– Дежурит, вечером сменится. Кстати, спасибо тебе еще раз: удивительно вовремя тогда твои бойцы прибыли… думал, все – амба.
– Свои люди – сочтемся, – глядя в узкое, похожее на бойницу окно, пообещал Викентьев. – Ты, главное, выздоравливай поскорей. Да, Ларионов просил тебе рюкзачок передать. Так сказать, в благодарность за содеянное. Вместе с заверениями, что он добро помнит. Кстати, и сам рюкзак тоже в подарок. Там в кармашке письмо от него. И от Полины сверток. В общем, подарки тебе половину лодки заняли… снова должен будешь, – пошутил полковник.
"Бедная девочка! – Глеб вспомнил рассказ Поли об ее отношении к Ларионову. – Но по крайней мере живой осталась. А там, глядишь, и ее жизнь к лучшему изменится".
– Петрович! – взмолился вдруг Чужинов. – Забери меня, а?! Я у тебя в "Снегирях" обузой не стану, не настолько я немощный. Третий месяц пошел, как я здесь, чокнусь скоро.
– Верю, что обузой не будешь. А Евдокия Петровна отпустит?
– Сейчас попробую с ней договориться… – Глеб решительно поднялся на ноги.
– Сиди уж, я сам.
Глеб проводил Викентьева улыбкой. Смотрите, какой заботливый! Понятно же, что он со Старовойтовой лишний раз встретиться хочет. То-то все в окно поглядывал в надежде ее увидеть. А что, пара получилась бы не хуже других. Как поется в одной песне: он мужчина интересный, и она разведена. Пожалуй, не совсем так: оба они, и Викентьев, и Старовойтова, остались без близких пять лет назад, когда все и случилось. Но жизнь-то продолжается.
Чужинов взглянул на рюкзак – подарок Ларионова. Отличный рейдовый рюкзак переменной емкости, с модульной подвесной системой. Он давно о таком мечтал. Если дернуть за специальное кольцо, основная емкость отпадет и останется лишь пояс – фактически разгрузка, причем кевларовая. И цвет хаки. Любой камуфляж, не важно какой, цифровой или растительный, подходит лишь под определенную местность, универсального нет, и хаки – то, что и необходимо.
Глеб открыл верхний клапан рюкзака. Сверху лежал комплект "Горки": стопроцентный хлопок из нитки особой скрутки, придающей одежде водоотталкивающие свойства, с усилениями на локтях, коленях и задней части брюк. И тоже хаки.
"Как будто мешок Деда Мороза мне одному достался!" – Чужинов обрадовался как ребенок, извлекая на свет трекинговые ботинки от известнейшего немецкого бренда. – И размерчик мой!"
Не так давно, когда Глеб считал, что жить ему всего ничего, раздарил он все, что было у него ценного, не объясняя никому причин. Только и остались у него что автомат АК, произведенный в шестидесятых годах прошлого века, бинокль "Carl Zeiss", видавший виды комок да старые истоптанные сапоги, которые давно уже следовало выбросить. И тут на тебе! Впору заорать во весь голос от переизбытка эмоций. Возможно, Глеб и заорал бы, но прибегут люди с оружием спасать его от непонятно откуда взявшихся внутри поселения тварей. Представив все воочию, он усмехнулся.
Нож. Глеб вынул его из кожаных проклепанных ножен, поднес поближе к окну… Его собственный, верно прослуживший последние пять лет, остался в небольшом поселке на берегу Логи. Там, где он успел окончательно попрощаться с жизнью.
"Качество, проверенное временем", – хмыкнул он, рассматривая форму лезвия: именно такая форма и у американского Ка-Бара, и у отечественного НР – ножа разведчика. Ярко выраженная гарда, клиновидный скос. Пластинчатая, на клепках рукоять, массивное навершие с отверстием под темляк. Нож явно ручной ковки, но Чужинов мог с ходу назвать с пяток сталей, применяемых в обычных инструментах и механизмах, которые нисколько не уступали самым элитным маркам ведущих производителей, если были еще не лучше.
Он проверил баланс: все в порядке. Сжал рукоять поочередно обычным, топорным и обратным хватом, покрутил нож в пальцах, перекинул из руки в руку – ощущения были прекрасными. Нанес в воздухе несколько режущих ударов, закончив комбинацию глубоко проникающим. И тут все отлично. Оставалась последняя проверка, и, если нож выдержит такое "издевательство", останется только порадоваться, что он оказался в его руках. Если же нет, прямая дорога ему на кухню. Глеб вставил лезвие в щель между бревнами по самую рукоять и повис на нем весом всего тела. Нож выдержал, и, довольный, Чужинов положил его на стол, чтобы снова склониться над рюкзаком в предвкушении следующего подарка. Он вынул футляр размером с небольшой кейс, пристроил его рядом с ножом на столе и открыл.
– Петр Сергеевич! – прошептал Глеб, глядя на содержимое футляра. – При встрече я тебе в ножки поклонюсь!
Внутри лежал пистолет ОЦ-27, или ПСА "Бердыш", – последнее творение гениального конструктора Стечкина, пусть и сделанное им в соавторстве. Кнопка сброса магазина на обе стороны, емкость его – восемнадцать патронов, трехпозиционный предохранитель с функцией безопасного спуска курка, потрясающая надежность и очень высокая для боевого оружия точность. И это были далеко не все его достоинства. В комплекте к пистолету имелись три сменных ствола разных калибров, замена которых даже в полевых условиях – минутное дело. Один из них под патрон ТТ 7.62, второй – под 9×19 парабеллума. И третий тоже девятимиллиметровый пистолета Макарова и, что немаловажно, под более мощный патрон ПММ. Нет, Чужинов не собирался постоянно носить с собой весь набор стволов. Но в нынешних условиях, когда патроны в дефиците, такое разнообразие калибров становилось еще одним немалым достоинством пистолета.
"Сила! – Чужинов взвесил в руке почти килограммовый пистолет. – И хват нисколько не хуже, чем у "Беретты", в который раз убеждаюсь". Он уже имел дело с "Бердышом", особенно нравилось ему, что импульс отдачи приходился ниже затвора, примерно на уровне спусковой скобы, поэтому пистолет не подбрасывало так, как, например, ПМ. И сама отдача была не такая резкая, растянутая, что ли. Нашлись к пистолету и боеприпасы: двадцать пачек, по шестнадцать патронов в каждой. Причем все повышенной бронебойности. Пули с оголенным стальным сердечником не имеют такого останавливающего действия, как обычные, но твари – существа, абсолютно лишенные чувства боли, болевого шока от них не дождешься, и потому валить их нужно сразу намертво, поражая головной мозг. Однако строение костей черепа у них таково, что частенько случаются рикошеты, ну а с такими патронами этого можно особенно не опасаться. Глеб быстро снарядил все три запасных магазина, вставил один из них в рукоять пистолета и снова залез в рюкзак, чтобы в очередной раз обрадоваться. Ну а как тут не порадоваться абсолютно новенькой бундесверовской альпийской парке!
Подарки на этом закончились, правда, в одном из карманов удалось обнаружить брезентовую портупею, которая куда предпочтительнее кожаной. И тоже цвета хаки.
На дне рюкзака прощупывалось что-то мягкое, но Чужинов даже смотреть не стал. И без того ясно, что там пенополиуретановая подстилка, на которой и на леднике спать можно, не боясь застудить себе почки, которую можно использовать как гамак или носилки для переноски раненых.
"Да уж, – думал Чужинов, облачившись в "Горку" и пытаясь разглядеть себя со стороны без помощи зеркала, – дошел ты, Глеб, до точки. – Новая одежда висела на нем мешком. Вообще-то размер был его, но похудел он за время болезни так, что хорошо, если пятидесятый остался. – Ну ничего, как говорила бабушка, были бы кости, а мясо нарастет. Кстати, Викентьев сказал, что там еще должно быть и письмо от Ларионова".
Нашлось и оно.
"Глеб, – писал Ларионов, – бесконечно тебе благодарен. Очень надеюсь, что содержимое рюкзака тебе понравится".
Число, размашистая подпись и в самом низу приписка:
"Буду рад увидеть тебя в Мирном. И дела для тебя найдутся, и просто погостить".
Еще бы Чужинову подарки не понравились: по нынешним временам и сам рюкзак, и его содержимое – клад, да еще какой! Понимает Ларионов толк в подобных вещах. А чего удивительного: в прежней жизни он, как и Викентьев, тоже полковник, хотя к спецуре никакого отношения не имел. Глеб снова взял со стола пистолет. В теперешнем его состоянии, когда с автоматом не развернешься, мечтал он об АПС, а тут такая удача.
Скрипнула дверь, пропуская Марину. Девушка, увидев его в "Горке" и с пистолетом в руке, побледнела.
– Глеб, ты куда собрался? – всполошилась она. – Рано тебе… ночами иной раз зубами скрежещешь, еще и постанываешь… – Отлично себе представляя, что, если тот что-то решил, отговаривать бесполезно.
– Никуда, милая, никуда, – улыбнулся ей Чужинов, положив пистолет снова на стол и обняв девушку здоровой рукой. – А если даже и соберусь, тебя возьму. Поедешь со мной?
– Еще спрашиваешь! – Марина прильнула к нему. – Кирилла Петровича видел?
– Заходил не так давно. Скоро снова должен прийти.
И действительно, Викентьев не заставил себя долго ждать.
– Ну что, Глеб, собирайся, – с порога заявил он. – Отправляемся завтра в семь ноль-ноль. – Затем обратился к девушке: – Ну, Марина, ты прямо расцвела… красавица-то какая!
– Теперь есть для кого, – потупилась та. – Ой, Кирилл Петрович, давайте я вас чаем угощу, – засуетилась вдруг девушка.
Все уже заняли места в лодке, готовясь к отплытию, когда Глеб подошел к Старовойтовой попрощаться.
– До свидания, Евдокия Петровна. И спасибо вам за все!
– До свидания, Глеб. Береги себя, по крайней мере хотя бы в ближайшее время.
– Постараюсь. Ну а когда полностью приду в себя, обязательно к вам наведаюсь: наш уговор я помню.