стала четкой, неподвижной и яркой - он понял, что худшее позади. Он прислонился к рычагам управления корабля, сжав руки так сильно, что они почти вдавились в металл. Пот проступил на всем его теле, он обмяк и ослаб.
Нервы успокаивались, кровь продолжала биться, и он знал, что дышит, даже не думая об этом. Еще секунду он тихо посидел в кресле, расслабляясь. Ветерок, залетев в разбитое отверстие, снова коснулся его щеки.
Автомобиль был уже близко.
- Джонни, - прошептал он, - вот мы и дома… Мы сделали это, Джонни. Это мой дом. То место, о котором я рассказывал.
Но ответа не было, только ощущение удобства глубоко в мозгу, странного уюта, такого, какой можно почувствовать, когда лет в восемь свернешься калачиком в постели.
- Джонни! - крикнул он.
И он почувствовал это снова… успокаивающее ощущение удобства, как ощущение собачьей морды в опущенной ладони.
Кто-то стучал в дверь корабля, стучал кулаком и что-то выкрикивал.
- Ладно, - сказал себе Ашер Саттон. - Я иду, прямо сейчас.
Он нагнулся и поднял плоский кожаный чемоданчик, стоящий рядом с сиденьем. Подойдя к двери-люку, он открыл его и вылез наружу. Там стоял всего один человек.
- Привет, - Ашер Саттон сделал усилие и улыбнулся.
- Добро пожаловать на Землю, сэр, - сказал человек, и это слово "сэр" пробудило сложную цепь воспоминаний Саттона.
Его взгляд упал на лоб человека, он увидел слабую татуировку его серийного номера.
Ашер совсем забыл об андроидах. Наверное, о многом другом тоже. О множестве маленьких привычек, которые улетучились из памяти за долгие двадцать лет.
Он увидел, что андроид уставился на него: на голое колено, видное сквозь продранную ткань, на ноги без ботинок.
- Там, где я был, резко сказал Саттон, - невозможно было покупать каждый день по костюму.
- Да, сэр, - сказал андроид.
- А борода, - продолжал Саттон, - потому, что я не мог побриться.
- Я видел бороды и раньше, - сказал ему андроид.
Саттон спокойно стоял и смотрел на мир перед ним: на взлет башен, светящихся в утреннем небе, на темную зелень деревьев, на синие и алые всплески цветов в садах на наклонных террасах. Он глубоко вздохнул и почувствовал, как воздух заполнил его легкие, выискивая все более дальние уголки, которые так долго голодали. К нему возвращались… снова возвращалась память о жизни на Земле, о рассветном небе, о пламенеющих закатах, о глубоком снеге, о росе на траве, о быстром переливе человеческого разговора, о ритме человеческой музыки, о дружелюбии птиц и белок, о мире и покое.
- Автомобиль ждет вас, сэр, - сказал андроид. - Я отвезу вас к человеку.
- Я бы лучше прогулялся.
Андроид покачал головой.
- Человек ждет вас и он очень нетерпелив.
- А, ну ладно, - согласился Саттон.
Сиденье было мягким, и он небрежно погрузился в него, осторожно придерживая чемоданчик на коленях. Автомобиль мчался, а он смотрел из окна, очарованный зеленью Земли.
- Зеленые поля Земли, - пробормотал он. - Или это были долы Земли? А, неважно. Старая песня, написанная давным-давно. Написанная во времена, когда на Земле еще были поля вместо парков, а Землю пахали для более важных дел, чем цветочные клумбы; в тот день, тысячи лет тому назад, когда человек только начинал чувствовать брожение космоса в своей душе. За много лет до того, как Земля стала столицей и центром Галактической империи.
Огромный галактический корабль шел на взлет в дальнем конце поля, скользя по льдисто-гладкой направляющей, с жарким пламенем стартовых двигателей, кипящим в дюзах. Его нос, с шумом вошел в ведущий вверх изгиб взлетной установки и уже был далеко - грохочущая полоска серебра, выстреленная в голубизну. Мгновение она мерцала в золотисто-красном утреннем свете, а потом была проглочена лазурным туманом неба.
Саттон снова устремил взгляд на землю и сидел, впитывая в себя ее вид, как человек впитывает в себя первые горячие лучи весеннего солнца после долгих месяцев зимы.
Далеко к северу возвышались двойные башни Бюро Правосудия, Инопланетное отделение. А к востоку - громада зданий из пластика и стекла - Университет Северной Америки. И другие здания, которые он позабыл… Здания, для которых, как он обнаружил, у него не было названий. Здания, удаленные друг от друга на расстоянии мили, с парками и участками лужаек между ними, были скрыты холмами деревьев и кустарников - ни одно не стояло в пустынном одиночестве - и сквозь их зелень Саттон заметил мерцание света как свидетельство того, что там жили люди.
Машина скользнула и остановилась перед административным зданием, андроид открыл дверцу.
- Сюда, сэр, - попросил он.
В холле было занято всего несколько кресел, в большинстве своем - людьми.
- Людьми или андроидами, - подумал Саттон. - Нельзя уловить разницу, если не видишь их лбов. Знак на лбу - клеймо изготовления. Сигнальная пометка, которая говорит: этот человек не человек, хотя и кажется им.
Вот те, которые ко мне прислушиваются. Вот те, которые обратят на меня внимание. Вот те, которые спасут от любой вражды, которую в будущем человек поднимет против меня.
Потому что они хуже, чем те, кто не лишен наследства. Они не бывшие люди, ибо никогда не были ими. Они рождены не женщиной, а в лаборатории. Их мать - бункер с химическими реактивами, а отец - изобретательность и техника человеческой расы.
Андроид - искусственный человек. Человек, сделанный в лаборатории из собственно человеческого глубокого знания химических веществ, атомной и молекулярной структур и той странной реакции, которая известна под названием "жизнь".
Человек во всем, кроме двух строк знака на лбу и неспособности к биологическому воспроизводству.
Искусственные люди в помощь настоящим, биологическим людям, чтобы держать груз Галактической империи, чтобы тонкую нить человечества сделать прочнее. Но удерживаемые на своем месте. Месте, вполне подходящем для них.
Коридор был пуст, и Саттон, шлепая босыми ногами по полу, шел за андроидом. На двери, перед которой они остановились, было написано: "Томас X.Дэвис (человек). Начальник эксплуатационного отдела".
- Входите, - андроид открыл дверь.
Саттон вошел. Человек за столом взглянул вверх и судорожно глотнул.
- Я человек, - заявил ему Саттон. - Может быть, я и не похож на него, но это так.
Человек ткнул большим пальцем в сторону кресла.
- Садитесь, - сказал он.
Саттон сел.
- Почему вы не отвечали на наши сигналы?
- Передатчики неисправны, - ответил Саттон.
- У вашего корабля нет опознавательного знака.
- Его смыло дождем, - сказал Саттон. - У меня не было краски.
- Дождь не смывает краску.