- Ребята тут ни при чем, - отозвался Дробный. - Этой ночью я все обдумал. Здесь для меня куда больше работы, чем на большом спутнике Фар. А на обратном пути вы меня захватите. Пойми, - сказал он, привлекая меня к себе, - экспедицию сюда пришлют нескоро, ее подготовка потребует времени. А за месяц я сумею собрать такой материал, который можно будет исследовать в лаборатории годами. Всего лишь месяц - и мы снова будем вместе.
Он повернулся и пошел к кораблю, а я села на камень и заплакала. Из воды на меня глядели равнодушные зрачки мезозойского чудища - то ли рыбы, то ли крокодила.
Не знаю, как Виктор говорил с Беловым, но, к нашему удивлению, после этой беседы Эрнст не только дал согласие, но с жаром принялся убеждать начальство на Земле оставить исследователя Дробного на безымянной планете для проведения исключительно важных экспериментов. Земля не возражала.
Мы помогли Дробному поставить палатку, разместить приборы и продукты. Реактор был исправен, Белов торопил нас, и мы даже не успели как следует попрощаться. Корабль стартовал, и вскоре серебристый шар с затерявшимся на нем человеком растаял в черной бездне. Я вглядывалась в него, и тоска сжимала мое сердце. Ни разве мог кто-то предположить, что мы уже никогда не увидим Виктора Дробного…
Большой спутник планеты Фар оказался настоящим геологическим раем, буквально на каждом шагу мы находили приметы ценнейших месторождений. Еще никогда не была я так увлечена работой, и лишь отсутствие Виктора омрачало радость, которой были наполнены все эти дни.
Но прошел месяц, и мы покинули большой спутник. Как ждала я встречи с безымянной серебристой планетой, позабыв к тому времени все свои обиды! Ребята посмеивались надо мной, но я не обращала внимания на их взгляды и не отошла от иллюминатора, пока не увидела с высоты знакомую палатку. Мы сели от нее в нескольких километрах, как требовали правила безопасности, и это расстояние я не шла, а бежала, чтобы поскорее увидеть любимого. Как сумасшедшая ворвалась я в палатку и остолбенела. Из-за установленного приборами стола мне навстречу шагнул совсем не Виктор Дробный. Вернее, не совсем Виктор Дробный. Это был гигант выше его на две головы, с одухотворенным, словно просветленным лицом, сохранившим основные черты моего любимого.
Защитный костюм, бывший ранее великоватым, разошелся по швам на раздавшейся вширь груди, мускулистые руки выглядывали из рукавов почти по локоть. В его движениях, когда он подошел ко мне и приветствовал незнакомым грудным голосом, чувствовалась сила и какое-то непостижимое благородство.
Испытывая изумление и страх, вглядывалась я в прекрасное, но бесконечно чужое лицо. Глаза на огромном бугристом лбу обладали какой-то магической силой, они буквально излучали живую энергию и одержимый, нечеловеческий ум.
- Прости, я не смогу сдержать своего слова. Нам никогда не быть вместе! - Такой была первая фраза, которую произнес этот знакомый и незнакомый мне человек.
Вошел Белов и с ним еще несколько ребят, они неподвижно замерли у входа.
- Эксперимент закончен, - произнес гигант, обращаясь к Белову. - Мы не рассчитывали на такой результат, верно?
Эрнст растерянно глядел на него, и гигант добавил:
- Наше предположение насчет ускоренной эволюции оказалось верным, Эрнст. Но мы недооценили воздух этой планеты. Он сделал меня таким, какими будут люди спустя столетия. Идем, я должен многое тебе рассказать. - Он увлек к выходу Белова, который пошел не сопротивляясь, безотчетно, как сомнамбула.
Когда до старта оставалось несколько часов, Белов зашел ко мне в каюту.
- Не надо меня утешать! - подчеркнуто спокойно сказала я.
- Ты не из тех, кого следует утешать, - ответил Белов.
- Объясни, что все это значит. О каком эксперименте говорил Вик… - я запнулась, - этот человек?
- Понимаешь, - нерешительно поглядывая на меня, словно боясь причинить боль лишним словом, начал Эрнст, - когда месяц назад разгневанный неуместной, как он думал, шуткой Виктор пришел ко мне, мы очень быстро выяснили, что вас никто не разыгрывал. Вместе с ребятами мы возились с реактором, никто из нас не покидал корабля.
- Выходит, ящер сам вырос за ночь, и эта, как ее…
- Латимерия.
- Вот-вот. Так не бывает!
- Бывает, - мягко сказал Эрнст. - Неужели ты не понимаешь? Здесь - бывает!
Тут, наконец, меня осенило.
- Значит, ото но просто мезозой?
- В том-то и дело, - сказал Белов. - Ящер изменился, латимерия научилась дышать и, по сути, превратилась в совсем иной вид, растения обрели новые формы и свойства… Мы поняли, что имеем дело с эволюцией, которая протекает небывало ускоренными темпами, что земные мерки и определения тут не годятся. По-видимому, роль катализаторов играют те самые вещества, которых нет в нашей атмосфере. И когда Виктор осознал, что может за несколько дней увидеть то, на что обычно уходили тысячелетия, он и слышать не захотел ни о каком спутнике Фар.
- Но почему, почему вы ничего мне не сказали?…
На какое-то мгновение Эрнст смутился:
- Виктор не хотел тебя волновать, - произнес он. - Ведь речь шла о необычном, из ряда вон выходящем явлении. Конечно, мы не могли предполагать, что мощное течение этой бурной эволюции захватит и самого исследователя…
- Дробный проявлял обо мне трогательную заботу в прошлом, - скривилась я. - А час назад он мне даже не улыбнулся, ты заметил?
- Заметил. Мне тоже показалось вначале, что он нам не рад. Но пойми, - сказал Белов, - он уже не принадлежит нам, это совсем другой человек. Человек будущего. Виктор решил пожертвовать всем, отказаться от всех удовольствий, от личной жизни, наконец, чтобы выжать максимум из своего драгоценного мозга. И, кроме того, он болен.
- Болен? - воскликнула я, сразу забыв обо всем на свете.
- Да, наш организм не приспособлен к такому быстрому делению клеток. А Виктор продолжает расти, ведь возможности человеческого развития беспредельны. Он будет расти до тех пор, пока дышит воздухом этой планеты.
- Проклятый воздух! - прошептала я.
- Чудесный воздух! - возразил Эрнст. - Вспомни, ты вдыхала его всего несколько часов - и без труда нашла оригинальное доказательство теоремы Файберга. А Виктор провел здесь месяц, и даже то, что он успел мне сообщить в кратком разговоре, продвинет нашу науку вперед на десятилетия.
И Белов увлеченно принялся доказывать, что с помощью этой волшебной атмосферы можно будет совершать запланированные грандиозные открытия, которые позволят человечеству сделать огромный скачок в развитии. Он говорил о прогрессе цивилизации, о школах будущих гениев. Утверждал, что результаты экспедиции на большой спутник Фар смехотворны по сравнению с открытиями Дробного и что самая большая ценность, которую мы доставим на Землю, - это он сам, Виктор Дробный.
А я почему-то думала, что, кроме меня, у того, прежнего Дробного, были отец и мать, которые любя г. его и ждут. Я пыталась представить, какой будет их встреча и как сложится земная жизнь у нового Виктора Дробного. Суждено ли ему остаться живым генератором идей и открытий, или он сумеет остаться еще и человеком, с его радостями и болью, сомнениями и ошибками. Я не выдержала и спросила об этом Белова.
Эрнст запнулся и не очень уверенно ответил:
- Это в тебе говорит женщина. А вообще-то… Конечно, все не так просто, и понадобится еще множество экспериментов, прежде чем мы научимся использовать чудесный дар планеты… - Он пристально взглянул на меня и закончил: - планеты Виктории. Ты не будешь возражать, если мы назовем ее так?
Я промолчала, и он неслышно вышел, осторожно прикрыв за собой люк.
…До старта остаются считанные минуты. За иллюминатором проплывают низкие фиолетовые тучи и яркие вспышки разрядов озаряют разросшиеся острова зелени, отражаются в темной, иссеченной каплями воды поверхности озер.
Виктория провожает нас грозой. Я вглядываюсь в фиолетовую, озаряемую вспышками бездну над головой и думаю, сколько противоречивых истин еще воздвигнет она на нашем пути. Я знаю: за право познать сокровенные глубины этой непостижимой, извечно манящей человека бесконечности, нам не раз еще придется платить самой высокой, самой дорогой ценой.
БОЛЬШОЙ ДУБЛЬ
I
Исследовательский корабль, стартовавший с Плутона, взял курс на Землю. Экипаж понемногу приходил в себя после нескольких месяцев напряженной, изматывающей работы. Приводились в порядок наспех сделанные записи, обобщались результаты экспериментов, тщательно классифицировались образцы пород и грунта. Впервые за много дней в информационном отсеке затрещали игровые автоматы и пошли в ход видеокассеты с семейной хроникой.